Ричмал Кромптон - Этот Вильям!
Фильм закончился. Вильям глубоко вздохнул и все еще с конфетой во рту поднялся и вместе со всеми вышел из кинотеатра.
Оказавшись на улице, он незаметно огляделся и крадучись направился к своему дому; потом, чтобы сбить с толку воображаемых преследователей, неожиданно свернул и побежал по глухой улочке. Потом он выхватил из кармана карандаш и, прицелившись, дважды выстрелил. Двое из преследователей свалились замертво. Остальные с удвоенной энергией продолжали погоню. Нельзя было терять ни секунды. Спасаясь бегством, он ринулся на другую улицу, оставив позади почтенного джентльмена, который потирал зашибленную ногу и источал громкие проклятия.
Вильям снова выхватил карандаш из кармана и, не сводя взгляда с дороги и стреляя на ходу, влетел во двор.
Отец Вильяма, который был в тот день дома из-за ужасной головной боли и приступа печени, выкарабкался из куста рододендрона и схватил Вильяма за шиворот.
— Поганец! — взревел он. — Ты сшиб меня с ног!
Вильям потихоньку высвободился.
— Я нечаянно, папа, — сказал он кротко. — Я просто вошел в калитку, как и все входят. Я просто не видел, что ты идешь, но я не могу смотреть сразу во все стороны, потому что…
— Замолчи! — взревел отец.
Как и все в доме, он страшился красноречия Вильяма.
— Что с твоим языком? Покажи язык.
Вильям повиновался. Цвет его языка мог поспорить с самой яркой весенней зеленью.
— Сколько раз я тебе говорил, — зарычал отец, — чтобы ты не брал в рот эту отраву!
— Это не отрава, — сказал Вильям. — Это конфеты, мне дала их тетя Сьюзен за то, что я помог ей, сходил на почту и…
— Замолчи! У тебя еще осталась эта гадость?
— Это не гадость, — возразил Вильям. — Они хорошие. Возьми одну и попробуй. Тетя Сьюзен дала мне всего горстку и…
— Замолчи! Где они?
Медленно, нехотя Вильям протянул ему бумажный пакет. Отец схватил его и забросил далеко в кусты. Минут десять потом Вильям прочесывал кустарник и остаток дня сосал конфеты, вывалянные в земле.
Он послонялся по саду, потом забрался на стену, отделявшую их сад от соседского.
— Привет! — сказал он девочке, которая смотрела на него снизу.
Эта девочка с кудряшками напомнила Вильяму простую деревенскую девушку. Было в натуре Вильяма нечто артистическое. Он мгновенно ощутил себя простым деревенским парнем.
— Здравствуй, Джоан, — сказал он низким хрипловатым голосом. — Ты скучала обо мне, пока я отсутствовал?
— Я и не знала, что ты отсутствовал, — ответила Джоан. — А почему ты так смешно говоришь?
— Я не смешно говорю, — так же хрипло сказал Вильям. — Я не могу по-другому.
— А, ты простудился! Мама утром так и сказала, когда увидела, что ты плещешься в кадке с дождевой водой. Она сказала: «Скоро мы услышим, что Вильям простудился и его уложили в постель».
— Это не простуда, — сказал Вильям с загадочным видом. — Это мои чувства.
— Что ты ешь?
— Конфеты. Хочешь?
Он достал из кармана пакет и отдал ей.
— На. Возьми две-три, — сказал он с беспредельным великодушием.
— Но они… грязные.
— Бери. Это всего лишь земля. Она быстро обсосется. Очень вкусные.
Он щедро насыпал ей целую пригоршню.
— Послушай, — сказал он, возвращаясь к образу простого деревенского парня. — Так ты говоришь, что скучала обо мне? Бьюсь об заклад, ты не вспоминала обо мне так часто, как я о тебе. Бьюсь об заклад, не вспоминала. — Голос его становился все более и более сиплым, пока не сошел на нет.
— Вильям, у тебя, наверное, ужасно болит горло?
Ее голубые глаза были полны тревоги и сочувствия.
Вильям приложил ладонь к горлу и нахмурился.
— Чуть-чуть, — беспечно сказал он.
— О, Вильям! — она, как взрослая, заломила руки в отчаянии. — Оно у тебя все время болит?
Ее тревога была ему приятна.
— Я стараюсь не жаловаться, — сказал он мужественно.
Вскочив, она смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами.
— О, Вильям! У тебя… у тебя чахотка? У моей тети чахотка, и она все время кашляет…
Вильям поспешно кашлянул.
— …и ей больно, и она себя ужасно чувствует. О, Вильям, надеюсь, у тебя не чахотка.
Ее нежное обеспокоенное личико было обращено к нему.
— Думаю, чахотка, — сказал он, — но я не поднимаю вокруг этого шума.
Он опять кашлянул.
— А что говорит доктор?
Вильям с минуту поразмыслил.
— Говорит, что с легкими все в порядке, — наконец сказал он. — И говорит, что я должен быть очень осторожен.
— Вильям, хочешь мою новую коробку с красками?
— Да нет. Не сейчас. Спасибо.
— У меня три мячика, и один совсем новый. Хочешь, я отдам его тебе, Вильям?
— Нет… Спасибо. Видишь ли, не стоит обзаводиться вещами, когда не знаешь, что тебя ждет. Ведь если чахотка…
— О, Вильям!
— Джоан! — послышалось из дома.
— Мама зовет. До свидания, Вильям, дорогой. Если папа принесет мне шоколад, я и тебе дам. Честно. Спасибо за конфетки. До свидания.
— До свидания — и не тревожься обо мне, — добавил он стоически.
Он положил в рот еще одну конфету и без какой-либо цели направился к дому. У парадного входа его старшая сестра Этель прощалась с молодым человеком.
— Сделаю для тебя все возможное, — сказала она серьезно.
Руки их были соединены в рукопожатии.
— Я надеюсь, — сказал он тоже очень серьезно.
Рукопожатие было долгим. Молодой человек ушел. Этель стояла у двери, провожая его взглядом. Все это заинтересовало Вильяма.
— Это был Джек Морган? — спросил он.
— Да, — рассеянно ответила Этель и ушла в дом.
Тот взгляд, долгое рукопожатие, произнесенные слова задержались в памяти Вильяма. Они, наверное, здорово влюблены друг в друга. Как помолвленные. Но он знал, что помолвлены они не были. Наверное, они слишком гордые, чтобы открыть друг другу свои чувства — как тот мужчина и девушка в кино. Этель хотела бы, чтобы ее брат, как тот, в кино, дал знать молодому человеку, что она его любит. Некое озарение вдруг снизошло на Вильяма, и он остановился, погрузившись в глубокие размышления.
В гостиной Этель разговаривала с матерью:
— Он собирается сделать ей предложение в следующее воскресенье. Он сказал мне об этом как ее лучшей подруге и спросил, может ли он надеяться. Я ответила, что, мне кажется, может и что я попробую немного подготовить ее и замолвить за него словечко, если удастся. Как интересно, правда?
— Да, дорогая. Кстати, ты не видела Вильяма? Надеюсь, он не проказничает где-нибудь?
— Несколько минут назад он был у парадной двери. — Этель подошла к окну. — Хотя теперь его там нет.
А Вильям тем временем уже входил в дом мистера Моргана.
Горничная провела его в гостиную.
— Мистер Браун, — провозгласила она.
Молодой человек поднялся и принял гостя со всей вежливостью, однако не без примеси некоторого недоумения. Они были едва знакомы.
— Добрый день, — сказал Вильям. — Я пришел по просьбе Этель.
— Да?
— Да.
Вильям порылся в своем кармане и наконец вынул оттуда бутон розы, несколько подпорченный в результате тесного соседства с конфетами «Крыжовник», перочинным ножиком, волчком и кусочком шпаклевки.
— Она просила передать вам это, — со значением произнес Вильям.
Мистер Морган вглядывался и ничего не понимал, будто спросонья.
— Да? Э… очень любезно с ее стороны.
— Это на память. Совтир, — пояснил Вильям.
— Ну хорошо. Э… что-нибудь еще?
— Она просила передать, чтобы вы пришли к ней сегодня вечером.
— Э… да. Конечно. Я только что от нее. Видимо, она вспомнила о чем-то важном для меня.
— Наверное.
— Она назначила точное время?
— Нет. Думаю, часов в семь.
Мистер Морган посмотрел на обмякший, но все еще чудесный бутон розы.
— Говоришь… просила передать мне это? — Да.
— И что-нибудь еще на словах?
— Нет.
— Э… хорошо, передай, что я непременно приду, передашь?
— Да.
Молчание.
— Она все время о вас думает, Этель думает.
Мистер Морган провел ладонью по лбу.
— Да? Э… очень любезно, очень.
— Всегда говорит о вас во сне, — продолжал Вильям, все более воодушевляясь. — Я сплю в комнате рядом и слышу, как она все время говорит о вас. Все повторяет ваше имя: «Джек Морган, Джек Морган, Джек Морган». — Вильям понизил голос и произнес с чувством: — И так снова и снова: «Джек Морган, Джек Морган, Джек Морган».
Мистер Морган потерял дар речи. Он сел и не без ужаса смотрел на своего юного гостя.
— Ты уверен? — спросил он наконец. — Может, какое-то другое имя?
