Вера Морозова - Мастерская пряток
Всю ночь безобразничают. И девочки не спят, и на лице Марии Петровны красные пятна, а о Василии Семеновиче и говорить нечего — краше в гроб кладут. А потом барин валится на диван с холодным компрессом на сердце.
Из такого положения Марфуша нашла один-единственный выход — вынести книги из дома. Если убрать половину книг, то и тогда большая польза. Полиция будет обыск производить ровно на эту половину быстрее. Нет, не такая она простушка, как думает Мария Петровна! И Марфуша, весьма довольная собственной сообразительностью, поманила за собой дворника.
В кабинете тишина. Василия Семеновича можно было разыскать с трудом. Он сидел за столом, горела керосиновая лампа, хотя на дворе был погожий день, и писал. Книги обступали его со всех сторон. Когда-то в детстве Марфуша видела картинку, на которой был изображен двор, обнесенный каменными стенами. И этот двор назывался крепостью. У Василия Семеновича крепость сложена из книг. Книги громоздились на столе, обещая обвалиться и придавить хозяина.
Василий Семенович низко наклонил голову и, казалось, водил по бумаге носом, настолько был близоруким. Временами что-то говорил себе под нос и хмыкал от удовольствия. Одно плечо у него было выше другого, левая рука придерживала книгу, которая так его радовала. На диване лежали раскрытые газеты, словно ненасытные чудовища, и ждали Василия Семеновича. Закуковала кукушка и стыдливо спряталась, отлично понимая, что хозяин не услышит. В кабинете дым, хоть топор вешай — это при больных легких!
Войдя в кабинет, Марфуша оробела — хозяин не работал, а блаженствовал. И лицо отрешенное, и писал он с упоением, и книги ласкал, словно дочек. Так спешил к письменному столу, что пиджак забыл надеть, да и комнатная туфля болталась на одной ноге. Забыл про другую… Не зря дворник его звал блаженным. И только дым, который губил Василия Семеновича, придал Марфуше решимость и силу.
Марфуша громко закашляла. Василий Семенович писал с прежним увлечением. Она громыхнула стулом. Василий Семенович, не поворачивая головы, сказал:
— Благодарю вас, Марфуша, чая не надо…
Марфуша громыхнула дверцей печи. Василий Семенович перелистывал страницы книги, мягко сказав:
— И булочку съем позднее… Благодарствую, Марфа Кирилловна.
Один-одинешенек Василий Семенович величал Марфушу по имени и отчеству. Барин, настоящий барин! И порадовалась, что Степан стоит рядом и слышит, как ее уважает барин.
Время шло. Степан вздыхал, словно раздувал кузнечные мехи, и Марфуша решила действовать. Чувствительно подтолкнула локтем Степана, и тот начал кашлять, будто бил в набат. Вот кого здоровьицем бог не обидел! Недаром бревно по двору на плече таскал, чем очень удивлял Василия Семеновича.
Василий Семенович повернул голову, увидел Степана и сразу нырнул в книги, словно хотел спрятаться. Только Степан не унимался. Василий Семенович скрипел пером. В редкие минуты тишины, когда Степан прекращал кашлять, перо грозило разнести бумагу в клочья.
И Степан победил Василия Семеновича, который понял, что дворник без целкового из кабинета не уйдет. Он заложил рукой книгу, чтобы не потерять нужную страницу, и принялся звать Марфушу.
— Марфа Кирилловна… Марфуша, куда вы запропастились?
— Да здесь я, барин! — довольная тем, что удалось отвлечь хозяина от работы, проговорила Марфуша.
— Вот и отлично. Марфуша, поблагодарите Степана за полки и выдайте ему целковый. Я сейчас очень занят — заканчиваю статью для петербургской газеты. Как освобожусь, так сразу позову и попрошу о новых полках.
И Василий Семенович опустил голову в книгу. Степан попятился, обещание целкового всегда заманчиво, но Марфуша не дала уйти.
— Извините, барин… Деньги я дам… И Степан сделает полки до самого неба… Нонче он не без дела заявился…
— Интересно, — пробурчал Василий Семенович, снимая очки, в которых читал, и водружая на нос другие, в которых приготовился рассматривать беспокойную Марфушу и Степана, стоявшего почему-то с мешком. — Что вы хотите, друзья?
Василий Семенович отодвинул креслице и, извинившись, накинул сюртук. И очень сконфузился, когда увидел, что правая нога без туфли. Действительно, рассеянность его стала поразительной. И Мария Петровна права, когда высказывает ему неудовольствие. Он сделал несколько шажков навстречу и вновь спросил:
— Так в чем дело?
Степан приосанился, почесал бороду и забасил, оглушая Марфушу:
— Дела-то такие, барин. Оная баба, то бишь кухарка, и ейная барыня приказали мне собрать книги в мешок, чтобы ослобонить от них, проклятущих, фатеру. — Степан никогда не произносил такую большую речь, к тому же вчера был на крестинах, выпил хорошенько, и от напряжения выступил пот на лбу. — Так с какого угла начинать? — И Степан раскрыл мешок, предварительно его тряхнув.
Василий Семенович отогнал рукой пыль и, думая, что ослышался, беспомощно посмотрел на Марфушу.
— Какая ейная барыня? Вы что болтаете, Степан? Уму не постижимо… «Ослобонить фатеру»… — Голос его поднялся до самых высоких нот и зазвенел. — И почему разрешаете себе трясти мешок в кабинете… Марфуша, объясните только, что нужно этому человеку в моем доме?!
Марфуша быстро заговорила, путая русские и украинские слова, как всегда при сильном волнении:
— Степан дело говорит — от книг прохода нет в квартире… Дюже гарно расползлись они по дому… Да и куда их столько?! На полу книги, на столе книги, на полках книги… И убираться-то никакой свободы нет! Сколько на них пыли? А от пыли один вред, пыль, как говорит барыня, увесь кислород съедает… — Марфуша очень была горда, что вспомнила иностранное слово — кислород, в который, конечно, не верила. Воздух и воздух, им и отцы, и деды дышали, а теперь, пожалуйста, вместо воздуха кислород нашли и стали им дышать… — К тому же в доме появилась моль…
— Господи, да что за белиберду вы говорите! — простонал Василий Семенович, не отводя глаз от мешка. — И кислород к чему-то приплели, и моль, которая им питается… Нет, это просто бред сумасшедшего… Увольте меня от подобных сцен! — Василий Семенович вскинул голову и, заложив руки за спину, выпрямился.
— Нет, барин, это не белиберда, а святая правда. Моль, она завсегда питается пылью, а не кислородом, как изволите говорить. Пыль откуда может завестись в доме? От книг и особливо газет. Разложите газеты на диване или столе заместо скатертей, вот моль и садится на них да вас благодарит.
— Меня благодарит моль?! — ошалел Василий Семенович и протер глаза. — Марфуша, думайте, что говорите, иначе получается, что один из нас сумасшедший!
— Вот именно, барин, — нравоучительно заметила Марфуша. — Конечно, обыкновенный человек не будет моль кормить книгами да газетами. Когда вы уходите в управу, я по кабинету эту моль гоняю тряпкой, да что толку?! Моль взлетит с одних газет и сядет на другие, что лежат на подоконниках. Вот и устраиваю ей гимнастику, как говорит Леля, гимнастику по Мюллеру.
— Гимнастика по Мюллеру для моли?! — Василий Семенович попятился, желая получше рассмотреть Марфушу. — У вас нет жара?! Мюллер — великий спортсмен и методист гимнастики… Вы здоровы?
— Нет, барин, у меня жара. И, слава богу, здорова… — Марфуша развязала ситцевый платочек и положила на плечи. Быстро провела по волосам, закрученным в пучок, гребнем. Знала, что будет не просто объяснить барину, зачем нужно убрать книги из кабинета, но такого разговора и предположить не могла. Барин, молчун, от которого слова в ответ не допросишься, который, кроме «пожалуйста» и «прошу вас», других и слов-то не знал, так разговорился, что сладу нет. — Василий Семенович, сделайте милость, пройдите в столовую, я самоварчик принесла и лепешечек с пылу и с жару… А мы тут быстренько подберем… Потом все протру и форточку открою. И дышите себе на здоровьице — хотите свежим воздухом, хотите кислородом…
Степан устал и от этих непонятных слов, и от грозного взгляда барина, словно он, Степан, пришел с мешком его грабить. Не хотите — не надо, спасибо за одолженьице! Ему еще лучше, коли мешок с этими книгами не тащить. Степан не был жадным — шкалик получил, завтра будет день и будет пища.
— Вы, Марфуша, глупая гусыня, — раздельно выговаривая слова, изрек Василий Семенович. — Ввалиться в кабинет с дворником, оторвать человека от важнейшей работы… Да сколько ночей я не спал, пока вынашивал идею этой статьи? Знаете ли вы?!
— Лучше бы спали, чем идею вынашивать, — с редкостным хладнокровием отрезала Марфуша. — Спите и то на латинских каплях. Сколько убытку делаете семейству… Я все гоняю по аптекам за лекарствами, да записочку с названиями в кулаке зажимаю. Боюсь, как бы не перепутал аптекарь да яда не подсунул за ночные беспокойства. — И пояснила: — Бегаю-то все темными ночами да доброго человека с постели поднимаю.
Василий Семенович оторопело на нее уставился и уныло повторил:
