Лия Симонова - Лабиринт
— Просьба шефа — закон, — почти не разжимая губ, процедил сквозь зубы Кирилл. И, цитируя заученные в школе стихи, добавил: — Будет тебе, шеф, и белка, будет и свисток.
— Свисток мне не нужен, — закапризничал Рембо. — А мотоцикл — это хорошо, это дело. Деня, как ты думаешь, «Белка» нас устроит?
— Устроит, — согласился Деня, глядя только на своего хозяина.
— Ну вот, видишь, Дикарик, Деня согласен, — пропел Рембо, стараясь одобрением младшего пацана еще раз побольнее уязвить Кирилла в присутствии всех, и особенно Викули. — Деник, сколько у нас монет?
Деня Смурыгин хладнокровно вывернул все имеющиеся у него карманы, наскреб горсть мелочи и старательно пересчитал ее.
— Девяносто три копейки, шеф.
— Отдай, Деня, все, что мы имеем, моему лучшему другу, не жадись, — сокрушенно вздохнул Рембо. — У моего друга намечаются большие расходы.
— Спасибо, шеф, — низко поклонился Кирилл, принимая деньги от Смурного. — Я ж не сегодня родился, знаю, что за все надо платить. Я заплачу. «Белка» потянет всего-навсего на кусок, так что сдача за мной. Чего не сделаешь для лучшего друга!..
Рембо, услышав в его словах угрозу, быстро вскинул томные глаза, и они сделались стеклянными. На один миг, на неуловимую долю секунды. Но и этого было достаточно, чтобы не сомневаться, что перед тобой не человек — дьявол. И лучше не дразнить, не искушать его. Лында чувствовал это тоньше Кирилла.
— А я, шеф, знаю потрясающую байку, — как ни в чем не бывало объявил Лында, по-детски простодушно всем улыбаясь.
Кирилл не переставал удивляться умению Валика разряжать самую напряженную ситуацию, пользуясь безотказно действующей на окружающих детской непосредственностью. Его располагающая к себе наивность позволяла ему делать и говорить все, что он хотел, и даже то, что другим не простилось бы.
Приблизившись к Рембо со стороны Дени, Лында, не забывая широко и вполне дружески улыбаться, ловко оттеснил новоявленного фаворита с занятого им места и сам сел на освободившийся стул, который предусмотрительно повернул к Рембо спинкой.
— Во Франции было дело, — начал он, не дожидаясь одобрения. — Возле города Сержи-Понтуаз. Три приятеля, Фрэнк Фонтэн, Жан-Пьер Прево и Соломон Н’Дяй, собрались на базар торговать джинсами…
— Джинсами? — удивленно переспросил Рембо, будто Лында сказал что-то необыкновенное. И без всякого видимого перехода снова запривередничал, кривляясь, как ребенок: — Лындочка, купи у них и для меня джинсы. Мои, смотри, совсем поистерлись…
Рембо живо переместил Викулю на подлокотник, словно куклу, с которой уже наигрался, и выставил на всеобщее обозрение просвечивающие из дырок на брюках колени.
— Ладно, купим, — сразу же изъявил готовность Лында, будто французы из его байки торговали на соседнем базаре и речь шла о пустячной мелочи, о которой и говорить-то нет резона. — Слушайте дальше… У Фрэнка имелся старенький «фордик». Стартера у него уже ни фига не было, и заводился он с, трудом, но товар возить можно. Фрэнк подкатил к дому Жан-Пьера, и этот Жан-Пьер вместе с Соломоном погрузили часть джинсов в телегу и поперли за остальными. А Фрэнк из телеги не вылезает, чтобы мотор не заглох. И вот видит он, что-то с неба палится. Подумал, самолет гробанулся, рванул к тому месту, где бы ему упасть, да вроде ничего не падает. Задрал он морду кверху, а над ним четыре ярких шара мотаются…
— Да что ты?! — всплеснул руками Рембо, отчего Викуля чуть не свалилась с подлокотника. — И долго они так будут мотаться? Видишь, девочка скучает, ждет меня, а ты баланду травишь-травишь…
Все в подвале, и Лында в первую очередь, знали, что Рембо обожает длинные истории с приключениями, особенно если в них молодые люди, такие как он, совершают чудеса храбрости, злодейства и оборотистости. Неудовольствие Рембо на этот раз выражало крайнюю степень его раздражения попыткой Дикаря, Лынды и тем более Пупка проявить независимость от него, о чем, как пить дать, донесла ему ослепленная ревностью и обидой Семга. Известие оказалось настолько неожиданным и ошеломляющим, что Рембо до конца в него не поверил и пока по-отечески терпеливо, всего лишь показным пренебрежением вразумлял своих зарвавшихся корешей. Не трудно представить себе, как озвереет Рембо, убедившись, что они на самом дело покидают его.
Лында предвидел это и вполне правдоподобно прикидывался, что не замечает дурного настроения шефа. После короткой паузы он продолжил свой рассказ:
— Ну вот, тягают Жан-Пьер с Соломоном новую партию джинсов, а телега Фрэнка стоит уже в двухстах метрах от дома. И весь ее передок не то в тумане, не то в дыму. Мужики подумали, что «фордик» ку-ку: загорелся там или еще чего — трухлявый же! Похиляли посмотреть, что с Фрэнком, а Фрэнка и след простыл. Мотор, сволочь, тарахтит, фары горят, а Фрэнка, поискали вокруг, нигде нету…
История принимала детективный оборот, и Лында умело смаковал таинственность ее событий, но Рембо, вопреки своим пристрастиям к таинственному и сверхъестественному, слушал нехотя, нетерпеливо поглядывая на Смурного.
Смурной, как объезженный скакун, хорошо чувствующий седока, не дожидаясь окончания рассказа, вышел из комнаты. Это было уже прямым вызовом, но Лында и Дикарь, и даже Пупок понимали, что они не должны сорваться. Лында, притворившись, что не придал значения оскорбительной выходке юного наглеца, попробовал пообещать Рембо увлекательную развязку:
— Слушай, шеф, я тебе такого еще не рассказывал… Те четыре ярких шара, которые над Фрэнком мотались, ну, я говорил уже, теперь и Жан-Пьер с Соломоном увидели. И прямо на их глазах шары эти вдруг растаяли в воздухе, а яркое облако превратилось в светящуюся трубу и тоже исчезло. Ну, парни порядком трухнули, поперли в жандармерию. Жандармы ушами шевелят, насторожились, стали, как водится, мужиков допрашивать. Каждого по отдельности, да только они ж не врали, шлепают все одинаково, на мокруху тут не похоже. Тогда жандармики подняли всех на ноги, слазили на электростанцию, поблизости была у них, пошуровали баграми в реке, все думали жмурика найдут, ни фига не нашли. Газеты у них, знаешь ведь как, тут же все поразнюхали, жандармов подначивают: они, мол, вас за дураков держат, а сами припрятали своего приятеля. Жандармы отбрехиваются: не могут они ваньку валять. Оказывается, этот Жан-Пьер с Соломоном торговали без разрешения властей и налоги не платили. Зачем же им с жандармерией шутки шутить?..
Рембо, казалось, чуть оживился, но тут же погас, впадая в прежнее томное равнодушие ко всему, кроме живой игрушки, которую он снова перетащил на свои колени.
— Через неделю Фрэнк появился на том самом месте, откуда исчез, — уже комкая, наскоро сворачивал шикарную байку Лында. — Щетиной зарос, но так больше ничего в нем не изменилось. Вызвали его в жандармерию, а он ничего не помнит, никак не может врубиться, что уже неделя прошла, и, похоже, крыша у него поехала. Ну, жандармы туда-сюда, обратились к врачам, к ученым, которые космическими исследованиями занимаются, неопознанными объектами, пришельцами и всем таким, и выясняется, что Фрэнка этого пришельцы на свой корабль уволокли. Вспомнил он через некоторое время, что лежал в какой-то белой комнате, будто лаборатории, и с ним инопланетяне, или кто там еще, какие-то эксперименты проводили. Усыпляли его, а когда хотели поговорить, то слова возникали прямо в его сознании. Он будто слышал металлические голоса, но никого не видел. И вот так, не общаясь, через черепушку, эти инопланетяне предупредили его, что вспоминать он ни о чем не должен, если не хочет причинить себе боли. Вы, мол, елки-моталки, жители Земли, варвары, склонные к разрушению, и лишнего вам знать не положено, вы все знания употребляете себе во вред…
— Надо же! — обрадовался Рембо. — Фартовые мужики эти пришельцы. Предупредили человека, что причинят ему боль, если будет понтоваться во вред им. Фраера! Ты понял, Лында, понял, нет? А ты, Дикарик, понял? Вот Пупок, он умница, он понял. Подойди ко мне, Пупоня, — позвал Рембо, — я хочу пожать твою руку.
Колюня послушно вразвалочку поплелся к Рембо. Шеф протянул ему руку с перстнем и, дождавшись полагающегося ему поцелуя, поставил Пупка на колени.
— За понятливость, Пупок, разрешаю тебе полизать мои пятки. Вот, умница! Умеешь! Ботиночки у меня, видишь, старенькие, грязные, лизать их — одни слезы, правда, Пуп? Притащишь мне новые «адидасы». Их и лизать не придется, они и так блестят. Ты со мною согласен?..
Колюня, не поднимая головы, кивнул. Рембо, вполне удовлетворенный задуманным им спектаклем, дернул Колюню за руку, поднял с колен, больно похлопал по щекам, смачно плюнул в лицо и еще раз подставил руку для поцелуя. Не смея утереться, Колюня, как повелось, поблагодарил шефа за внимание и снова поцеловал его руку.
В этот самый напряженный до предела момент, словно за дверью поджидали удобного случая, послышался страшный, нечеловеческий мальчишечий крик, и Деник Смурыгин втолкнул в комнату невысокого мальца, которому на вид было не больше одиннадцати-двенадцати лет.
