Андрей Жвалевский - Смерть мертвым душам!
Это оказалась книжка с простеньким рисунком на обложке — анимешного вида пацан в длинном плаще и со шпагой в руке. Причем на шпагу он опирался, как на трость, а плащ расширялся книзу, как ласточкин хвост. Ник пролистнул несколько страниц и застрял на строчке:
«…Если идти все прямо да прямо, далеко не уйдешь…»[3] «Точно, — подумал Ник, — совсем как я».
Он подул на забившуюся между страницами грязь, похлопал по обложке — и заметил под ней картонку. На секунду ему представилось, что там лежит забытый кем-то конверт с деньгами, но это была всего лишь библиотечная бумажка, на которой отмечают срок выдачи и возврата книги. А на титульном листе красовался полустертый штамп библиотеки…
* * *Заметив у входа всклоченного мальчишку в мятой куртке и потрепанных джинсах, Елена Степановна сразу насторожилась.
— Вот, — сказал мальчишка, не размениваясь на «здрасьте». — Это ваше.
Он сунул книжку ей в руки и развернулся, чтобы уйти.
— Погодите! — остановил его удивленный голос. — Хотите чаю?
Елена Степановна и сама не понимала, зачем вдруг обратилась к этому неумытому пришельцу на «вы», но это сработало. Ник покосился на нее, медленно кивнул и повернулся. Не до конца, вполоборота, словно собирался сбежать при первой возможности.
Они пили чай довольно долго и разговаривали. То есть говорила только Елена Степановна — про то, что в библиотеку никто не ходит, кроме пенсионерок; что по штату положен хотя бы еще один библиотекарь, а его все не присылают; про внучку, которая хоть как-то веселит бабушку. Ник только кивал и глотал пирожки. Правда, имя свое назвал.
Когда он уходил, Елена Степановна попросила:
— Ты еще приходи, ладно? Ты мне очень понравился!
Ник покраснел и молча шмыгнул за дверь.
Бабушка осторожно протерла мягкой, чуть-чуть влажной тряпочкой «Маленького принца», которого считала давно и безнадежно потерянным, и спросила его по старой привычке библиотекаря:
— Ну что, придет Никита сюда еще раз?
Книга раскрылась на словах:
«И снова он покраснел. Он не ответил ни на один мой вопрос, но ведь когда краснеешь, это значит „да“, не так ли?»[4]
Междуглавие 2
Дома
— Кого я вижу! Неужели это вы, дорогой Принц! Вы вернулись! А мы были уверены, что вы застряли где-то в домашней библиотеке.
— Трудно это назвать библиотекой, но, да, я застрял. Жаль, никто меня так и не открыл за все это время. Честно говоря, я сбежал. Совершенно невыносимо находиться в доме, где кроме тебя только рекламные газеты и учебники.
— Но учебники — это уже немало.
— Дорогая Алиса, если б ты их видела! У них нет фантазии, они шуток не понимают. Я пытался научить их играть в ассоциации, но так и не смог объяснить правила игры. Вот с чем у вас ассоциируется слово «труба»?
— Оркестр!
— Нота!
— Конец света!
— Незнайка!
— Водопровод!
— Иерихон!
— Ребята, дорогие! Наконец-то я дома!
Глава 3
Идиллия
— Леночка! — Марья Эдуардовна закатила глаза. — Твой чай — это нечто!
Елена Степановна скромно улыбнулась.
Чай у нее всегда был знатный. Не какие-нибудь пакетики, а настоящие травы, которые бабушка с Валей собирали в экологически чистых оврагах далеко за городом. Заварен дома, охлажден в холодильнике, принесен в термосе. Там были и тихий пустырник, и бодрая мята, еще какие-то растения, которые сама бабушка не знала, как назвать по науке, и использовала термины «желтенькие», «корявые корешки», «растопырки». Так учила ее бабушка, и так она сама учила Валю.
Кроме чая на столе стояли два пирога с яблоками, один с клюквой, огромная ватрушка и маленькие кренделечки с маком. Каждую среду на традиционном чаепитии в кабинете Елены Степановны еды становилось все больше, подружки-пенсионерки пытались поразить Друг друга выпечкой.
Вот и сейчас они сидели перед накрытым столом: объелись так, что едва дышали, а вкусностей на тарелках вроде как и не убавилось.
В самом начале чаепитий по средам, которые образовались, в общем-то, случайно, Елена Степановна заявляла, что в библиотеке будет работать «литературный салон» и пыталась за столом поддерживать разговор о книгах, но чем дальше, тем реже бабушки вспоминали о литературе.
Говорили о внуках, о рецептах и о погоде. Вязали крючком, вышивали, приносили сухие букеты. Все это потом в огромном количестве стояло и висело по библиотеке. Выкидывалось только то, что совсем потеряло вид или запылилось до неузнаваемости.
Если бы не Афанасий, который периодически прореживал коллекцию этих ненужных «красивостей», на полках вскоре не осталось бы места для книг.
Вот и сейчас тишину нарушило котиное чавканье.
— Фу! Кому говорю! Фу! — взвилась Марья Эдуардовна.
Елена Степановна подняла с пола обмусоленную тряпичную куклу.
Марья Эдуардовна возмущенно потрясла седой головой и принялась куклу отряхивать.
— Разбойник!
— Мяу!
— Как ты мог!
— Мяу?
— Это же тончайшая вышивка! Тут же бусинки из этого… как его… Ладно, все равно уже ни одной не осталось. На! Ешь!
Кукла полетела на пол, и следующие несколько минут бабушки с интересом наблюдали за тем, как Афанасий пытается откусить ей голову.
— Вот и мы тоже скоро будем совсем никому не нужны… — грустно сказала Елена Степановна и стала убирать со стола. — Эх, сколько вкусного осталось… Пойду Никиту покормлю.
— А он еще здесь? — удивилась Марья Эдуардовна.
— А он всегда здесь, — махнула рукой заведующая. — Жалко мальчишку, такой хороший и такой недосмотренный. Я бы его родителям…
Гневную речь Елены Степановны прервала хлопнувшая входная дверь. Бабушки прислушались.
— Здравствуйте! — разнеслось через минуту по библиотеке. — Есть кто живой?
Елена Степановна вышла в зал абонемента и оглядела посетительницу. Она была высокая, рыжая, со смеющимися зелеными глазами.
— Здрасьте, — сказала гостья, чуть кивнув Елене Степановне. — Меня зовут Кира. Я буду проходить у вас практику!
Афанасий вышел из угла, сладко потянулся и возложил к Кириным ногам останки тряпичной куклы.
— Это мне? Какая прелесть! — обрадовалась Кира и почесала кота за ухом.
«Предатель!» — подумала Елена Степановна.
Междуглавие 3
Не к добру
Книги не сводили с практикантки настороженных глаз — или, вернее, корешков.
— Рыжая… Не к добру… — пробурчала Энциклопедия.
— И бодрая слишком, — согласился с ней Словарь.
— Слушай, Ильф-и-Петров, ты у нас специалист по разговорам с людьми, поговори с ней так, чтоб к нам не приставала, а? — попросила Энциклопедия.
— Что я вам — ужастик, людей пугать? — буркнул Ильф-и-Петров. — Это «Сумерки» у нас любят страху напустить…
— Засохни, а? — лениво отозвалась книга с вампиром на обложке.
— Из-за таких вот, иноземных, — подал голос том с рожью на обложке, — мы и растеряли духовность! А все почему? Сильной руки нет! Сильная рука смогла бы всех к ногтю!..
— К сильному ногтю? — уточнил Маленький принц, но ответа не дождался.
Энциклопедия глянула на полки классиков: там царила такая значительная тишина, что сразу стало ясно — думают о вечном.
— Кинг, вы как? — спросил Словарь. — Можете шугануть эту дамочку?
— Могу! — ответил Кинг. — Только мне помощь понадобится. Добровольцы есть?
Глава 4
Новая и рыжая
Валя раньше не видела бабушку такой — сухой и сжатой, как засохший лимон на тарелочке.
Даже голос у нее стал бесцветный. Она никогда не говорила про свою любимую библиотеку таким мертвым голосом.
— Это у нас абонемент, тут читальный зал, там… ох…
Елена Степановна присела на стул.
— Воды? — подскочила Кира.
— Нет! — отрезала Елена Степановна. — Обойдусь я без вашей воды!
Бабушка грубит? Валя так удивилась, что даже не испугалась бабушкиной грубости. А Кира, кажется, не понимала, что происходит что-то невозможное, спокойно шла вдоль стеллажей, рассматривала книги.
Оглянувшись на сердитую бабушку, Валя побежала за практиканткой.
— А вы знаете, что книги умеют разговаривать? — выпалила Валя.
— Конечно! — спокойно ответила Кира и сняла с полки затертый томик.
— «Вдруг свет погас, выстрел и ее крик!»[5] — громко прочитала она.
Но вместо того, чтоб испугаться, Кира засмеялась:
— Напугать меня решили? Ну-ну. Мы еще посмотрим, кто кого напугает.
— Я давно поняла, что книги страшные консерваторы, — сказала Кира. — Ты знаешь, кто такие консерваторы? Те, кто не хочет, чтобы в жизни что-то менялось. Они привыкли жить, как живут, и боятся перемен.
