Яков Тайц - Родник
Музыка заиграла, и Кира Петровна закружилась, красиво поводя приподнятыми руками. Она сейчас была очень похожа на Снегурочку — в белом свитере и белой шапочке на заиндевелых волосах.
— А теперь все вместе… Поехали… Раз, два, три…
У Владика сразу дело пошло неплохо. Но с Петей вышла заминка. Он неуклюже вертелся, не попадая в такт музыке.
— Не получается, Кира Петровна, — повторял он, неловко поворачиваясь то вправо, то влево.
Кира Петровна от души смеялась над косолапым танцором:
— Получится! Раз взялся, так уж, пожалуйста, не отступать. Ну, веселей!
Владик с Петей только диву давались, глядя на учительницу. Им не верилось, что перед ними та самая Кира Петровна, которой ничего не стоит вписать в табель двойку и даже единицу.
Они забывали, что Кире Петровне всего двадцать два года. Верней, им казалось, что это очень много.
А Кира Петровна всё тормошила своих учеников:
— Ну-ка, ещё разок! Ай да Ваньков, отлично!..
Щёки её разрумянились, глаза сверкали, на белой шапочке, словно голубые искорки, поблёскивали неизвестно откуда взявшиеся снежинки.
Видно было, что ей очень нравится кружиться под музыку, которая звучала в рупорах во всех уголках огромного парка, и глубоко дышать первым славным, хрустким морозцем.
Через полчаса Кира Петровна отпустила ребят:
— Ладно уж, не буду вас больше мучить, катайтесь! А за танцы на льду ставлю вам по троечке.
— А вам — пятёрку с плюсом! — крикнул Петя. — Спасибо, Кира Петровна!
— Пожалуйста. Только не стойте на месте, а то простудитесь.
Она выбежала на середину и закружилась так быстро, что в глазах зарябило.
А Владик с Петей долго ещё бегали взапуски по гладкому льду, потом направились в буфет, потому что Петя давно уже мечтал о стакане горячего кофе и о сдобной булочке с кремом.
Пятнадцатая глава. Милиция на коньках
Впрочем, Владику попасть в буфет не пришлось. Дело вышло так. Усталые после быстрого бега, приятели тихо брели по аллейке мимо катка для начинающих. Вдали на фоне тёмного неба сверкала огненная надпись «Буфет», сделанная из яркокрасных стеклянных трубочек. Петя не отрываясь смотрел на эту сияющую в вышине надпись.
Владик сказал:
— Давай, Петух, посмотрим, как начинающие катаются.
— Потом, когда поедим!
— Да нет, давай сейчас!
Петя неохотно замедлил шаг, посмотрел на решетчатую ограду катка и засмеялся:
— Ой, Владик, смотри… Умора! Нет, вон туда… вон на того… А тот!.. Ой, не могу!
И верно, начинающие очень забавно передвигались по льду. Вон толстая тётя в белом пуховом платке вцепилась в спинку высокого кресла на полозьях и едет на буксире. Гражданин в запотевших очках расставил длинные ноги циркулем и застыл на месте, боясь шевельнуться. Маленький мальчик на прикрученных к валенкам «снегурочках» с разбегу шлёпнулся на лёд и потерял шапку.
Владик и Петя смеялись от души. Вдруг Владик перестал смеяться. Ему почудилось, будто в толпе мелькнула знакомая фигурка. Мелькнула шапочка с двумя шариками на макушке, русые косы с широкими бантами…
Он чуть было не крикнул на весь парк: «Тата!»
Но во-время спохватился. Не надо, чтобы Петя знал про Тату. А то будет дразниться: «Девчатник, девчатник!»
Прошлый раз, когда они встретили Тату в кино, Петя долго донимал его потом: «Зачем она тебе? Не водись с ней!»
А теперь он ещё, чего доброго, и в классе расскажет. Тогда хоть и вовсе в школу не ходи.
Владик на миг потерял Тату в толпе, но сразу же опять нашёл её. Она неуклюже передвигалась на льду, то и дело вскидывая руками в ярких полосатых варежках. Хорошо, что Петя не заметил её и снова уставился на заманчивую огненную надпись: «Буфет».
— Петух, — сказал Владик, — ты вот что: ты пойди вперёд, возьми там на двоих, а я сейчас…
— Как «сейчас»? — удивился Петя.
— Ну да, сейчас приду. Надо мне… На вот тебе денег, возьми.
— Это ещё что за номер?
— Да я сейчас приду, — подтолкнул его Владик. — Шагай, двигай!
Петя пожал плечами, сунул Владькину трёшку в рукавицу и послушно зашагал на коньках к буфету, поминутно оглядываясь на товарища.
Владик махнул ему рукой:
— Шагай, иди, не задерживайся!
Как только Петя скрылся за поворотом аллейки, Владик спустился на изрезанный лёд и принялся искать Тату, которую опять потерял, пока уговаривал Петю.
Здесь было гораздо меньше света, чем на Зеркальном катке. Всё же он скоро нашёл её. Попрежнему взмахивая руками и высоко, по-журавлиному, поднимая ноги, она коротенькими толчками, кое-как двигалась по льду.
Владик легко разбежался на своих быстрых, послушных конёчках и крикнул:
— Тата Винокур!
Тата обернулась, потеряла равновесие и с размаху села на исцарапанный лёд.
— Ой! — жалобно протянула она. — Седьмой раз сегодня падаю. Ну что же это такое, на самом деле!
Она стала неловко подниматься, потирая ушибленный бок.
Владик помог ей встать.
— Пусти, мальчик, я сама! — сказала Тата, держась за Владикову руку. — А ты почему меня знаешь? — строго спросила она, перекидывая косы за спину.
Владик растерялся.
— Как «почему»? — спросил он. — Разве ты меня не помнишь?
Тата пристально посмотрела на Владика. Её глаза сурово заблестели.
— А, знаю, — сказала она. — Ты, наверно, приходил в музей?
— В какой музей? — не понял Владик.
— Нет, нет, я спутала, постой… Ой, кажется вспомнила! Теперь знаю… Ну да, ты обманщик, вот кто!
Она и так была румяной после катанья, а тут ещё больше покраснела. Её брови-шнурочки насупились, как в тот раз, когда Владик летом впервые увидел её в лесу.
— Пусти!
Она вырвала свой локоть из Владиковой руки, но чуть не упала при этом, и Владику пришлось её снова поддержать.
Она ещё больше рассердилась:
— Пусти! Обманщик… Я тогда в парке сидела, ждала, а ты всё наврал. А ещё честное слово дал. Эх, ты!
Владику было очень горько всё это слышать.
— Постой, Тата… Не говори так… Раз не знаешь, так не говори!
— Как же я не знаю! — сердито сказала Тата и даже пристукнула коньком. — Что я, не ходила, что ли? Сидела там, как дурочка, на скамейке!
Она зубами сдёрнула с руки полосатую варежку, нагнулась и стала завязывать шнурок на ботинке.
— Дай-ка я, — сказал Владик. — Потому что для катанья надо знать, как завязывать.
Он быстро снял варежки, сунул их в карман, присел и стал завязывать белый шнурок на Татиной ноге:
— Вовсе я не обманщик, потому что я тут ни при чём…
Сидя на корточках, он стал торопливо рассказывать, как учительница отняла кинжал, как потом отдала его, как он ходил с ним в парк и всё ждал её, Тату, а она всё не приходила…
— Сама виновата. Почему ты не приходила?
Он завязал шнурок аккуратным бантиком и выпрямился. Тата посмотрела на свою ногу, потом на Владика:
— А ты правду говоришь?
Владик вспылил:
— Конечно, правду! Кинжал у меня дома лежит. Если хочешь, можно хоть сейчас поехать!
— Ну и поедем!
— И поедем!
Тата сделала было шаг вперёд, чуть не упала при этом и задумалась:
— Нет, сейчас уже поздно, дедушка будет беспокоиться. Давай лучше завтра, после школы.
— Ладно!
— Только приходи ко мне домой — за то, что тогда не пришёл.
— Я приду, Тата, вот увидишь. А дедушка не будет ругаться?
— Что ты! — засмеялась Тата. — Он даже спасибо скажет, если принесёшь.
— А зачем ему?
— А вот придёшь, тогда узнаешь.
Они стояли на льду, на самой середине катка для начинающих, и разговаривали. Их задевали, толкали, им кричали: «Здесь стоять нельзя!», но они ничего не слышали, увлечённые разговором. Потом Тата сказала:
— Пойдём в буфет! У меня деньги есть, мне дедушка дал.
Владику хотелось съесть что-нибудь вкусное, но он вспомнил про Петю и твёрдо сказал:
— Не надо в буфет. Давай лучше покатаемся!
— Да я не умею, я начинающая, — жалобно сказала Тата. — Падаю, и всё! И только падаю, и падаю…
— Давай вместе попробуем!
Владик и Тата взялись крест-накрест за руки и пошли по исполосованному льду.
— Да ты не поднимай так ноги, — сказал Владик, — а тяни их по льду, тяни… Вот так!
Тэта падала, спотыкалась, цеплялась за Владика и повисала на нём всей тяжестью. Ему было смешно, что такое простое дело может показаться трудным. Сам он бегал на коньках с первого класса. То и дело он украдкой от Таты озирался по сторонам: а вдруг кто-нибудь из знакомых ребят увидит, что он катается с девчонкой! А вдруг сюда Петя пришёл!
Но Петя в это время сидел в буфете. Он взял кофе, две булочки, занял два места за столом и стал ждать приятеля.
Скоро кофе остыл, а Владика всё не было. Петя терпеливо ждал, как полагается верному, стойкому другу.
