Гана Боржковцова - Тройка неразлучных, или Мы, трое чудаков
— В правом углу, сверху, напишут дату те из вас, кто — против обыкновения — не забудет, какое сегодня число, — произносит пан учитель и для верности сам пишет на доске дату.
Ниже, под датой, и посредине страницы поставьте номер (контрольная работа № 4) и только потом, две строчки отступя, тут же, с краю, напишете задание. Во-первых…
— А у меня нет ручки, — жалуется Анежка.
— Так нечего каждый раз что-нибудь забывать, — сердится пан учитель, — и не поднимай такой гвалт. Пусть тебе кто-нибудь одолжит ручку. Во-вторых…
— Да я же ее не забывала. Она только что была тут.
Пип вынимает пенал. Обычно там у него лежит запасная шариковая ручка. Но сегодня ее нет. Наверное, девочки вытащили. Вашек — он сидит через проход между рядами — тоже пытается как-то помочь Анежке. Собственная ручка лежит у него на парте, а он усердно роется в портфеле. Пип пишет задание. Не забыл ли он поставить дату? Наверняка забыл. Но теперь ее уж никуда не поместишь. Может, поставить возле номера контрольной? Тогда все сольется… Вашек тоже уже пишет. А Анежка? Ее что-то не слышно, наверное, кто-то уже выручил… Пип оборачивается. Анежка по-прежнему растерянно оглядывает ряды. А перед Вашеком на парте лежит еще одна ручка, потому что сам Вашек спокойно пишет какой-то другой. Пип, разозлившись, сердито тянет его за рукав.
— Ты почему не даешь Анежке лишнюю ручку?
— Какую лишнюю? Кому? — удивляется Вашек.
— Ручку, Анежке, — строго напоминает Пип. — Ты разве не слышал, что ей нечем писать?
— Да у меня же только одна. А карандашом не велят.
Пип поражен.
— А вот это что? — показывает он на самописку, лежащую перед Вашеком на парте.
— Это? Да это же моя ручка. Моя единственная ручка, я ею сам пишу, — настаивает Вашек, показывая на нее той, другой, которую он сжимает в пальцах.
Пип не верит своим ушам.
— Вашек…
Тут Вашек вздрагивает.
— Смотри-ка, правда, их две, — с удивлением говорит он. — Совершенно одинаковые. Откуда же здесь взялась вторая?
Ручки действительно почти одинаковые. Голубые с золотым ободком. Пип не долго размышляет над этой загадочной историей. Хватает ручку и подает Анежке. Анежка, даже не поблагодарив, поспешно переписывает задание. Без даты и без номера контрольной. То-то порадуется пан учитель! Пип сидит, неподвижно уставясь на доску.
— Что с тобой, Филипп? — удивляется пан учитель. — Не можешь разобраться с первым примером? Оставь его и решай другие. Потом вернешься к первому.
Пип вздрагивает.
— Конечно, я так и поступлю, — пищит он таким высоким голосом, что все на него оглядываются; потом он берет свою красную без ободка ручку и начинает решать. Первый пример.
Пан учитель качает головой, а убедившись, что у Пипа все идет на лад, поворачивается к Ярде.
Пип, который обычно не разговаривает на переменке, теперь идет за Анежкой.
— Ты вернула Вашеку ручку? — любопытствует он.
— Интересно, чего бы я стала возвращать ему ручку, если она моя? — злится Анежка. — Я забыла ее у него на парте, когда он объяснял, да так и не объяснил эти замещения. Какой у тебя ответ в первом примере?
— Двенадцать целых двадцать пять сотых, — отвечает Пип.
— Вот у всех так вышло, — раздраженно отвечает Анежка. — А у меня получилось тысяча сто девяносто восемь. И все из-за его глупых замещений. Если бы я не замещала, я бы и без него увидела, что половина… двадцати четырех целых и пяти десятых никак уж не тысяча. А потом я замешкалась из-за этой ручки. И он не соизволил сказать, что я ее забыла у него на парте! Конечно, где уж ему, у него полно других забот, — добавляет она язвительно.
В коридоре Пипа подзывает Вашек.
— Я не нарочно, — извиняется он. — Только когда я думаю о чем-нибудь одном, то забываю про остальное. Мама говорит, что я в папу. Папа у нас иногда чудно поступает. Ты подумай, как-то мама послала его за покупками, чтобы успеть до закрытия магазина. Вечером у нас дома — настоящая психушка. Родители на работе засидятся, возвращаются поздно, хотя утром обещают, что сегодня-то уж обязательно придут пораньше. Уж я их повадки знаю, поэтому иногда покупки делаю сам, а иногда — забываю…
— Когда снова думаешь о чем-нибудь интересном, — предполагает Пип.
— Ну да. Так вот, значит, мама просила папу как можно скорее сбегать в магазин и принести десяток яиц и одну бутылку молока. Ты не поверишь, но папа побежал и принес одно яйцо и десять бутылок. Обратно он шел уже не торопясь. И мама сказала, что теперь ей понятно, в кого я такой чудной. Но я и в нее уродился тоже. Мы все такие. Ты как считаешь, это большой недостаток?
— Да нет, — отвечает Пип, — но что вы сделали с десятью бутылками?
— Бутылки были поллитровые, — отвечает Вашек. — Две мы выпили, а остальное молоко прокисло. Из него мама сделала творог. А творога из такого количества получается не так уж много.
— А на ужин у вас на всех было одно яйцо?
— Уж не помню. Кажется, мама открыла еще банку сардин.
Раздается звонок. Коридоры постепенно пустеют. Вашек запихивает в рот последний кусок огромной булки. «Треть яичка для него чепуха», — отмечает про себя Пип. И вдруг его осеняет.
— Ты не катаешься больше на велосипеде? — спрашивает он.
— Нет. У меня теперь много других забот, — отвечает Вашек фразой, которая в последнее время ему особенно полюбилась. — Как-нибудь я тебе о них расскажу. А потом снова начну кататься.
Вашек неожиданно останавливается в дверях, так что Пип наталкивается на него:
— Или, собственно, потом-то и не буду кататься, — загадочно добавляет он.
Даже мама признала, что для зимних сапог сейчас несколько жарковато. Пип убеждает ее, что прошлогодние сандалии еще вполне хороши, потому что жуть как не любит ходить по магазинам. Девочки о своих прошлогодних ботинках ничего подобного не утверждают. И против новых не возражают.
— Вы идите, а я пока наведаюсь к тете, — предлагает Пип.
— Ну хорошо, — соглашается мама. — Мы потом зайдем за тобой.
— Только меня там уже не будет.
А куда же он денется? Данка выходит в прихожую следом за Пипом.
— Пип…
— Ну да, — совершенно невпопад отвечает Пип. — Пока. Если я немножко задержусь, пусть мама не… Вашек говорил…
И Пип уходит.
— Он был у меня совсем недолго, — сообщает тетя. — И дав но ушел. Наверное, он уже дома. Мы туда позвоним, а пока выпьем чаю. Покажите мне ваши новые туфли, девочки.
— Лучше я прямо сейчас позвоню, — волнуется мама.
К телефону никто не подходит. Папа предупреждал, что он сегодня придет поздно. А где Пип? Руки у мамы дрожат.
— Не сходи с ума, Мария, — умоляет тетя. — Ну, значит, пошел к кому-нибудь из приятелей. Радуйся, что мальчик не сидит как пришпиленный дома. Ведь только половина восьмого.
— Половина. Неужели уже полвосьмого?! — пугается мама. — Я и не предполагала, что мы так задержались.
— Вот именно, — замечает тетя. — Он, наверное, заглянул домой, а вас там не — было, он и ушел гулять. Пойдемте что-нибудь съедим; пока вы доберетесь до дома, он тем временем вернется.
Но мама не хочет есть.
— Ты не сердись, — просит она тетю, — мы придем к тебе завтра.
Тетя улыбается, глядя на нее.
— Ладно. Только звякните, что у вас все в порядке.
И тут же жалеет о своих словах. Мама смотрит на нее в совершенном ужасе. Значит, тетка тоже боится.
— Знаешь, мама, — вдруг произносит Данка, — вы идите домой, а я приду через некоторое время. Тут за углом живет один мальчик из их класса, я загляну к нему.
Марьянка удивленно смотрит на сестру. Зачем было Пипу идти к Ярде? Но маме она тоже говорит:
— В самом деле, это совсем рядом. А мы пока посмотрим, как там дома. Может, он уже сидит дома и удивляется, куда это мы запропали.
Марьянка не может оставить маму в одиночестве, пока Пип не объявился.
— Добрый вечер, — здоровается Данка. — Пани Комарекова, скажите, пожалуйста, к Ярде никто не заходил? Нашему Филиппу уже давно пора ужинать, мама сердится, а он где-то бродит, вот она и послала меня за ним.
Данка знает, что о некоторых вещах людям нельзя говорить прямо — нужно «переложить» мысль на тот язык, который они понимают.
— Ярда тоже где-то носится, мерзавец этакий, — приветливо отзывается пани Комарекова. — И ужин у нас тоже на столе.
Это «тоже» Данка должна понять так, что как только Ярда появится, пани Комарекова пошлет его за пивом, а потом — в постель, чтоб она могла от него отдохнуть.
А если проголодается — может отрезать себе ломоть хлеба, если, конечно, он не забыл его купить.
— Какой-то парень его уже давно тут поджидает. Может, он и есть этот…
— Филипп, — подсказывает Данка.
— Ну да. Может, он, а может, еще кто. Погоди.
