Грегори Хьюз - Луна с неба
— А вдруг у него есть связи в шоу-бизнесе? — спросила Крыса. — Может, я смогу поступить в школу драматического искусства. Или даже выступать на Бродвее.
— Посмотрим.
Она подняла на меня глаза:
— Мы найдем его, Боб. Я точно знаю.
— Конечно найдем, — подтвердил я, хотя вовсе не был в этом так уверен.
Просто мне было так стыдно, что ничего другого не оставалось. Я стал расспрашивать прохожих со всем энтузиазмом, на который хватало сил.
Мы спросили регулировщика, женщину, гуляющую с детишками, и маляра на стремянке. Спросили таксиста, стоящего у пиццерии, спросили почтальона и женщин, с которыми он ругался. Спросили владельцев лавочек, уличных торговцев и парня в кондитерской, у которого Крыса купила жевательную резинку. Спросили мастера в тату-салоне, девчонку, которой он набивал татуировку, и ее подругу, повторявшую, что мать ее убьет. Спросили девицу за барной стойкой в ирландском пабе, а та спросила своего мопса, сидящего на стойке, но мопс не ответил. Спросили чернокожих девчат, скакавших по лужам, а они спросили свою подругу Летицию, но Летиция сказала, что не знает и ей плевать. Спросили одного субъекта в грязном костюме, и он сказал, что может узнать, но это будет стоить денег. Спросили парня, который выскочил из машины и погнался за этим субъектом, но не получили никакого ответа. Спросили женщину, у которой сломался зонтик, и парня в наушниках, который танцевал на ходу. Спросили девицу на роликах, парня, которого она продинамила, и его друга, который предупреждал об этом с самого начала. Мы спрашивали белых, и чернокожих, и корейцев, стоящих в дверях своих забегаловок с едой навынос, и латиноамериканцев, которых тут было больше всего. Никто не знал нашего дядю. Ни одна живая душа.
Но я должен признать, что, как бы ни был мрачен Бронкс и каким бы опасным он ни считался, люди тут в большинстве своем были вежливы. Они приплясывали под латиноамериканскую музыку, гремящую из автомагнитол, и добродушно переругивались с друзьями. На углах улиц не стояли никакие темные личности в банданах, и никто не торговал наркотиками. В какой-то степени это меня порадовало, хотя искали мы именно драгдилера.
— Спросите Эла-мясника через улицу, — крикнула нам тетка с пожарной лестницы. — Он всех знает. И если разбогатеете, не забудьте обо мне. Я старая больная женщина, живу на пособие.
— Мы тоже живем на пособие, — сообщила Крыса. — Здорово, правда?
Она уже вовсю тараторила с нью-йоркским акцентом и надувала пузыри из жвачки, как заправская телка из гетто. Но я радовался, что ей снова весело.
Мы перешли улицу и пошли в лавку мясника. Пол там был засыпан опилками, а мясо смотрелось скорее коричневым, чем красным.
— Не знаете ли вы Джерома Де Билье, дружище? — спросила Крыса. — Он вроде живет тут где-то по соседству.
Мясник, лицо которого заросло многодневной щетиной, вынул изо рта нераскуренную сигару и выглянул в заднюю дверь.
— Па! — заорал он. — Ты знаешь некого Джерома Де Билье?
— Это тот тип из телевизора, — крикнули ему со второго этажа.
— Нет, он где-то рядом живет.
— Говорю тебе, это тип из телевизора. Его все время показывают.
— Он его не знает, — сказал мясник.
Крыса протянула ему фотографию. Мясник вытер руки о фартук, взял фотографию и поднес к глазам:
— Вот что, девочка, это имя мне откуда-то знакомо. И лицо я точно где-то видел. Но где — убей не вспомню. Если будете тут завтра, загляните, может, к тому времени я раскумекаю, кто это такой.
— Ладно, Эл. Хорошего дня.
— И тебе, девочка.
Мы пошли дальше вдоль линии метро, спрашивая каждого встречного, но никто нашего дядю не знал. Впрочем, меня это не удивило. И тут вдруг выхожу из магазина, вижу Крысу и по ее лицу сразу понимаю, что она что-то нашла!
— Да, это Джером Де Билье, — говорила ей старая латиноамериканка, разглядывая фотографию. — Но тут он совсем молод. Сейчас ему должно быть за сорок.
Я ушам не поверил!
— Моя дочь убирала квартиры в доме, в котором он жил, — продолжала старуха. — А жил он, между прочим, в пентхаусе. Так что моя внучка служила у важной птицы.
— А где этот дом? — спросила Крыса.
— Где-то на Пятой авеню. Я не знаю номер, а внучка моя вернулась в Доминикану. Но я помню, она говорила, что окна того пентхауса выходили на Центральный парк.
— А он правда торговец наркотиками?
— Самый крупный в Нью-Йорке. А некоторые говорят, и во всех Штатах. — Женщина раскрыла зонтик. — А зачем вы его ищете?
— Мы его давно потерянные племянники.
— Ну да, конечно, милая. А я приглашена на чай к Дональду Трампу.
И женщина пошла прочь, хохоча.
— Думаешь, она его правда знает? — спросил я Крысу. — По-моему, она немного сумасшедшая.
— Да, Боб, она сумасшедшая, но она его знает! Иначе как бы она поняла, что фотография старая?
Крыса смотрела в корень. Я об этом даже не подумал. Она вытащила из кармана путеводитель с картой:
— Та-ак, Центральный парк, Пятая авеню. Вот! Мы нашли его! Смотри! Можем проехать через мост по Сто сорок пятой улице на Манхэттен. Садись на велик, Боб! Дядя Джером от нас не уйдет!
Она прыгнула на велосипед и покатила. Если уж моя сестра запускает во что-то свои острые крысиные коготки, она никогда не разожмет хватку. Кто знает, может, дядя и правда не уйдет от нас, раз Крыса напала на его след и вовсю крутит педали.
Глава 11
Мы ехали по широкому серому бульвару, вдоль которого тянулись большие коричневые дома. К входным дверям с римскими колоннами вели крутые ступеньки. Чернокожие женщины высовывались из окон и смотрели, как их маленькие детишки скачут по лужам в дождевиках. Вокруг вообще было полно чернокожих. Они прятались от дождя в дверях домов и магазинов, накрывали головы куртками, а некоторые шли как ни в чем не бывало, не обращая внимания на то, что вода каплет за шиворот.
— Наверное, мы в Гарлеме, — предположила Крыса, заметив указатель в сторону бульвара Малколма Икса[13]. — Я слышала про этого Малколма. Надо же, у него, оказывается, свой собственный бульвар… Смотри, Боб, там Эмпайр-стейт-билдинг!
Окутанный туманом небоскреб возвышался вдали, и его освещали прожекторы цветов французского триколора — синие, белые и красные. Когда я вижу французский флаг, у меня в голове начинает звучать гимн Франции. Это самый красивый гимн на свете, лучше нет ни у одной страны. Я прямо даже горжусь тем, что у меня французские корни. Я бы хотел когда-нибудь поехать во Францию и посмотреть на дом, в котором родилась моя мама. Когда-нибудь.
Мы выехали на оживленный перекресток, я заметил кофей-’ ню «Старбакс» и остановился. Мне было необходимо поесть и выпить чего-нибудь горячего, и без этого я просто никуда не собирался ехать.
— Не хочешь перекусить? — спросил я Крысу.
— Умираю с голоду!
Мы пристегнули велики на замок и пошли внутрь. Я направился к стойке и заказал кофе, пирожные и сэндвичи. Крыса рухнула на мягкое сиденье, углубилась в изучение путеводителя и оторвалась от этого занятия, только когда я навис над ней с подносом. Тогда она подскочила и схватила моккочино. Я уселся рядом. Мы уплетали сэндвичи и смотрели в окно на людей, бегущих под дождем. Терпеть не могу мокнуть под дождем, но смотреть на него, сидя под крышей, было очень даже приятно.
Крыса выудила из кармана телефон, нашла розетку и поставила его заряжаться.
— Надо послать Гарольду сообщение. Рассказать ему, что мы напали на след дяди Джерома, а также о том, какой сегодня получился захватывающий день.
— Захватывающий?
— Можно мне еще один моккочино, Боб?
— Возьми сама.
Крыса разложила карту на столе:
— Я ищу наш хостел.
Иногда она такая ленивая. Я пошел к стойке, и тут меня ожидало величайшее потрясение. Сперва я даже подумал, что мисс Габриэла Фелипе Мендес переехала в Нью-Йорк и устроилась работать в «Старбакс»!
— Что будешь заказывать?
У нее даже акцент был такой же!
— Хочешь кофе?
Она выглядела помоложе, но в этом была вся разница. Они с мисс Габриэлой вполне могли сойти за сестер-близняшек.
— Может, чаю? Или чего-нибудь поесть?
Честное слово, у меня в голове звучала сальса. А потом девушка за стойкой наклонилась ко мне близко-близко, совсем как Габриэла, и сказала:
— Если не скажешь мне, зачем пришел, я вызову полицию.
— Ой! — спохватился я. — Мне моккочино!
Она засмеялась:
— Шучу! Ты откуда?
— Из Виннипега. Это в…
— Я учила географию. И что ты делаешь в Нью-Йорке?
— Так, город смотрю… Но, может быть, потом сюда перееду.
Она расхохоталась:
— Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
Не знаю, зачем я соврал. Но я вполне выгляжу на четырнадцать.
— Как жаль, — сказала девушка, похожая на Габриэлу. — Был бы ты чуть постарше, мы могли бы встречаться. — Она протянула мне кофе. — Ты очень хорошенький.
