Ульяна Орлова - Время нас подождёт
— Ох, кот обрадуется! — засмеялся Юра. — Летающая мышь!
— Попробуй на нем пельмешки возить, — заулыбался Славка. — Тогда он его очень даже полюбит!
— Спасибо… — прошептал я, понимая и всё ещё не веря, что это мне… Ох, бедный Володька, он же такой хотел. Хотя… может, ему родители подарят?..
Когда мы ехали обратно, я мысленно всё ещё был там — на заснеженных белых улочках, на горках, в самолёте, играл со Славкой в шахматы и полвечера шептался…
О чём мы шептались? Да ни о чём.
И — обо всём сразу.
Славка рассказывал мне про зиму в своём городке: оказывается, он живёт не здесь, а далеко на Севере, где зимой на улице минус тридцать — это нормально, а сугробы бывают выше пояса. Весна там приходит в середине апреля, а зима начинается в октябре… И если снег идёт — то на улице теплая погода, а если солнечно — знай, мороз. Они катаются на лыжах, и Славка тренируется в биатлоне — это, как я понял, такой спорт, когда преодолеваешь трассу на скорость, плюс стрельба из винтовок по мишеням. А летом их группу несколько раз отправляли по путёвке на море…
— Правда там гоняют ещё так… Семь потов сойдёт, пока пробежка утром, вдоль моря…
Вдоль моря! Везёт человеку!
Оказалось, что у него есть старший брат, Антон, и учится он в Москве. А не приехал — потому что экзамен поставили на тридцать первое.
А когда разговор зашёл про ювенальную юстицию, про то, как хотят принять законы, по которым опека может забрать детей даже за то, что их шлёпнули или зарплата у родителей маленькая, и что они стараются помогать таким семьям, — я понял одну простую вещь. Чем были схожи друзья Кирилла из «Колыбельной для брата» и герои Жюль Верна.
Они не могли пройти мимо чужой беды.
Я рассказал Славке мою жизнь. Сам не знаю почему, я даже Юре не рассказывал, ни своему другу Кольке, а незнакомому мальчишке — почему-то сразу открылся. Рассказал ему про детский дом, про свои скитания по этим заведениям, про Гвоздя с Перцем, про полицию, куда нас водили из-за них, точнее — из-за их воровства… А он молчал, слушал и смотрел так, словно хотел помочь мне и не знал как. Сказал:
— Хорошо, что это все кончилось…
— Да, — выдохнул я. — Теперь они вряд ли меня будут искать, район-то другой.
— Тебе нравится жить у Юры?
— Ага. Возвращаться не хочется.
— Это понятно…
— Я даже не хочу, чтоб он уезжал.
— Он вернётся. А там будет лето — попроси, чтоб он взял тебя с собой.
— Идея! Думаешь, можно?
— А почему нет?
В общем, полночи проболтали мы с ним, и теперь я уютно позёвывал в хорошо прогретой машине. Мотор ровно гудел, и мне казалось, то он поёт какую-то новогоднюю задумчивую песню; хлопья залепляли стекло, и дворники без остановки двигались туда-сюда. Я смотрел в мокрое запотевшее окошко, и всё вспоминал вчерашних ребят, и как же мне хотелось снова оказаться в той весёлой компании и не уезжать из этого города! И в то же время хорошо было оттого, что мы возвращаемся домой.
Внезапно вспомнил и вчерашний разговор на снежной аллейке и — загрустил. Вернулась ко мне вчерашняя тревога, захотелось обо всём расспросить Юру, а с чего начать я не знал. Помолчал, собираясь с духом, и, поглядывая на Юру, нерешительно спросил:
— Юр… А ты когда за того человека ночью заступался, то боялся?
— Какого человека, Миш?
— Ну, когда в тебя стреляли потом.
— Боялся не успеть, — хмуро сказал Юра. — А кто тебе всё это рассказал?
— Да никто мне ничего не рассказывал, я сам услышал. Славка с Ильёй вчера говорили, вот я и услышал… Юр, а ты потом как, говорил в полиции про этого бандита?
— Не успел… — Юра глянул на меня в зеркало пристально и чуть виновато, — Сперва не хотел рассказывать, а потом его уже нашли без меня.
— А он где сейчас? — спросил я и почувствовал, как у меня почему-то замирает сердце.
— Был в тюрьме, сейчас не знаю.
— А ты его не боишься?
— Нет.
Дальше начался настоящий буран: снег пошёл совсем стеной, на дороге была каша. Я заметил, что Юре нелегко стало вести машину — наш «жигулёнок» плохо слушался, и временами мотор начинал взрёвывать, как бык в чистом поле, а Юра начинал хмуриться. Вернее, он не хмурился, а чуть напрягал брови и сжимал губы, так что их краешки становились прямыми. Я молчал, решив ему не мешать, и только когда дорога стала немного свободнее, а буран поутих — задал вопрос, который волновал меня не меньше всех остальных.
— Юр, а если бы пришлось, то как… Как ты думаешь? Ладно, когда в школе перед учителями, а когда вот так — знаешь, что он бандит, и если ты не скажешь — то может ещё другим людям навредить, то как тогда быть?
— Я думаю, Миш, что по совести.
Глава 21.
Возвращение домой.
Всё-таки как же здорово путешествовать в автомобиле! Обратно мы возвращались дольше, чем в гости к Денису, а мне хотелось, чтоб дорога подольше не кончалась. Скорость, мокрая дорога, заснеженный лес — где высокие деревья подтянутые, стройные, наряженные в белые одежды, а сугробы — гладкие, нетронутые. Мчится эта дорога, вьётся тоненькой змейкой среди белых полей, а впереди, на горизонте земля сливается с небом, и расстилаются перед тобою бескрайние дали. А машина гудит и поёт нехитрую песню дороги, и эхом отзывается эта песня внутри меня.
Где-то в середине пути Юра глянул на меня и предложтл:
— Что-то я устал маленько. Сейчас бы чаю горячего, ты как?
— Я — за, только где его взять? Надя нам только блинов положила.
— О! Блины — это здорово! Там впереди есть хорошее кафе, там и перекусим.
И мы остановились на заправочной станции, где в туалетах были автоматические краны, которые сами включались и такие сушилки, куда суешь руки, и они высушиваются за несколько секунд; а в кафе варили очень вкусный горячий шоколад. Мы (точнее, я, потому как Юра взял себе чай) пили его вместе с блинчиками. Вкусно, хорошо, но мне хотелось поскорее сесть в машину и ехать дальше, а вот Юрка не торопился, и к тому же ему начали названивать какие-то люди и поздравлять с наступающим Новым годом. Один звонок, другой, третий, — я не выдержал и проворчал:
— Новый год, Новый год, а у нас ёлка не наряжена.
— Успеем нарядить, — отмахнулся было он, но, поймав мой взгляд, примирительно сказал. — Ну ладно-ладно, едем!
И мы продолжили наш путь.
К счастью, пока мы отдыхали в кафе, метель почти утихла, дорога впереди была свободной, и ехать стало легче. А мне было неспокойно — ведь через две недели Юра уедет, и я останусь один с Наташей, да дело даже не в этом…
— Юра… Ты это… не сердись на меня за телефон, что я его украл…
— Я не сержусь. Ты ж его вернул… А так я рад, что мы встретились.
И правда, а я и не подумал даже… Я завозился.
— Юр… А что за вопрос ты мне хотел тогда задать?
— Когда?
— Ну…когда я тебе сказал, чтоб ты сдал меня в детский дом.
— А… Ой! Миш, — Юра обернулся ко мне. — Ты меня прости! Я тогда растерялся и не знал, что тебе сказать. Наплел какой-то чепухи…
От удивления, я не сразу нашёлся, что ответить. Он ещё передо мной извиняется, да так легко и спокойно, будто я его не обижал. Я шмыгнул носом и виновато повторил:
— А что за вопрос-то?
— Правду ты сказал или нет.
— Нет! — выдохнул я и почувствовал, будто перешагнул через глубокую яму. Пробормотал… — Это я сдуру.
— Бывает… Только вот как понять, когда тебе верить?
Я надулся. Поглядел на заляпанное снегом боковое стекло. Помолчал, потом вздохнул:
— Я думал, что ты мне веришь.
— Верю.
— И что я просто стоял с ребятами, а не курил — тоже веришь?
Юра обернулся. Я увидел его глаза — тёмные, серьёзные, внимательные. Обычно они смеются, сейчас — молчали.
«Я и сам тогда запутался!» — сказал я его глазам.
«И меня запутал… Ох, Мишка ты Мишка!»
«Но сейчас я тебе не вру! Веришь?!»
— Да.
— Я правда стоял просто так! Ты их не слушай, это меня потом сторож поймал, и подумал что я… А я просто медальон искал, обронил его там…
— А что за медальон?
Я снял с себя металлической овал, протянул Юре.
— Вот такой. Это… от родителей.
Он бережно взял его у меня.
— Аккуратный рисунок… А внутри там что?
— Не знаю, Юр. Он не открывается…Я как ни пробовал…
— Ясно. Миш, ты на капроновую веревку повесь, она не порвётся.
Я кивнул, но потом понял, что он меня не видит, проглотил осевший в горле комок, взял медальон и выдавил:
— Угу.
Несколько минут мы ехали молча, и я все вглядывался в белое небо — не появится ли в них кусочек синевы? — потом спросил:
— Почему Денис стал лётчиком — испытателем?
— Почему-почему, захотел. Сколько я его помню — без неба он своей жизни не мыслил.
— А долго он учился?
— Долго.
— А это опасная профессия?
— Ну, как сказать, — откликнулся Юра. — Довольно опасная.
— Тогда почему? Почему он не боится? Он ведь рискует своей жизнью! У него дом, жена… Если он разобьётся?
— Миш… Если — не если… Помнишь историю про богача? Он ни на чем не летал, а потерял все в один миг… Как правило, в любом деле есть свои трудности и опасности. И каждый человек обычно внимателен к ним, потому что они напрямую связаны с его жизнью и здоровьем. Но, фокусируясь на них, он может не заметить других, так сказать, подводных камней. И рискует на них налететь и погибнуть, каким бы делом он не занимался.
