Астрид Линдгрен - Собрание сочинений: В 6 т. Т. 6. Расмус-бродяга [Авт. сборник]
— Ах ты дорогая моя деточка, — как всегда, сказала бабушка. — Что бы я делала без тебя!
А что было делать с рождественскими подарками? Бабушка не могла ничего купить заранее, у нее не было денег, и она собиралась купить подарки после рождественской ярмарки. А теперь она лежала и даже шевельнуться не могла. Ведь Кайсе так хотелось получить куклу. И не любую куклу, а самую красивую на свете, которая продавалась в магазине Сёдерлундов на Чюркгатан[3]. Бабушка и Кайса много раз любовались ею. А бабушка по секрету попросила фрёкен Сёдерлунд не продавать ее, пока не кончится рождественская ярмарка. На кукле было кружевное платье, она умела закрывать глаза, и вообще другой такой куклы было просто не найти.
Но не могла же бабушка послать Кайсу купить себе самой рождественский подарок! И все же бабушка нашла выход! Она написала Сёдерлундам секретную записку. На ней так и было написано: секретно. Вообще-то это было лишним, ведь Кайса не умела читать. С этой запиской Кайса помчалась к Сёдерлундам. Фрёкен Сёдерлунд внимательно прочитала записку и велела Кайсе подождать в соседней комнате, где пахло очень странно. Она посидела там немного, потом фрёкен Сёдерлунд подала ей большой пакет и сказала:
— Иди прямо к бабушке, да не урони пакет.
О нет, Кайса не уронила пакет, она только крепко сжимала его. Кайса надеялась, что в пакете та самая кукла, но уверена в этом не была.
Кайса тоже купила подарок для бабушки — красивые перчатки, о которых бабушка давно мечтала.
Верил кто-нибудь, что Кайса с бабушкой будут праздновать Рождество? Тогда ему нужно было бы заглянуть в сочельник в их маленькие окошки. Он увидел бы чистые занавески, постеленные на пол половики и красивую елку, которая стояла возле бабушкиной постели. Кайса сама купила ее на рынке и украсила свечками, флажками, яблоками и марципановыми свинками. Он увидел бы, как Кайса сидела у бабушки на постели, а на покрывале лежали пакеты с подарками. Он увидел бы, как сияли глаза Кайсы, когда она развернула пакет и увидела куклу. Но еще ярче засияли ее глаза, когда бабушка развернула свой пакет.
А на большом круглом столе горела свеча в красном подсвечнике и была поставлена рождественская еда, которую приготовила Кайса. Хотя, конечно, бабушка подсказывала ей, как все надо делать.
Кайса пела бабушке рождественские песни, а бабушка качала головой и повторяла:
— Какое прекрасное у нас Рождество!
Когда Кайса наконец улеглась на свой кухонный диванчик, она была такая сонная, что ей тут же хотелось уснуть. Сонным голосом она прочитала молитву про ангела, который летит над домом, и бросила быстрый взгляд в садик. За окном шел снег, и все было ослепительно белым.
— Ах, бабушка! — крикнула Кайса. — Ты знаешь, что в нашем саду полным-полно ангелов?
Бабушка лежала в комнате, окна которой выходили на улицу. Но она покачала головой и сказала:
— Да, да, в саду полным-полно ангелов.
Минуту спустя Кайса уснула.
Укротитель из Смоланда
(Пер. Л. Брауде)
Это — рассказ об огромном быке по имени Адам Энгельбрект, который однажды, в пасхальный день, вырвался на волю. Быть может, он и сейчас еще гулял бы на свободе, если бы не… — да, так вот, послушайте!
Адам Энгельбрект был настоящий великан, и жил он на скотном дворе с целым стадом толстых коров и множеством маленьких славных телят. Вообще-то Адам Энгельбрект был добрым и кротким быком, добрым и кротким был также старый скотник, который ухаживал за животными на скотном дворе. Звали его Свенссон, и он был такой добрый, что как-то раз, когда Адам Энгельбрект нечаянно наступил ему на ногу, Свенссон не решился его отогнать. Он спокойно стоял, ожидая, пока Адаму Энгельбректу самому придет в голову мысль сдвинуться с места.
Почему бык внезапно становится бешеным? Почему у Адама Энгельбректа сделалось такое дурное настроение в тот пасхальный день многомного лет тому назад? Этого никто никогда не узнает. Может, кто-либо из телят промычал ему какую-нибудь дерзость на своем телячьем языке, а может, коровы раздразнили его? Свенссон, во всяком случае, не мог понять, почему Адам Энгельбрект среди бела дня сорвался с привязи и помчался во весь опор, страшно топая, по узкому проходу в хлеву. Выражение глаз у него было таким ужасным, что Свенссон не посмел остановиться и спросить, может, Адам Энгельбрект чем-то недоволен? Вместо этого Свенссон с быстротой молнии выскочил из дверей хлева. За ним в диком бешенстве мчался Адам Энгельбрект.
Перед скотным двором была лужайка, окруженная забором. Свенссону удалось в последнюю минуту выскользнуть через калитку и запереть ее под носом разъяренного быка Адама Энгельбректа, который с явным удовольствием готовился вонзить рога в своего старого друга.
Как уже говорилось: был пасхальный день и во дворе сидел за столом хозяин с семьей; они спокойно завтракали, а потом собирались пойти в церковь. День стоял на редкость погожий, а малыши так радовались, быть может, не столько тому, что пойдут в церковь, сколько тому, что наденут новые сандалии, и еще тому, что светит солнце. А после обеда они задумали построить маленькую водяную мельницу в весеннем ручье, который течет в роще, где цветут подснежники. Но из этого ничего не вышло. Да, ничего не вышло, а все из-за Адама Энгельбректа.
Бешено мыча, бегал он взад-вперед по скотному двору. Свенссон, стоя у забора и все еще дрожа от страха, беспомощно смотрел на него. Вскоре собрались там все: хозяева и их маленькие дети, служанки, работники и статары[4], чтобы посмотреть на беснующегося быка. А вскоре по всей округе распространилась весть: бык из Винеса вырвался на волю и носится, словно разъяренный лев, по холму, на котором стоит хлев. Отовсюду, изо всех крошечных лачуг и с торпов[5] сбежались люди, чтобы принять участие в этом диковинном представлении. Все были очень оживлены в ожидании увлекательного зрелища, которое вносило такое разнообразие в длинный и тихий пасхальный день.
Калле из Бекторпа был одним из первых, кто примчался во всю прыть, так быстро, как только позволяли ему его тоненькие ноги семилетнего мальчишки. Да, он был маленький торпарский мальчишка из Смоланда, точь-в-точь такой же, как тысячи других, такой же сопливый, такой же голубоглазый, с такими же льняными волосами.
Уже битых два часа разгуливал Адам Энгельбрект на воле. И никто все еще не мог придумать, как заставить его прийти в себя и успокоиться. Хозяин решил подойти к нему на авось. Войдя прямо в калитку, он сделал несколько решительных шагов по направлению к быку. Ой, ой, этого ему ни в коем случае не следовало бы делать! Потому что Адам Энгельбрект надумал свирепствовать и буянить в этот пасхальный день и отступаться не желал. Наставив рога, он ринулся на хозяина, и не умей тот так хорошо бегать, неизвестно еще, чем бы все это кончилось. Теперь же в нарядных праздничных брюках хозяина зияла огромная дырка, появившаяся в тот самый миг, когда ему быстрым прыжком удалось вырваться через калитку. Зрители смотрели друг на друга и молча ухмылялись.
Дело было скверное! В хлеву начали мычать коровы. Настало время их доить. Но кто осмелится перейти площадку скотного двора и войти в хлев? Никто!
— Подумать только, а вдруг Адаму Энгельбректу вздумается разгуливать здесь и злиться вечно, всю нашу жизнь? — рассуждали малыши.
Грустная мысль пришла им в голову. Как тогда играть в прятки на скотном дворе зимой по вечерам?
Пасхальный день занялся всерьез, засияло солнце. Адам Энгельбрект был по-прежнему разъярен. Стоя у ограды, люди озабоченно держали совет. Может, подойти к быку с длинной палкой и крепко зацепиться за кольцо в его носу? Этого бешеного? Дальше ждать было нельзя. В хлеву мычали коровы, вымя у них было переполнено молоком.
Светило солнце, голубело небо, на березах появились первые мелкие кудрявые листочки, все было так приятно, как только может быть в пасхальный день в Смоланде. Но Адам Энгельбрект был по-прежнему разъярен.
На заборе сидел Калле, маленький сопливый торпарский мальчишка из Смоланда, всего семи лет от роду.
— Адам Энгельбрект, — сказал он, — иди сюда, я почешу тебя между рогами!
Сказал он это на смоландском наречии, единственном, скорее всего, языке, который понимал Адам Энгельбрект. Но если бык даже и понял мальчика, то не желал послушаться. Даже и не подумал. А только все время злился. На скотном дворе слышался лишь тоненький мальчишеский голосок, непрерывно повторявший:
— Иди сюда, я почешу тебя между рогами!
Быть может, долго злиться не так уж и весело, как это думал Адам Энгельбрект. И он начал колебаться. А поколебавшись, стал приближаться к забору, где сидел Калле. И торпарский мальчишка Калле почесал его между рогами своими маленькими грязными пальцами. И не переставая говорил какие-то короткие добрые фразы.
