Зинаида Лихачева - Вася Чапаев
— Правильно, чего мальчонку на смех подымать! — сочувственно отозвались в толпе.
— Судьба — индейка! Откеда мы можем знать, какая у мальца планида?
— А вам-то какая сласть, ежели он генералом будет? — обозлился оборванец.
— Какая сласть, интересуешься? — спросил пожилой солдат в старой шинели и на деревянной культе вместо ноги. — Глянь-кось, как мне один офицер зубы почистил. — Он открыл рот и провел пальцем по голым розовым деснам.
— Это да... бывает, — заговорили в толпе
— Ему чего, офицеру-то!
— Для них солдаты — не люди!
— Требуют простым народом. Он, офицер тоись, голой рукой и зуботычины тебе не даст — в перчаточках!
— Офицеры тоже разные бывают... — в раздумье произнес солдат. — Иной хоть и офицер, а для солдата родней, чем брат кровный. Вот таким будь, — серьезно сказал он Васе. — Ежели в генералы выйдешь, не обижай солдат. Сироты они, даром что усы от цигарок запсивели...
Васе было чудно, что пожилые мужики всерьез поверили какой-то бумажке, и он уже был готов созоровать, представив им пузатого, усатого генерала, которого ему довелось увидеть на балаковской пристани. Но последние слова солдата заставили его отказаться от шутки, и неожиданно для себя Вася серьезно сказал:
— Не буду солдат обижать!
— Вот и лады! — добродушно засмеялись кругом. — Он парень свойский, видать, знает, почем фунт лиха!
— Бумажку не потеряй, смотри! — слышал Вася чей-то заботливый совет. Он снял картуз и бережно засунул билет за рваную подкладку.
— Ну-ка, мне вытащи! — разохотился мастеровой.
Шарманщик подставил ладонь:
— Пожалуйте, две копейки. Счастье две копейки стоит.
Мастеровой положил деньги и взял у свинки бумажку.
— Ты читай! Для всех читай!
«Счастье ваше вы получите от дамы, с которой скоро познакомитесь. Успеху будет содействовать лунный свет».
— Вот так загвоздила! — смущенно пробормотал мастеровой и, сдвинув картуз на глаза, заскреб затылок.
— А что? Вполне возможная вещь! Парень ты всех статей, гляди и облапошишь какую вдовую купчиху! — скороговоркой выпалил толсторожий мужчина, по обличию торговец. И сам первый загоготал своей шутке.
Мастеровой зло прищурился.
— Облапошишь! — передразнил он. — Облапошить, конечно, можно, только какое ж это счастье? Облапошить — это дело торгашеское, а счастье, оно должно быть честным!
— Отбрил! Молодец! — сочувственно отозвались люди.
Балаковская дурочка вертела в руках четыре грошика и рассуждала:
— Чего мне две копейки? Хлебушка фунтик. Наплевать, голодная прохожу! Давай мне на две копейки счастья! Прочитай, молодец, чего тут прописано?
Мастеровой взял бумажку: «Счастье как птица. Поймай — твое будет!»
— Истинная правда! — одобрили зеваки.
— Это как понимать? — допытывалась дурочка. — Это, что ли, птиц ловить?
— Не птиц, а счастье, вроде как птица, — летучее, — старался объяснить шарманщик.
— Птиц ловить — грех: они божьи! Пустите меня, пустите! Не хочу! — кричала дурочка, проталкиваясь сквозь толпу.
Вася заметил, как торговец, вытащив из кармана горсть серебра, долго рылся, отыскивая две копейки, а найдя, поглядел на них и снова опустил а карман.
«Ну и жадюга! — подумал Вася. — Две копейки на счастье пожалел».
Больше охотников на покупку «счастья» не нашлось. Старик снова завертел ручку, и шарманка разлилась бедовым, плясовым мотивом:
Ах ты, сукин сын, камаринский мужик!
Ты не хочешь моей барыне служить!
Кругом заулыбались. Ноги слушателей сами собой стали притопывать.
Ты не хочешь моей барыне служить!
— И-е-ех! — вполголоса выкрикнул кто-то, и уже несколько голосов подхватило озорную песню, с издевкой выговаривая:
Моя барыня богатая,
Кривоногая, горбатая!
Кончив играть, шарманщик сдернул с головы широкополую, похожую на пыльный лопух шляпу и стал обходить слушателей. На дне шляпы зазвякали копейки и гроши.
Васе хотелось хоть чем-нибудь отблагодарить шарманщика за подаренное «счастье». Ведь это первый раз в жизни с ним случилось такое.
— Дедушка, давай я тебе шарманку донесу. Куда идти?
— А тащи куда-нибудь в холодок.
Выходя с базара, они увидели дурочку. Она откусывала от черной краюшки маленькие кусочки, бросала голубям и бормотала:
— Чем ловить, лучше накормить! Пусть Фенька-дурочка голодная, а счастье у Феньки — сытое!
Спугнутые появлением Васи с шарманщиком, голуби с шумом взлетели и тут же снова окружили дурочку. Один из них опустился ей на плечо, и Фенька замерла. В лохмотьях, с растопыренными руками, она стояла на базарной площади, нелепая, как огородное пугало. А на запрокинутом лице застыло выражение бездумного, блаженного счастья...
За пожарной каланчой, в прохладной темно-зеленой траве густо росли одуванчики.
Тут и сделаем привал, — сказал шарманщик и пустился на траву.
— Вишь, как мягко!
Он снял с плеча торбу, достал оттуда хлеб, селедку, пару луковиц и коротко приказал Васе;
— Садись!
Вася с наслаждением грыз селедочный хвост, хрустел луковицей и набивал рот заварным черным хлебом.
— Теперь до вечера можно и вздремнуть, — сказал старик, вытирая о траву руки и позевывая. — А потом бы чайку горяченького...
Вася побежал домой. Ему хотелось напоить старика чаем, только разрешит ли мать? На взволнованный рассказ Васи Катерина Семеновна ответила вопросом:
— Может, он мазурик какой, шарманщик-то... А ты его в избу хочешь пустить.
— Ой, мама, ну какой он мазурик? Старый такой... У него, он сказал, все кости болят.
— Ну зови, коли так! — разрешила мать.
Дед Егор, так звали шарманщика, уже спал, положив под голову свою тощую торбу. Рядом стоял ящичек со «счастьями». В нем лежал пучок травы, и морская свинка тихо перебирала травинки — которую съест, которую надкусит и отложит в сторонку.
«Тому лише, у кого нет крыши», — вспомнил Вася отцову поговорку, и его охватила жалость к бесприютному старику.
— Дедушка, а дедушка, — тихо тронул он шарманщика за плечо.
— А? Чего?! Сейчас! Сейчас! Я не знал, что нельзя тут... — вскочил старик, испуганно заморгав воспаленными глазами. — Я уйду! — бормотал он. Увидев Васю, рассердился: — Тьфу на тебя! Я думал, дворник либо городовой... Ну зачем разбудил?
— Дедушка, мама велела идти к нам, чай пить...
— В гости зовешь? Ах ты, милый! — растрогался дед Егор. — Да я с превеликим удовольствием! Ах ты, внучек мой нечаянный!
Вася ужасно боялся, что, войдя в дом, старик заговорит гнусавым жалобным голосом и станет похож на нищих, которых отец терпеть не мог. Но шарманщик вошел, как входят гости. Еще на пороге он снял шляпу и поклонился Катерине Семеновне:
— Здравствуй, хозяюшка! Мальчонка сказывал, звала меня? А ежели напутали мы с ним, прощенья просим: незваный гость хуже татарина... Такому гостю две указки — вот бог, а вот порог.
Мать тоже поклонилась старику:
— Проходите, проходите, дедушка! Звала я вас, садитесь. Васенька, неси шарманку в дом. Вещь дорогая, в сенях ей не место.
Старик посмотрел на выскобленный пол и, взяв веник, вышел на улицу обмахнуть пыльные сапоги.
— Мама, он чаю хочет, — зашептал Вася.
— Сначала пусть поест с нами, — возразила мать. — Я сегодня похлебку варила.
— Пообчистился маленько, — доложил шарманщик, усаживаясь на лавке около двери. — Чисто дом ведете, хозяюшка. Воздух легкий, и мух нету.
Вася взял стоявшую на полу у печки кошачью черепушку.
— Дедушка, свинке попить дать?
— Дай. Ишь ты, вспомнил про Лизку!
Катерина Семеновна заинтересовалась зверюшкой.
— Чудная какая! Ты, Васенька, моркови бы ей принес. Будет она моркву есть?
— Самая ее пища, — подтвердил старик.
— Она ученая, мам. Она счастье вытаскивает. Знаешь, какое счастье она мне достала? — Вася протянул матери записочку с предсказанием.
Катерина Семеновна поглядела на бумажку и улыбнулась.
— Чего же тут написано? Неграмотная я...
Делая вид, что он читает, Вася повторил:
— Счастье ваше на военной дороге. Вы будете генералом.
— Большим генералом, — поправил старик.
— Это ты будешь генералом? — рассмеялась мать, а глаза ее счастливо засияли.
— Ну, раз тут написано, значит, буду, — настаивал Вася. — Тут все правда. Дурочке Фене тоже правда досталась, да, дедушка?
— Будешь генералом, — убежденно ответил шарманщик.
— Кто это генералом будет? — загудел отец.
— Ой, Иван Степанович, — вздрогнула мать. — Не слышно было, как ты пришел!
— Где ж услыхать? Я еще к дому подходил, слышу громкий разговор про генералов. Здравствуй, дед, не знаю, как величать.
