Герман Балуев - Санины каникулы
— Вот ты. Валера, кто?.. — спросил Саня.
— Скалолаз.
— Серьезно?
— Честное слово, — улыбнулся Кабалкин.
— Как альпинист?
— Ну… альпинист взобрался на гору, и кто он такой?
— Герой!
— А мы каждый день идем на скалу, чтобы там работать. И кто мы такие?
— Просто рабочие? — догадался Саня.
— Верно.
— Здорово. А как ты стал скалолазом?
— Началось с карты страны. Мы с женой разостлали ее на полу, и я бросил монетку. Куда упадет — туда и поедем. Ухты, мы решили, хватит, надо и другие места увидеть… Повезло: монетка скатилась к Кавказским горам, туда, где строится Чиркейская ГЭС.
— Хорошо, не на Северный полюс! — снисходительно вставил Саня. Ну, в самом деле, бросать монетку и ехать, куда она упадет, — первокласснику и то непростительно.
— Ну-с, приехал на Чиркей, работаю шофером. Раз еду, вижу, по скале люди идут. Красиво!.. Пришел к скалолазам, говорю: «Примите». Усмехнулись они. Еще бы: они все маленькие, легкие, а во мне килограмм под сто уже было… «Ладно, — говорят, — попробуй». Мне нужно было пройти пятнадцатиметровую вертикаль. Скала раскалилась, как сковородка, известняк слепит. Прошел я на радостях всю вертикаль на руках. Вылез, посмотрел на ладони — кожи нет. Сорвал и не заметил… Внимание, посадка! — сказал вдруг Кабалкин.
Из табуна сонных автобусов вылез один с надписью «Абакан — Майна».
— Погони еще нет? — спросил Кабалкин. И внимательно посмотрел на Саню.
— Ты думаешь, я из дома сбежал? Я догоняю, — ответил Саня свободно: совесть его была чиста. И ему было приятно осознавать это.
Они с Кабалкиным расположились в автобусе. И Саня грустно сказал:
— Помнишь, шел такой кинофильм: «Воспоминания о будущем»?.. Неужто правда — на земле побывали инопланетные пришельцы?! Не знаешь. Валера? — Саня вздохнул. — Я тоже не знаю. А наш Вовка тогда обрел цель жизни. И ты не поверишь, Валера, что его взволновало… Не каменные изваяния на острове Пасхи, не странные аэродромы в Латинской Америке. Нет! Он свихнулся на тибетских глиняных табличках с непонятными письменами. В фильме их показали мельком, но Вовка решил, что они — самое главное. Он подумал, что эти таблички хранят рассказ о прошлом человечества. И когда подумал, то чуть не сошел с ума: такое великое дело ему предстоит! Представляешь, Валера, он решил прочитать, что написано на этих табличках. Ну вот… А потом Вовка поступил на восточный факультет. В университет. Одичал ужасно, задашь ему вопрос — вздрагивает. Не поверишь, стал вскакивать по ночам и что-то записывать. Мне было жутко. Говорят, человек может предчувствовать катастрофу. Я ее предчувствовал. И она случилась. И вот, пожалуйста, ищи его теперь среди Саянских гор!
Между тем автобус катил по Хакасской степи. Сухая степь баюкает, качает автобус. Мохнатое солнце валится с косогора на косогор. И не за что зацепиться глазу: ни деревца, ни кустика… Желтые косогоры… Лишь изредка появится отара грязно-серых поджарых, как собаки, овец да пастух на коне черным силуэтом против дымного солнца.
— Заглянул твой брат Вова в колодец, — сказал Кабалкин печально. — И тянет тебя, и страшно, и блестит в глубине вода, а достать ты ее не можешь…
— Как это?..
— Вообрази: ты — ученый…
Саня вообразил. И вообразил, признаться, уже давно. Он твердо знал, что сделает в жизни нечто великое.
— И ты говоришь, — продолжал Кабалкин: — «Хочу открыть то-то и то-то». Тебе говорят: «Открывай на здоровье!»
Саня улыбнулся.
— Проходит время, ты разводишь руками: «Извините, братцы, как-то ничего не открылось…»
Улыбка сползла с пыльного лица Сани.
— То есть как ничего не открылось?!
— Страшное дело! — сказал Кабалкин. — Сколько умнейших ученых всю жизнь работает, мается и — ничего… Пусто! Это же каким надо быть смелым парнем, чтобы добровольно идти на такое жуткое дело!..
Кабалкин печально склонил русый чуб, как бы признаваясь, что лично у него идти на такое дело духу не хватит.
— Ой-ей-ей! — невольно простонал Саня. — А что же делать?
— Не знаю, Саня, не знаю. Я лично не стал рисковать. Самое надежное дело — рабочий. Каждый день обязательно что-то сделаешь. Либо скалу очистишь, либо груз перевезешь, либо сотню кирпичей уложишь… Пролетит время, глядишь — лом построил. Или даже плотину. Тут — безошибочно…
Саня уныло смотрел на желтую равнину. За автобусом жирно вспухала пыль. И предстоящая жизнь неожиданно показалась Сане такой же серой и скучной, как эта пыль.
Он посмотрел через переднее стекло и увидел, что лиловая мгла впереди уплотнилась, оторвалась от неба и оказалась горным хребтом. Над хребтом сверкало пять снеговых вершин.
— Борус. Гора Борус, — сказал Кабалкин. — У подножья этой горы строится самая крупная в мире ГЭС.
И сразу кончилось степное уныние. Небо стало ярко-синим. Прохладный ветер выдул пыль из машины. Прижимаясь к скале, автобус вкатил в узкий каньон. Хребты вздымались до самого неба. И внизу, у самых колес, светло-коричневыми струями мощно несся Енисей.
Любители литературы
Держа в руках запыленный портфель, Саня вышел из автобуса и огляделся. Мрачными громадами нависли хребты. На узкой полосе хмуро жались домики поселка Майна. Люди шли озабоченные, и что им было до Сани?
Теплая ладонь скалолаза легла на плечо путешественника.
— Вперед, дружище! На поиски востоковеда.
И вовсе не мрачными, оказалось, были хребты, а голубыми. И домики Майны оказались вполне симпатичными, раскрашенными в веселые тона. И торопливый паренек в желтой каске подмигнул неожиданно: «Пополнение?»
— Эй! — вдруг крикнул Кабалкин. И паренек в желтой каске остановился. — Володю Смирнова знаешь?
— Владимира Александровича? — крикнул в ответ парень.
Кабалкин вопросительно посмотрел на Саню.
— Он! — Саня даже вздрогнул: как Вовку зауважали!
— Его! — крикнул Кабалкин.
— Кто же его не знает?! Валяйте в котлован! Там он…
Поехали в котлован.
Здесь Енисей был прижат к левому берегу, кипел и пенился. Половина реки была выгорожена перемычками и дамбами. Огражденный ими, клубился сизым туманом в глуби котлован. В сиреневой слоистой дымке ползали бульдозеры, краны и экскаваторы, искрила электросварка. На скальном осушенном дне громоздились огромные деревянные короба. В этих коробах бетонировали блоки плотины.
Они шагали по верхней перемычке мимо бесчисленных будок и вагончиков, все стены которых были исписаны разными бодрыми словами, вроде: «Нам ближе всяких тропиков, заманчивее Арктики бетонная экзотика строительной романтики». Башенные краны, растопырив железные ноги, ездили по перемычке, опускали в сизую глубину котлована пучки арматуры, бадьи с бетоном, щиты опалубки.
Саня подошел к шаткому дощатому ограждению и отпрянул: в бездонной, как ему показалось, глубине копошились маленькие человечки, густо, страшно торчали вверх штыки арматуры, и корявая скала обнаженного дна Енисея угрюмо сверкала под солнцем.
Насмотревшись, стали спускаться. Лестницы были круты, почти отвесны, и Саня сползал, судорожно ухватившись за перила, сделанные из ржавой арматурной стали. Колени его дрожали и подламывались. Ладони были ярко-красными от ржавчины. Они спустились до первых слоев сизого тумана и глотнули уже удушливых выхлопов механизмов и едкого дымка электросварки, как грянуло вдруг по трансляции над всем котлованом:
— Эй, на трапе!.. Большой и маленький… Куда без касок?!
Кабалкин остановился и задрал голову.
— К вам относится, к вам… Нечего шеей крутить…
Пришлось взбираться на перемычку.
Один вагончик оказался заперт. В другом было так накурено, что сидящие на лавках прорабы щурились, чтобы разглядеть друг друга. Перед ними был разостлан чертеж размером с простыню, столь густо исчерченный и исписанный, что Саня честно признал: такие сложности ему пока еще не по зубам.
Во главе стола сидел пожилой морщинистый дядя в застиранной спецовке. Когда звонил телефон, морщины начинали корчиться, змеиться, и он сразу старел лет на двадцать. Звонившие почему-то так кричали, что морщинистый дядя трубку держал на отлете. Выслушав телефонные вопли, он коротко бросал: «Ради бога!», морщины разлетались лучами, и он молодел лет на тридцать. Несмотря на жару, он был в валенках.
Раз пять сказав «Ради бога!», человек в валенках вдруг ответил: «Ни в коем случае!» — и вопросительно посмотрел на Саню.
— Нам бы каски… — волнуясь, начал Саня, — потому что…
— Ради бога! — сказал морщинистый и вяло махнул рукой.
Каски нашлись в кладовке, где царствовал упитанный паренек в шикарной водолазке. Он был хранителем разложенного на грубых полках богатства: брезентовых рукавиц, гремящих негнущихся курток, комбинезонов, резиновых сапог, ведер и веников.
