Николай Осинин - Через все преграды
Зирнис по-латышски выругался вслед.
— Что он сказал, дядя Иван? — растерянно спрашивал Илья. — Не увидим? Да?
Латыш, постояв с минуту молча, двинулся к часовому, надеясь что-то объяснить ему. Но немец направил на него автомат:
— Цуррюк!
— Да ты не цурюкай, — начал было латыш, — у меня дело к вашему начальнику…
— Насад! — Палец часового лег на спусковой крючок.
Илья видел, как побурела шея Зирниса. Несколько секунд латыш, не двигаясь, стоял под направленным на него дулом, потом повернулся, плюнул и пошел прочь.
Мальчик, глотая слезы, последовал за ним.
Возвращаясь в город, Зирнис сказал расстроенному Илье:
— Ты пока не горюй. Сегодня хлопцы Микелиса обещали узнать, куда пленных на работу гоняют. Может, через них что удастся.
* * *В доме Микелиса их ждали.
Валдис, младший сын хозяина, русокудрый малый с темным пушком на верхней губе, выслушав Зирниса, воскликнул:
— Ну, я так и знал! Кабис — жулик. Это все папа придумал к нему идти. Зря пропали продукты и время. Надо бы сразу, как я говорил.
— Ты говорил! — передразнил его отец. — А сами черт знает куда на весь день вчера пропали.. Носитесь, как грязная бумажка по ветру. Люди на работу поступают, а вы что думаете делать?
— Мы к немцам работать не пойдем, — отрезал старший сын, хмурый парень лет двадцати двух с крепкими узловатыми руками рабочего.
Микелис указал на него, как бы приглашая всех полюбоваться его глупостью.
— А есть что будете?
Юноша неопределенно улыбнулся.
— Гитлеровские концентраты!
Микелис сердито прищурился на него, оглянулся на окна, где изредка мелькали ноги прохожих, и сердито прошептал:
— Знаю я… К тому черту косому, к Визулю ездите! Попомните мое слово: отвернут вам в гестапе головы! Красная Армия — сила и то не может немца сдержать, а вы… вояки!
— Перестань, папа! — резко возразил старший сын, — Ты надеешься отсидеться от войны в своем домишке, думаешь спрятать в него голову, как гусак под крыло! Не даст фашист никому покоя, пока хозяйничает на нашей земле! Теперь война такая, середины нет: либо нашим помогай, либо Гитлеру. Кто думает тихо да мирно работать у немца, тот первый ему помощник. Так и знай!
— Чем же я ему помогу, если трубы буду чистить да печи класть? А? Чем? — загорячился Микелис…
— Тем, что будешь добровольно сотрудничать с ними. За тобой другие латыши потянутся. Всем трубочистами не быть — придется на заводы идти работать. А фрицикам того и надо.
— Это теперь надолго! — безнадежно махнул рукой Валдис на споривших и отвел Илью в сторонку: — Ты умеешь на велосипеде ездить?
— Нет.
— Ах, черт!.. Ладно, поедем на одной машине.
— Куда?
— На станцию. Там сейчас пленные женщины вагоны моют. Посмотришь, нет ли среди них твоей мамы.
В тупике, поодаль от других поездов, стоял длинный товарный состав. В крайних вагонах женщины заканчивали мытье палов. Возле них ходили два немца с винтовками.
Валдис уверенно направился к пожилому добродушного вида солдату, с которым, вероятно, разговаривал раньше.
— Мальцайт! Я привел того мальчика, — сказал он. — Можно ему посмотреть?
Немец-часовой огляделся, потом, подозвав к себе товарища, тихонько посовещался с ним.
— Пусть смотрит, пока унтер-офицера нет, — сказал он Валдису и отошел в сторону.
Еще издали Илья бегло оглядел вагоны, в которых работали пленные, но никого из знакомых среди них не заметил. Босые, истощенные женщины, одетые кто в почерневшую военную гимнастерку, кто в гражданское платье, висевшее грязными лохмотьями, с любопытством наблюдали за ними.
Перебегая от вагона к вагону, Илья заглядывал внутрь и торопливо объяснял:
— Тетеньки, я свою маму ищу. Она в лагере пленных. Может, знаете кто?.. Самохина — фамилия. С родинкой на нижней губе, вот здесь!..
— Her, дорогой, не знаем. Не видели, — сочувственно отвечали ему. — Народу в лагере много.
У одной двери его остановила высокая хмурая женщина в военной форме со знаками отличия военврача. Держалась она со спокойным достоинством, отличающим мужественных людей в трудное время.
— Ты расскажи толком, — склонилась она к подростку, — а мы в лагере поищем ее.
Илья начал рассказывать и вдруг смолк. Из соседней теплушки выглянула пленная с растрепанными седыми волосами. Совсем еще молодое лицо ее посинело, как от холода. Громадный багровый кровоподтек почти полностью закрывал правый глаз.
При виде мальчика она вскинула руку.
— Илюша! Живы! — простонала она и, казалось, не спрыгнула, а бессильно, как мешок, свалилась на песок.
Только теперь, по голосу, Илья узнал, что это мать Наташи.
— Людмила Николаевна! Людмила Николаевна! — выкрикивал он, помогая ей подняться. — И мама здесь? Да? Да?…
Исаева не то рыдала, не то безумно-истерично хохотала, прижимая его к своей груди:
— Живы! Голубчик!.. Где она, моя крошка? Где?!
— Нашел-таки! Вот счастье! — восклицали в ближайшем вагоне.
— Мать нашел?
— Нет, знакомую. О матери спрашивает.
— Должно быть, вместе были.
— Наверно… Тише, слушайте!
Валдис, бросив велосипед, подбежал к ним, но остановился, не решаясь вмешаться в их разговор. Потом махнул рукой, вскочил на велосипед и умчался.
В слепом материнском эгоизме Людмила Николаевна ничего не хотела слышать, кроме известий о своей дочери.
— Ты когда Наташу в последний раз видел?
— Два дня назад, — не задумываясь, врал Илья, чтобы успокоить ее.
— Скучает, наверно? Обо мне спрашивает?
— Конечно. Все время…
Отвечая на вопросы, Илья с трудом узнал о своей матери. Мама была жива и находилась в лагере вместе с Исаевой.
— Да, я и забыла! — виновато воскликнула Людмила Николаевна. — Здесь же работает и Ольга Павловна. Их за водой увели.
— Неужели? Я ее увижу?
— Они должны скоро вернуться. Только поговорить тебе с ней не удастся. Унтер заметит — убить может. Такой изверг!
Как раз в это время среди пленных послышались крики:
— Унтер! Жаба идет!
Пожилой немец, тот самый, что разрешил свидание, торопливо подбежал к женщине и к мальчику, растолкал их.
Подруги, подав Людмиле Николаевне руки, поспешно затащили ее в вагон. Илья отбежал в сторону за штабеля шпал, откуда хорошо было видно все, что делалось возле вагонов.
— Лёс! Лёс! Р-работа, р-работа! — вопил конвоир, изо всех сил колотя палкой по дверям.
Но пока унтер-офицер был далеко, пленные, не обращая внимания на этот тарарам, перекликались между собой.
— …Работа кончена. За водой больше не поведет!
— Да, прямо в лагерь!
— Не удалось им поговорить. Ах, бедные!..
Женщина-врач выглянула из-за двери, громко сказала соседям:
— Товарищи, мы продлим их свиданье! Выливайте грязь на пол, будем мыть снова! Передайте дальше!
В соседнем вагоне на мгновенье замялись, потом поддержали ее:
— Правильно! Выливайте из ведер на пол!.. Мыть снова!
— Грязь на пол!..
— Мыть снова!.. — полетело от вагона к вагону.
— Бить будут! — раздался чей-то испуганный возглас, но его никто не слушал.
И усталые, измученные голодом и побоями пленницы, с самого утра почти не разгибавшие спин, незаметно для часовых выплескивали из ведер грязную воду на только что вымытый пол.
Подошедший унтер-офицер, увидев, что работа не подвинулась, поднял страшный крик. Жидкая грязь, которую женщины нарочно согнали к дверям, мешала залезть в вагоны и начать расправу. Несколько раз он пытался достать работавших палкой, но они увертывались, и от этого гитлеровец сатанел.
— Напрасно торопите, — спокойно сказала ему по-немецки врач, когда он приблизился к ее вагону. — Лейтенант будет недоволен, если мы вымоем плохо. Здесь поедут ваши солдаты.
Унтер удивленно посмотрел на нее и что-то пробормотал.
— Вы видите, как мы стараемся! — продолжала врач, показывая на тряпку и залитый грязью пол. — Нам нужна чистая вода. Вы еще раз сводите нас к колодцу.
Не ожидая его согласия, она смело выпрыгнула из вагона, за ней вызвались идти еще несколько человек. Унтер от изумления только таращил глаза: первый раз он видел, что русские сами изъявляют желание трудиться для немецкой армии.
— Гут, гут, — произнес он и переложил палку из одной руки в другую. — Комм!
Свиданье Ильи с Ольгой Павловной и Людмилой Николаевной продолжалось минут пятнадцать. Мальчик рассказал о себе, о своей жизни у латышских крестьян, не смущаясь, врал, что видел два — три дня назад всех своих друзей. Однако, когда Пахомова стала расспрашивать, как найти Сережу, Илья запутался и смущенно сказал:
— Я не знаю, как хутор называется. Забыл.
Зато он подробно объяснил, где жил сам и как найти хутор его хозяина Яна Зирниса.
— Если вас выпустят, вы ко мне идите, — говорил он. — Я за эти дни все разузнаю и вас потом отведу.
