Жаклин Уилсон - Новый старт
Не хочу хвастаться, но я уверена, что заслужила не меньше славы своим хореографическим искусством. Я умею танцевать бальные танцы, чертовски здорово танцую бип-боп, лихо отбиваю чечетку, но моя главная специальность — балет. Я — Анна Павлова оленьего царства.
Я нажала на розовый носик Балерины — заиграла тихая музыка, «Танец феи Драже». Балерина сделала пируэт, раздувая колокольчиком свою прозрачную юбочку. Она закружилась по ванной, потом заплясала на водопроводном кране.
— Вот, я исполняю чечетку! — объявила она.
Мы обе засмеялись.
— Эм! — В дверь постучалась мама. — Эм, что ты там заперлась? Почему не спишь? Кто там с тобой?
— Только Балерина, мам.
Я вылезла из ванны и впустила маму внутрь.
— Опять ты со своей Балериной! Сумасшедшая девчонка! — сказала мама. — Меня просто убивает, как вы, дети, с ней возитесь, словно она живая. Ты совсем свихнулась, деточка. Но сочиняешь ты про нее просто замечательно. Уже начала записывать эти истории в свою новую тетрадку?
— Ага! — Я махнула перед ней раскрытой тетрадью.
— Ты пишешь в ванне? — ужаснулась мама, увидев груду мятых полотенец.
— Это у меня такая специальная сочинительская лежанка, мам.
— Господи боже, — вздохнула мама. — Не думала, что ты станешь сочинять по ночам. Ночью надо сладко спать в кроватке.
— Разве ты никогда не слышала о светильнике, горящем всю ночь напролет, мам? У меня вдохновение!
— У тебя на все найдется ответ, моя Эм! — Мама обняла меня. — Ну давай почитаем что у тебя получилось.
— Нет, подожди. Я сперва все закончу и заполню всю тетрадку целиком.
— Ну скажи, хорошо я придумала? Я специально купила нелинованную тетрадку, чтобы ты могла рисовать картинки. Может быть, Максик тебе одолжит на время свои шикарные фломастеры, если ты его очень вежливо попросишь.
Я сказала:
— Может быть.
Я решила, что не стану ябедничать на Максика. Сначала проведу собственное расследование.
Я даже не пробовала прямо спрашивать Максика. Просто на следующий день старалась за ним приглядывать. Я видела: когда он одевался, тайком вытащил из коробки коричневый фломастер и спрятал к себе в носок.
Я упорно ходила за ним по пятам, хоть это и было жутко утомительно. Максик носился по всему дому, кидался то туда, то сюда, бегал вверх и вниз по лестнице и вообще бесился. Пытался карабкаться на маму, бодал головой бабушку, дергал меня за волосы, щипал Виту. Опрокинул пакет с кукурузными хлопьями, облился соком, споткнулся о пылесос и поднял визг до небес — но он не вынимал из носка коричневый фломастер и ничего не рисовал.
Я терпеливо выжидала. Максик отправился в туалет. Я поднялась за ним и стала караулить у двери. Я ждала, ждала, ждала… Правду говорила бабушка, Максик в последнее время очень уж подолгу заседает в уборной.
Мне уже и самой понадобилось туда зайти. Да и надоело ждать. Я постучалась в дверь:
— Максик! Выходи, ты, наверное, уже закончил свои дела.
— Уйди, Эм, — ответил Максик из-за двери.
— Максик, ты там сидишь уже пятнадцать минут. В чем дело? Живот разболелся?
— Нет! Канай отсюда! — заорал Максик.
Он знал, что так говорить не полагается. Это выражение он подхватил из какой-то телепередачи, бабушку оно просто из себя выводило.
— Никуда я не собираюсь канать. Сам выходи оттуда! — Я выдержала паузу и зашипела в замочную скважину: — Я знаю, чем ты там занимаешься!
— Не знаешь! — Но в голосе Максика звучал страх.
— Выходи, не то расскажу маме, — пригрозила я.
Максик затих. Потом вдруг отпер дверь и вышел.
Тебе же не разрешают запираться, — сказала я. — Вдруг замок заест?
— А я тогда выпрыгну в окошко, — сказал Максик. — Вот так!
Он запрыгал по коридору, словно гигантская лягушка. Прыгал он как-то неуклюже, придерживая руками футболку на груди. Все ясно — он что-то прячет.
Я ему немножко подыграла, тоже стала прыгать по-лягушачьи. Максик радостно заквакал, потерял равновесие и покачнулся, взмахнув руками. Я воспользовалась случаем, сунула руку ему под футболку и выдернула… большущий комок мятой розовой туалетной бумаги!
—Фу!
Я тут же его выронила.
— Не трогай, не трогай, не трогай! — заорал Максик как резаный, хотя я ее уже потрогала.
— Максик, что это еще за игры? Использованную бумагу бросают в унитаз, а не прячут за пазуху!
Он потянулся к бумаге, я перехватила его запястья.
— Отдай! — ревел Максик.
— Она же грязная! — вопила я.
Но тут я пригляделась и поняла, что бумагу использовали совсем не в том смысле, как я подумала. В этой куче было, наверное, штук двадцать отдельных квадратиков туалетной бумаги. На каждой были нарисованы какие-то каракули коричневым фломастером. И не просто злобно начирканы кое-как, не то что раньше. Их выводили медленно и аккуратно, ровными строчками, как будто настоящие буквы, и каждый квадратик был заполнен ими сверху донизу. А вместо подписи на каждом стояла корявая буква "М", означающая «Максик», и целый ряд кривоватых сердечек.
— Так это письма, Максик!
Я отпустила его и стала разглаживать бумажные квадратики.
— Отдай! — Максик стукнул меня.
— Кому ты пишешь, Максик? — спросила я, хотя, конечно, и сама знала.
— Заткнись, Эм! — взвился Максик.
— Эмили, что ты делаешь с братом? — крикнула снизу бабушка.
— Ничего я с ним не делаю, бабуля. Просто сунула ему голову в унитаз, прочищаю трубу! — крикнула я в ответ.
— Что?! — завопила бабушка.
— Шучу, шучу, бабушка. Просто мы тут с Максиком кое-что выясняем, только и всего.
Я встала на колени перед Максиком, нос к носу.
— Ты пишешь папе, да, Максик? Ты его ничуточки не забыл. Просто тебе не хочется о нем говорить, потому что это больно, так?
— Нет, нет, нет! — ответил Максик, но по щекам у него уже текли большущие слезы.
— А что ты ему пишешь? Ты просишь его вернуться?
— Я пишу, что буду большим и храбрым, если он вернется, — прорыдал Максик.
— Папа тебя любит таким, какой ты есть — маленький и глупый.
Я изо всех сил его обняла. Он сначала вырывался, потом прижался ко мне, потерся лохматой макушкой о мою шею.
— Я ему написал миллионы писем.
— Куда же ты их потом дел?
— Отправил по почте. Опустил в почтовый ящик около магазина, как полагается. Бабушка смотрела в другую сторону, — гордо объяснил Максик.
Я представила себе почтовый ящик, набитый обрывками туалетной бумаги, и сама чуть не заплакала.
9
В школе на занятиях по технике нас учили составлять электрические цепи.
— Вот хорошо! — сказала бабушка. — Во всем доме хорошо бы заменить проводку, а денег нету. Может, ты для нас это сделаешь, Эм?
На самом деле она говорила не всерьез. Это она так иронизировала.
Наша учительница, миссис Маркс, предложила нам нарисовать лицо клоуна с бантом вместо галстука и носом-лампочкой, который будет зажигаться, если замкнуть цепь.
— Давайте не будем рисовать дурацкого скучного клоуна, — уговаривала я Дженни с Ивонной. — Нарисуем лучше Балерину, а вместо носа поставим розовую лампочку!
— У тебя уже сдвиг на почве этой чертовой оленихи, — сказала Ивонна.
Мои истории про Балерину ее уже достали.
На уроке рисования я изобразила портрет Балерины в стиле Пикассо, с рогами на боку, растопыренными ногами, и оба глаза поместила на одной стороне головы. Мне казалось, что получился очень хороший рисунок. Я подарила его Вите, но она сморщила нос.
— Балерина совсем не такая! Даже Максик знает, где находятся глаза — по обе стороны от носа.
— Ну и засунь ее рога себе в нос, — обиделась я.
На занятиях по драматическому искусству нам велели сыграть семь смертных грехов. Я выбрала гнев и на самом деле жутко разозлилась. Моими партнершами были Дженни с Ивонной, так они по-настоящему испугались, когда я стала на них орать.
Я им сказала:
— Это же просто роль.
— Очень уж ты хорошо в нее вживаешься, — сказала Дженни.
С математикой дела у меня шли плохо, просто-таки безнадежно. Мы как раз проходили проценты — так вот, у меня все было стопроцентно безнадежно. В воскресенье вечером мама зашла к нам в комнату и увидела, как я сижу, тру лоб и ни один ответ у меня не сходится.
— Ты можешь сказать учительнице, что не понимаешь, как это решать? — спросила мама, заглядывая в беспорядочно расставленные на странице цифирки. — Я в этом ничего не соображаю. А другие дети как, справляются? Например, Дженни и Ивонна?
— Ивонна по математике учится лучше всех. Дженни сидит с ней за одной партой и списывает. А домашнюю работу за Дженни делает папа.
Мама вздохнула:
— Ну, даже если бы твой папа был сейчас с нами, задачу он решить не в состоянии даже под страхом смерти. Попробуй попросить бабушку.
Я решила, что лучше уж пусть меня ругает учительница в школе. Бабушка в последнее время и так к нам ко всем придиралась.
