Лора Уайлдер Инглз - Долгая зима
На второй вечер за ужином мама сказала:
— Это последний каравай хлеба. Нам обязательно нужна мука, Чарльз.
— Как только буря утихнет, я пойду в лавку и куплю муки, сколько бы она ни стоила.
— Возьми мои деньги, папа, — сказала Мэри. — Двадцать пять долларов и двадцать пять центов, этого хватит на столько муки, сколько нам надо.
— Ты добрая девочка, Мэри, — сказала мама. — Но надеюсь, что нам не придется тратить твои деньги. Цены будут зависеть от того, когда придет поезд.
— Да, конечно, — подтвердил папа.
Мама встала подбросить в печку еще один сенной жгут. Когда она открыла дверку, из печки вырвалось дымное желтовато-красное пламя, на мгновение разогнавшее темноту. Но вскоре все опять погрузилось в черную тьму, и дикий вой бури показался еще сильнее и ближе.
— Будь у меня хоть кусочек сала, я могла бы как-нибудь осветить кухню, — сказала мама. — Когда я была девочкой, мы никогда не сидели в темноте, хотя об этом новомодном керосине никто еще слыхом не слыхивал.
— Да, — согласился папа. — Времена нынче пошли не те. Все очень быстро меняется. Железные дороги, телеграф, керосин и угольные печки — это, конечно, прекрасно, но беда в том, что люди теперь очень сильно от них зависят.
Наутро за окнами, покрытыми ледяной изморозью, все еще бушевала пурга. Однако ближе к полудню подул сильный южный ветер и на небе засияло солнце. Было очень холодно, так холодно, что в пристройке под ногами у Лоры громко скрипел иней.
Папа пошел за мукой и через некоторое время вернулся с мешком зерна на плече.
— Вот тебе мука, вернее то, что должно ее заменить, Каролина, — сказал он, с шумом опуская мешок на пол. — Это последняя пшеница, какая еще оставалась у молодых Уайлдеров. В лавках муки больше нет. Сегодня утром банкир Рут купил последний мешок за пятьдесят долларов. По доллару за фунт.
— Не может быть, Чарльз! — изумленно вскричала мама.
— Может. За такие деньги мы не смогли бы купить много муки, так не все ли равно, кто ее забрал — Рут или кто-то другой. Придется нам есть эту пшеницу. Ты когда-нибудь варила ее, Каролина? Какова она на вкус?
— Не знаю, Чарльз. Понятия не имею, с чем ее едят, — отвечала мама.
— Жаль, что в городе нет мельницы, — вздохнул папа.
— Зато у нас она есть.
Мама сняла с буфета кофейную мельницу.
— Надо же! Вот и хорошо. Посмотрим, как она работает.
Мама поставила на стол коричневую деревянную коробочку, выдвинула маленький ящичек, высыпала из него последние крошки кофе и тщательно вытерла. Папа тем временем развязал мешок с пшеницей.
В черную железную воронку на верху мельницы поместилась всего чашка зерна. Мама закрыла ее крышкой, села, зажала мельницу у себя между коленями и начала поворачивать рукоятку. Мельница заскрежетала.
— Пшеница мелется, как кофе, — пояснила мама и заглянула в ящичек. Там лежали размолотые, растертые и раздавленные зерна. — Впрочем, не совсем так. Пшеница не поджарена, и в ней больше влаги, чем в кофейных зернах.
— А ты сумеешь спечь из нее хлеб? — спросил папа.
— Конечно, сумею. Но молоть придется до тех пор, пока не намелем на каравай хлеба к обеду.
— Пойду принесу побольше сена на топку, — сказала папа. Он вытащил из кармана круглую плоскую деревянную коробку и протянул ее маме. — Попробуй из этого сделать какой-нибудь светильник.
— А что, про поезд ничего не слышно? — спросила мама.
— Сейчас снова откапывают рельсы возле Трейси. Там опять завалило снегом — вровень с сугробами, которые набросали по сторонам дороги в прошлый раз.
Папа пошел запрягать Дэвида в сани. Мама открыла коробку. Она была полна желтой колесной мази. Но сейчас было не до светильника. Печка начала гаснуть, и мама бросила туда последние жгуты, а Лора побежала в пристройку скручивать новые.
— Пшеницу будет молоть Мэри. А мы должны заготовить побольше топлива к папиному приходу. Его же придется отогревать.
Папа вернулся только к концу дня. Он распряг сани возле задней двери, отвел Дэвида в хлев и набил в пристройку столько сена, что туда едва можно было пробраться. Он так замерз, что даже не мог разговаривать.
Согревшись наконец у печки, папа пояснил:
— Прости, что я так задержался, Каролина. Снег стал еще глубже. Я с трудом выгреб сено из-под сугроба.
— Я думаю, мы теперь каждый день будем обедать в это время, — отозвалась мама. — Сейчас так рано темнеет, что нам все равно не хватит светлого времени на завтрак, обед и ужин. Если соединить обед с ужином, можно сберечь тепло и свет.
Коричневый хлеб, который мама испекла из размолотой пшеницы, получился очень удачным. Приятный привкус толченых свежих орехов, казалось, вполне заменял масло.
— Я вижу, ты снова пустила в дело свою кислую закваску, — заметил папа.
— Да, хорошее тесто можно замешивать даже без молока и без дрожжей.
— Голь на выдумки хитра, — согласился папа, посыпая солью вареную картофелину. — К картошке не требуется ни подливки, ни масла. Она хороша и с солью.
— Если не класть сахар в чай, он будет ароматнее, — насмешливо добавила Лора.
— Горячий крепкий чай хорош и без сахара, — подмигнул ей папа и спросил маму: — А как ты распорядилась с колесной мазью, Каролина? Свет у нас сегодня будет?
— Я еще не успела. Закончим ужинать, и я смастерю пуговичную лампу.
— Что это такое? — удивился папа.
— Увидишь.
Когда папа ушел в хлев кормить животных, мама велела Кэрри принести мешок с лоскутками. Потом взяла немного колесной мази, положила ее на блюдечко и вырезала квадратный кусочек ситца.
— А теперь достань мне из мешка какую-нибудь пуговицу, Кэрри.
— Какую? — спросила Кэрри.
— Ну хотя бы от папиной старой куртки.
Мама положила пуговицу посередине ситцевого лоскутка, связала его концы крест-накрест и скрутила из них жгутик. Потом натерла узелок салом и положила на блюдечко в колесную мазь.
— Подождем папу, — сказала она.
В сгущавшихся сумерках Лора и Кэрри быстро вымыли посуду. Когда папа вернулся, уже совсем стемнело.
Мама взяла у папы спичку и зажгла сужавшийся кверху хвостик. Крошечное пламя мигнуло, а потом разгорелось ровным светом, втягивая в ткань растопленную колесную мазь. В темноте огонек пуговичной лампы напоминал пламя свечи.
— Ты у меня просто чудо, Каролина! — воскликнул папа. — Свет хоть и слабенький, но с ним сразу стало веселее. — Грея руки над печкой, он посмотрел на кучку сенных жгутов. — Этих жгутов на утро не хватит. Пойду накручу еще, а для этого мне света не надо.
Он ушел в пристройку, а Лора взяла у Мэри кофейную мельницу. Крутить рукоятку было очень тяжело, рука и плечи начинали так сильно болеть, молоть приходилось по очереди. Маленькая мельница молола очень медленно, и чтобы намолоть муки на завтрак и ужин, им придется крутить рукоятку целый день.
Мама взяла Грейс на руки, сняла с нее башмаки, согрела ей ноги возле печной дверки, переодела девочку в ночную рубашку и закутала шалью, которая грелась на стуле у печки.
— Пойдем, Кэрри, я уложу к тебе в постель Грейс, чтобы вам было теплее.
Оставив девочек в постели с теплой шалью и горячим утюгом, мама вернулась вниз.
— Теперь, Лора, молоть буду я, а вы с Мэри ложитесь спать. Как только вернется папа, мы тоже ляжем, чтобы не тратить понапрасну сено. Ведь его так тяжело тащить и скручивать.
Антилопы!
Наконец наступил солнечный день. Снежинки, словно струйки дыма, раздуваемые ветром, носились над замерзшей белой прерией.
— К западу от города появилось стадо антилоп! — крикнул папа, вбегая в дом. Он снял со стены висевшее на крючках ружье и набил карманы патронами.
Лора накинула мамину шаль и бросилась в холодную переднюю комнату. Процарапав дырочку на замерзшем стекле, она увидела, что на улице собралась толпа мужчин. Многие были верхом на лошадях. Мистер Фостер и Альманзо Уайлдер сидели на великолепных породистых "морганах". Кэп Гарленд подбежал к группе мужчин, стоявших вокруг папы. У всех были ружья. Все были очень взволнованы и переговаривались громкими голосами.
— выйди из неотопленной комнаты, Лора, простудишься, — велела мама.
— Подумать только — свежее мясо! — воскликнула Лора, вешая на место шаль. — Надеюсь, папа подстрелит сразу двух антилоп!
— Да, кусок мяса был бы весьма кстати, — сказала мама. — Но не будем делить шкуру неубитого медведя.
— Да что ты, мама! Раз появились антилопы, папа непременно хоть одну да подстрелит, — возразила Лора.
Кэрри принесла чашку пшеничных зерен, чтобы насыпать в кофейную мельницу, которую крутила Мэри.
— Жаркое! С подливкой, с картофелем и с черным хлебом!
— Постой, Мэри! — воскликнула Лора. — Слушайте. Они идут!
Ветер, пронзительно завывая, бился о стены, но с Главной улицы доносились звуки голосов, топот ног и лошадиных копыт.
