Николай Осинин - Через все преграды
Лошадь вдруг рванулась вперед с такой бешеной силой, что усердный полицай, шаривший под сеном, отлетел в канаву, сбитый с ног осью заднего колеса. От неожиданности Илья тоже едва не кувырнулся с телеги.
— Тпру!.. Тпрру! — закричал Зирнис, натягивая вожжи. — Тпррр!
Но жеребец, задрав голову и закусив удила, карьером скакал по шоссе. Сзади орал от боли и злости сбитый с ног полицай. Немец, вскочивший с дивана, хохотал, видя, что крестьянин никак не может справиться с лошадью.
— Тебе только на быках ездить!
Через минуту телега загрохотала по крупному булыжнику и вылетела на кривую узкую улицу городской окраины.
Зирнис оглянулся, опустил вожжи.
— Шш, Воронко.
Лошадь сразу перешла с галопа на легкую рысь, а потом и совсем остановилась.
Глянув на Илью, все еще растерянно державшегося за грядку телеги, латыш хмыкнул и провел пальцами по усам.
— Что, напугался? Хо-хо-хо! Во как мы их, курощупов!
Илья с недоумением смотрел на улыбающегося Зирниса.
— Дядя Иван, так вы… сами, нарочно? — прошептал он. — Вот здорово! Как это вы?
Ян оглядел телегу — все ли в порядке, хозяйственно подоткнул свесившиеся с нее клочки клевера и тронул коня. Подвода опять запрыгала и загрохотала по мостовой.
— Штука не хитрая, — объяснил он мальчику. — Тут все дело — конь. Мой Воронок страх не любит, когда его меж ног чем трогают. Вот я, как полицай повернулся, и сунул хворостинку будто невзначай. А остальное ты сам видел.
— Ну и дядя же Иван! — восторгался Илюша, готовый расцеловать латыша. — Полицай, наверно, и сейчас в канаве орет.
— Мало! Под колесо бы его, собаку!
Из-за грохота телеги разговаривать было трудно. Замолчали. Когда свернули на немощеную улицу и повозка мягко закачалась на пыльных выбоинах, Зирнис заговорил опять.
— Да-а. Хороший конь, на всю волость. Берег я его. А теперь того и гляди заберут. На учет взяли, продавать не велят… Кормил, поил, а для кого? Эхх!..
* * *На базар, как и предполагал Илья, они не поехали, а остановились на одной из кривых улиц окраины у ветхого, вросшего до окон в землю, небольшого домика, где жил знакомый Зирниса.
Едва Ян спрыгнул с телеги, как из калитки вышел узкогрудый мужчина с втянутыми щеками и длинным хрящеватым носом. Тепло улыбаясь, он поздоровался с Зирнисом, открыл ворота; телега въехала во двор.
Мужчины оживленно заговорили между собой, а Илья стал распрягать лошадь. Говорили по-латышски, поэтому мальчик мог только догадываться, что разговор шел о нем, так как незнакомец все время посматривал в его сторону и покачивал головой.
Потом вошли в дом.
Квартира Микелиса, жившего с женой и двумя взрослыми сыновьями, которых дома не было, состояла ив двух комнат и, несмотря на покосившиеся стены и покоробившийся потолок, выглядела внутри далеко не так убого, как снаружи. Все в доме было побелено, выкрашено, начищено до блеска. Постельное белье, занавески, скатерти на столах, салфетки на комоде и тумбочках сияли ослепительной голубизной. И хотя вещи в квартире были простые и дешевые, но, разложенные, расставленные, развешанные со вкусом, они производили приятное впечатление. После знойного дня от всего этого веяло успокаивающей тишиной и прохладой.
Хозяйка, бодрая, подвижная женщина в цветном переднике и войлочных туфлях, встретив гостей, зазвенела посудой и засуетилась у плиты. Однако мужчины ее остановили, отказавшись от обеда. Разговор все время велся на латышском языке. Илья чувствовал себя неудобно, как посторонний, которому нечего здесь делать. Он смущенно вертелся на стуле, с усиленным вниманием рассматривал на стенах фотографии и открытки. Так прошло с полчаса.
Наконец мужчины поднялись, собираясь куда-то уходить.
— Есть хочешь? — спросил Ян у Ильи.
— Нет. А что?
— Тогда жди нас.
Зирнис и хозяин дома, захватив с собой маленький чемоданчик, ушли.
Хозяйке, очевидно, хотелось поговорить с мальчиком, и, когда мужчины вышли, она обратилась к нему:
— Ту… мама нет? Да? О-о-о! — горестно покачала она головой.
Илья понял, что Зирнис уже рассказал о нем. Пытаясь выведать, куда отправились мужчины, Илья попробовал было расспрашивать. Но женщина только покачивала головой — она не понимала по-русски.
Вернулся Зирнис часа через три. Утомленный ожиданием и безделием, Илья в это время сидел во дворе в тени сарайчика, где стояла лошадь. Увидев Яна и Микелиса, он вскочил на ноги. Мужчины, вполголоса переговариваясь между собой, загадочно улыбались ему.
— Ну, пуйка[4], ждешь? — весело сказал Микелис.
Зирнис притворно спохватился:
— А я ведь, кажется, забыл ему сказать, зачем мы сюда с ним приехали!
— Кажется! — с горьким упреком воскликнул Илья. — Вы только смеетесь надо мной.
Зирнис заулыбался еще шире. По выражению его лица мальчик догадался, что сейчас услышит что-то очень интересное и важное для себя, и напряженно ждал.
Но вместо этого Ян спросил:
— Ты, небось, есть захотел?
— Меня уже кормили, — нетерпеливо ответил Илья.
— Сыт — это хорошо, — крестьянин бросил пустой чемоданчик на телегу, поднял упавшие вожжи и опустился на длинный обтесанный камень, на котором до этого сидел Илья. — Так. Да. Ну, что ли, как это начать… Одним словом, хочу твою мамку найти, для того приехали.
Электрическим током ударили эти слова в сердце мальчика, он побледнел и пролепетал, задыхаясь:
— Что? Маму?.. Ка… как же это! Где? Да говорите же!
— Тише, постой! Эй, Микелис, — обратился Зирнис к приятелю, увидев, что тот направляется в дом. — Ты там не очень!.. Пива — и все!
— Да говорите же! — опять воскликнул Илья, нетерпеливо дергая Зирниса за плечо.
— Так вот, я и говорю. Приехали мы твою мамку искать. Ходили сейчас с Микелисом к одному человеку и кое-что узнали. Живая она, в лагере для пленных находится. Это за городом. Завтра постараемся ее увидеть…
— Живая!.. А если сейчас туда?
— Сейчас нельзя. Надо сначала разрешение от немцев получить, а так в лагерь не пустят.
— Мы хоть издали!
— Ох, ты, горячка! Сказано — нельзя. Сядь!
Когда Илья успокоился, Зирнис рассказал ему, как и от кого он узнал о его матери.
У Микелиса был в городе один знакомый, по фамилии Кабис. До прихода немцев все его считали латышом, а теперь он выдает себя за немца. Работает он в управлении лагерями военнопленных. За хорошую взятку продуктами Кабис припомнил, что группу женщин в 25 человек пригнали в лагерь недели полторы назад.
— Эти бабы вели себя, как сумасшедшие, — сказал Кабис. — Они требовали, чтобы им вернули детей, оставленных где-то в сарае. Лагерфюрер приказал в них стрелять, чтобы отогнать от проволоки. Впрочем, дело было ночью, убитых среди них всего две-три. Надеюсь, что женщина, которую вы ищете, жива. Придите завтра к управлению и принесите господину майору подарок. Он очень любит сырые яйца.
* * *Утром Илья и Зирнис сидели за городом, возле красивого особняка, где помешалось немецкое управление местными лагерями военнопленных.
Ждать пришлось долго. Кабис явился только часам к десяти. Хитренькие свинцовые глазки его скользнули по мужчине и мальчику, на мгновение задержались на стоящем рядом с ними чемоданчике. Бросив Зирнису несколько фраз на латышском языке, он торопливо ушел в дом.
— Что он сказал? — поспешно спросил Илья, с надеждой глядя на своего хозяина.
Зирнис негромко выругался и неопределенно помотал головой.
— Крутит он что-то.
Часа через два Кабис подбежал к ним.
— Давай что там у тебя есть! — обратился он к латышу. — Сейчас к начальнику пойду.
Янис молча подал ему чемодан и подозрительным взглядом проводил до двери.
Вновь Кабис появился перед обедом. Он вышел с двумя немцами и, делая вид, что занят, рассказывал что-то надутому долговязому ефрейтору. Ясно было, что он не собирался останавливаться возле латыша.
Зирнис решительно встал ему навстречу.
— Господин Кабис, как насчет нашего дела? А?
Свинцовые глазки недовольно забегали по сторонам.
— Ммм… ничего пока… не получается. Вот, может быть, дня через три…
— Ну, хоть свидание мальчишке с матерью устройте.
— Потом, потом! Сейчас некогда.
Зирнис понял, что ничего от этого прохвоста не добиться.
— Давай чемодан с яйцами и салом назад! — потребовал он, удерживая Кабиса за рукав. — Слышишь!
— Отпустите руку, а то наживете большие неприятности…
— Неси назад! Я не собираюсь дарить вам сало и яйца зря, — упрямо требовал латыш.
Долговязый ефрейтор, ушедший с товарищем несколько вперед, обернулся:
— Что ему надо, Кабис? Дай в морду и пошли. Без тебя у этих проклятых латышей хорошего пива нам не достать.
Кабис рысцой бросился за ними.
