Борис Антонов - Концерт для контрабаса с собакой
— Удивительно!
— Препореро гронго труролир…
— Об этом расскажет изобретатель Искусственных Молний член Академии Гроз Труролир.
Академик подошел к подковообразному пульту, нажал на несколько кнопок и клавиш, и на экране ожили, словно мультики, схемы.
— Негренело ракетро лендра…
— Пахучие растения выделяли в воздух много ароматических веществ. Каждая частичка несла на себе положительный электрический заряд, притягивающий влагу, которая окутывала ароматическую капельку водяным футляром. Капелька по капельке, капелька по капельке — и над планетой образовывались грозовые облака, мечущие на Оранжад пронзительные молнии. Если бы собрать все электричество, содержащееся в этих молниях, получился бы грандиозный заряд. Вот сколько энергии поднимали в воздух ароматические вещества! Но их украли. Связь растения — атмосфере, атмосфера — Оранжаду, Оранжад — растениям нарушилась. Природе грозила катастрофа…
На экране появилась голая пустыня. Лишь кое-где зеленели чахлые деревья да никли бледные травы. Труролир выключил экран.
— Мы предотвратили ее с помощью Станций. Но молнии и грозы у нас — искусственные.
— Скажите, а разве нельзя было предотвратить катастрофу с помощью растений с других планет? — спросил я.
— Пробовали, — ответил Труролир. — Не получилось. Чужие растения не прижились на нашей почве…
— Мы получили жестокий урок, и мы не хотим, чтобы он где-нибудь повторился. Берегите каждое деревце, каждый кустик, каждый ручеек на земле. Берегите каждую молнию. Берегите от недобрых глаз и злых помыслов. Это мое пожелание и пожелание всех оранжан.
Мы поблагодарили Гринголея за гостеприимство и. выразили сожаление, что не можем помочь им. Наш полет был первым полетом за пределы Галактики. Мы нашли планету, подобную нашей, и доказали, что земляне не одиноки во Вселенной. Теперь надо выяснить, почему оранжане похожи на нас. Сейчас мы не можем этого сделать. Придется организовывать еще одну экспедицию на Оранжад.
Мы проверили звездолет и заняли места в межпланетном корабле.
Объявлена готовность номер один. Пять, четыре, три, два, один. Старт! Оставив за собой огненный след, звездолет вонзился в оранжевое небо и направился к Земле.
В иллюминаторы смотрела космическая ночь. Приветливо размахивали пушистыми хвостами кометы. И вот — Земля! Большая голубая планета!
Пробившись через метеорный поток, звездолет вошел в атмосферу. Заработали тормозные установки. Корабль охватили длинные языки пламени. Они были не опасны нам, просто было немного страшновато лететь внутри жаркого пламени.
Рассказ девятнадцатый
СОСНА
Я приоткрыл глаза. Странный запах щекотал ноздри, и я чихнул. Не понимая, как я снова очутился возле сосны и задремал под копной, я вскочил на ноги и принюхался. Запах гари был сильным и тревожным. Пожар!!!
Я выскочил на дорогу, посмотрел на деревню. Там все спокойно. Дыма не видно, не лают собаки, не бегают люди.
И поля не дымили.
Глянул на сосну и похолодел. Из-под ее ветвей вырывались клубы дыма.
Я бросился к дереву.
Горело в дупле. В том самом, где мы находили почту из Центра.
Я стал рвать траву и кидать в дупло, потом палкой выкорчевал кусок дерна и тоже бросил в дупло.
Дым стал еще гуще, он выедал глаза и не давал дышать. Я чувствовал себя беспомощным и бессильным. Хоть бы кто-нибудь был рядом!
Еще один ком земли бросил в дупло. На этот раз вместе с дымом оттуда вырвались языки пламени. Их подхватил ветер, и они лизнули верхние сучья. Вниз полетели искры.
Горсть за горстью летела земля в огонь. Я сдернул с себя куртку и закрыл дупло. Дым на минуту стих, но потом с новой силой вырвался наружу.
У меня кружилась голова, я задыхался.
Но отходить от сосны никак нельзя. И я кидал и кидал землю в дупло и мимо него. Я не видел, когда появились здесь папа и Алешка.
В ушах у меня звенело… Я упал. Когда очнулся, увидел, что сюда прибежала почти вся деревня. Люди таскали воду, заливали огонь, ругали поджигателей.
Кто и зачем поджег сосну? Кому она помешала? Этот вопрос волновал всех.
Алешкин отец кружил на тракторе вокруг сосны. За плугом тянулась черная борозда, она не давала огню перекинуться на хлебное поле.
Огонь залили. Водовозка уехала. Разошлись люди. У сосны остались дядя Петя, папа, я и Алешка. Вовка тоже почему-то был тут.
Ему-то чего тут надо?
— Так что же случилось? — спросил дядя Петя.
— Не знаю, — пожал я плечами.
Дядя Петя внимательно посмотрел на сосну, подошел к ней и сунул руку в дупло. Через секунду в его руках чернела какая-то тряпка. Я присмотрелся и узнал свою рубашку. От нее остались рукав да воротник.
— Рубашка! Моя рубашка! — закричал я. — Как она там очутилась? Ее же там не было!
Я подскочил к сосне и только сейчас разглядел, что в стволе было два дупла. В одном лежала рубашка, а из другого мы вынимали письма.
Два. И оба рядом.
— Так вот, — сказал дядя Петя. — От этой тряпки весь пожар случился. Спичку — в рубашку, рубашку — в дупло. Из дупла дым коромыслом, а дыма без огня, как известно, не бывает.
— Вы думаете, я поджег? — возмутился я и посмотрел на Вовку. Тот часто-часто заморгал, резко повернулся и пошел прочь.
— Поругались? — спросил Алешка, кивнув на Вовку.
— Было дело…
— До горячего?
— Почти. Это ведь он аварию устроил.
— Какую аварию? — насторожился дядя Петя.
— Да так, — замялся я. — Из-за него и Алешку ранило. Больно? — дотронулся я до его плеча.
— Сейчас не очень…
— Много дроби вынули?
— Какой дроби? — спросил папа.
— Никакой дроби не было, — как ни в чем не бывало ответил Алешка. — Он не попал в меня. Мазила!
— А говоришь — больно… — не отступал папа.
— Пустяки! — махнул рукой Алешка. — Я споткнулся и плечом о контрабас шарахнулся. Терпимо. Дика вот жалко. В него-то он наверняка попал.
— Не попал! — сказал я.
— Промазал? — переспросил Алешка.
— Нет, не промазал. Он патроны перепутал. В тебя— заряженным, в него — холостым! Понимаешь? Холостым!
— Уррра! — закричал Алешка и вдруг замолк. Его крепко взял за руку дядя Петя.
— То, что у вас есть секреты, я знаю. Пришло время рассекретить некоторые дела. Говорите: кто стрелял и в кого стреляли?
Мы сначала отнекивались, но потом рассказали о Дике, о таратутиной «колупничке», о Вовке, который вредил нам, и о ночных выстрелах.
— А ну, немедленно в машину! — скомандовал дядя Петя, и мы помчались в деревню. Догнали Вовку. Но он даже и не глянул в нашу сторону. Перепрыгнув через канаву, он торопливо, почти бегом, зашагал прямо через поле, руками раздвигая колосья.
Эх, Вовка, Вовка!
Плохие у тебя шуточки получаются! То слишком холодные, то слишком горячие. А отчего? Оттого, что дружить не умеешь.
Рассказ двадцатый
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»
Таратуту встретили у «лягушатника». Так называли пруд, в котором в жаркие дни барахтались голопузые ребятишки. Они и сейчас крутились на берегу и галдели, словно грачи весной.
— Что за шум? — крикнул дядя Петя.
Голопузая команда бросилась к автобусу. Поднялся такой гвалт, что дядя Петя разулыбался и прикрыл ладонями уши.
Ребятишки выдохлись, и дядя Петя спросил:
— Из-за чего шум?
— Таратута воду отымает…
— Лягушатник захватывают…
— Купаться негде…
— Захватывают!
— Таратута пруд высасывает!..
— Как высасывает? — удивился папа. — Что это значит?
Таратута держал в руках какую-то трубу.
— Ишь, разгалделись! — попробовал он пошутить. — Маленькие, а панику на всю деревню подняли… Голопузики…
— Может, не зря паника? — спросил дядя Петя. — Тише вы! — крикнул он ребятишкам.
Те приумолкли и недоверчиво уставились на взрослых.
— Что случилось? — подступал дядя Петя к Таратуте.
— Да вот водички хотел для сада…
— Пруд засохнет… Болото будет… Лужа! — закричали ребятишки, но дядя Петя шикнул, и они попритихли.
— Так вот… — начал дядя Петя и осекся. Он не знал, как звали большого Таратуту. Не знали и те, кто на шум подошел.
— Так вот, — повторил дядя Петя. — Пруд не трогайте… Был он в деревне и быть должен.
— Чего ему сделается? Подумаешь — утром полить да вечером. Вам что — ничейной воды жалко? — пропищал Таратута.
— Вы приехали и уедете… А нам жить здесь! — пробасил бородатый дяденька.
Таратута поджал губы, пожевал их и вдруг заругался:
— Черт меня дернул в эту деревню заехать… Воды не выпросишь… Воровать, так мастаки…
— Кто мастак? — раздалось в толпе.
— Этот вон! — Таратута ткнул пальцем в Алешку. — Да и у этого рыльце в пушку.
Толстый, словно сарделька, палец остановился на мне.
