Зинаида Лихачева - Вася Чапаев
Дед Егор стал сдавать. Как он ни храбрился, но все чаще и чаще предлагал Васе сделать привал.
Старик сразу засыпал, а Вася лежал, уткнувшись лицом в траву, и завидовал всяким букашкам, у которых, наверное, где-нибудь был свой домик. Им не надо никуда идти.
В синем воздухе над полями уже летали паутинки — примета близившейся осени, но, на счастье шарманщиков, погода стояла жаркая, безветренная.
Вася уже потерял счет дням, когда впереди показалась Самара. К ночи они подошли к самарской пристани, где и заночевали.
Утром дед бодро вскочил первый.
— Добрели, слава тебе господи! — подбодрял он Васю. — Теперь пойдем с тобой по дворам. Года четыре, никак, я тут не был. Тогда хорошо давали! Кому лень на улицу выйти — из окошек деньги бросали. Завернут в бумажку и кидают — успевай подбирать!.. Поиграем с тобой до обеда и в трактир пойдем. Спросим горячего, а то отощали мы...
От заманчивого обещания деда поесть горячего Вася воспрянул духом. Но в город их не пустили. Стражники объявили, что в городе гостит особа царской фамилии, которая терпеть не может шарманки.
Шарманщики побрели обратно на пристань. «Прогнали, как собак бродячих», — думал Вася.
— Дед Егор, это чего такое — особа?
— Особа-то? Персона большая. Вишь, говорят, из царской фамилии, стало быть, самому царю сродственник. Шарманщиков приказал не пущать, а что мы ему дорогу перейдем, что ли? Я, может, сам не хочу для него играть. Мне — что царь, что псарь — все одно! — вольнодумствовал старик, отводя душу.
К пристани подваливал большой белый пароход. Дед снял шарманку.
— Постой-ка тут, я сейчас, — сказал он и направился к пароходу.
Вася видел, как шарманщик что-то сказал матросам, те захохотали. Дед махнул рукой, подзывая Васю.
— Пойдем с тобой на пароход играть, матросики пустили! — радостно сообщил он Васе.
Перед ними в обе стороны простирался красивый коридор со множеством сияющих полировкой дверей.
— Куда ты! — остановил мальчика дед Егор. — Нам сюда нельзя, нам только на палубу разрешили.
Через широкие стеклянные двери они вышли на ослепительно белую палубу. Кругом в голубых, похожих на корзины, креслах сидели нарядные господа. Дед поставил шарманку, снял шляпу и поклонился.
— Сыми картуз! — взволнованно шепнул он Васе.
Шарманка заиграла, дед запел:
Глядя на луч пурпурного заката,
Стояли мы на берегу Невы...
Вы руку жали мне.
Вася подхватил:
Промчался без возврата
Тот сладкий миг...
Вася пел, не поднимая глаз, и видел, как приближались к ним богато обутые ноги. Мужские желтые, серые штиблеты, маленькие женские башмачки, красивые туфельки. Прямо перед ним остановились черные с белыми пуговками мужские штиблеты и беленькие атласные туфельки с бантиками.
— У него чудесный голос, у этого бедняжки! — нежно произнес кто-то.
Вася глянул и обомлел. Тоненькая девочка лет четырнадцати, в белом кружевном платье с черным бархатным поясом в упор глядела на него и улыбалась.
Только на картинках видал Вася таких красавиц. На темных ее кудрях, как у взрослой барышни, легким облачком колыхался прозрачный шарф.
— Папа, дай им денег! — приказала барышня.
Мужчина достал бумажник, и поросшая рыжеватым волосом рука протянула Васе зеленую трешницу.
— Бери, мальчик, купишь себе башмаки! — прозвенел нежный голосок.
Мучительный стыд заставил Васю опустить голову. «Смотрят, как на побирушек...» — подумал он, глядя на свои расшлепанные лапти, грязные портянки, надетую через плечо торбу.
— Заснул, что ли? — услышал он сердитый шепот деда.
Со всех сторон к Васе потянулись руки с деньгами. И тут он заметил, что стоило ему взять бумажку, как эти руки быстро отдергивались, как бы опасаясь невзначай прикоснуться к его руке. «Брезгают, словно шелудивым...».
Он дернул деда за рукав:
— Пойдем отсюда!
Но дедом овладела жадность.
— Сдурел ты, что ли? Глянь, как дают. Поди, красненькую отхватили! — И он снова завел шарманку.
— Надоело уже! — закапризничала барышня. — Папа, скажи им, чтобы уходили.
— Почтеннейший, довольно. Дали вам денег и идите, идите, — скучным голосом сказал деду барин.
— Премного благодарны, — закланялся дед. — Мы не за деньги, мы в благодарность.
— Говорил тебе, идем! — громко сказал Вася и, взвалив шарманку, пошел к выходу.
— Не беги, торопыга! — надоедно жужжал дед, поспешая за Васей. — Сейчас мы в первый класс толкнемся. Там, брат, публика еще чище!!
В первый класс их не пустили. На лестнице попался какой-то черноусый, в мундире с золотыми эполетами.
— Куда лезешь? — грубо остановил он деда. — Не нужно здесь вашего воя!
Дед снял шляпу:
— Нам, ваше превосходительство, дозволено. Мы с разрешения!
— Эй, кто-нибудь! — крикнул черноусый.
Внизу лестницы появился матрос.
— Гоните этих! — приказал его превосходительство.
Это был тот самый матрос, который смеялся с дедом, но сейчас от его приветливости не осталось и следа.
— Пошли вон! Шляетесь тут, а команда отвечай! — свирепо заорал он и покосился наверх.
Превосходительство одобрительно наклонило голову и исчезло за стеклянной дверью, как бы растворясь в ее блеске. Матрос сразу стал прежним.
— Не серчай, дед, и ты, малый, — служба...
Виновато улыбаясь, он похлопал Васю по плечу:
— Идите в третий класс, там вас никто не прогонит. Пошли за мной, проведу.
Матрос сказал правду. В третьем классе шарманщиков приняли радостно. Правда, давали только мелочь, зато давали по-хорошему, и было не обидно. После третьего они спустились еще ниже.
— Ой, дед, мы из Будаек тут ехали! — обрадовался Вася.
— Може, и не тут, — усомнился дед. — Четвертый класс, милок, везде одинаковый: темень, духота, не разберешь, где народ, а где скот. Ты посиди, я сбегаю билеты выправлю, и поедем мы с тобой в Нижний, как... особы царской фамилии.
— Садись, малый! — позвала Васю какая-то женщина. — Садись на мешок, не бойсь, не раздавишь.
Пароход дал первый гудок, а деда не было. Вася тревожно вглядывался в темный проход. «Ну, как дед опоздает?» И в это время увидел шарманщика.
— Дедушка, скорей, гудел ведь!
— А чего скорей-то? Вота билеты, — показал он Васе. — А вота тут... — Дед хитро прищурился и передал набитую торбу. — Ну-кось, доставай чего там есть, а я отдышусь покамест.
Тихонько ахая, Вася извлек торбы связку баранок, два калача, колбасу, огурчики и неизменную селедочку.
— Дед, а вино зачем? — сердито спросил он, увидя какую-то бутылку.
— Дурачок, не вино, напиток такой — ситро. Давай откупорю, кружку приготовь, а то убежит.
Вася изумленно смотрел на шипучую воду.
— Пей, пей скореича! — торопил дед. — Ну как, ай не вкусно?
После первого глотка Вася растерялся.
— Вкусная, только чего она колючая, язык обдирает?
Дед беззвучно смеялся.
— В этом самый смак. Пей, не бойся, язык целым будет.
Утолив жажду, шарманщики принялись закусывать.
— Ты много не ешь, — шепотом говорил дед. — Пища сытная, животом заболеть можно. Ты сперва маленько, чтобы кишки приобвыкли, а погодя еще закусим.
Наевшись, Вася разулся и улегся на полу, положив голову на теткин мешок. До чего хорошо ехать!.. Он нарочно пугал себя, что вот сейчас им надо вылезать с парохода и идти пешком. Ему сделалось еще веселее, и он с наслаждением растянулся во весь рост.
* * *— Внучек, — позвал дед Егор. — Проснись, Жигулями едем!
Вася вышел на палубу. Жигулевский обрывистый берег, заросший густым лесом, насупился, словно угрюмый мужик на веселом пиру. А мимо него старинной плясовой походочкой, всплескивая, как платочком, вскипающими беляками, шла Волга.
— Бона утес! Бона! — загалдел какой-то мужичонка и, сдвинув на затылок шапку, махнул рукой, указывая на возвышающийся над лесом утес. — Тута Степан Тимофеевич думу думал. Про это и в песне поется: «Есть на Волге утес...»
На ясной голубизне неба замшелый сизо-лиловый утес был похож на грозовую тучу.
— Вот откудова волюшка народная пошла, — тихо проговорил кто-то.
Вася не понимал, что с ним делалось. Так бы и бросился вплавь к берегу. Взлетел бы на этот утес и закричал грозным голосом: «Эй! Люди!..» А дальше что? Не простые слова нужны — огненные. Как в песне...
И все пассажиры четвертого класса, и грузчики, что сидели там, у костра, и Васятка окружили бы его: «Веди нас на смертный бой, на великую битву!..» Играют трубачи! Бьют барабаны! Полощутся знамена! И летит впереди войска на карем боевом коне он, Вася Чапаев! Урра-а! Бегут враги...
Вася подумал, какие они из себя — враги, и вдруг нечаянно представил, как черноусый с золотыми эполетами лезет со страху на карачках в кусты, а Вася его шашкой плашмя, да по заду! Стало смешно, и все пропало. Утес, оставшийся позади, как будто стал заваливаться набок. Вот и совсем не видать.
