Леонид Конторович - Колька и Наташа
— Чай? — Дмитрий Федорович огорченно покачал головой.
— И, наверное, с одной-единственной ложечкой сахара. Не говори больше об этом, дружок. Я знаю, у тебя доброе сердце, не заставляй о себе плохо думать. Неужели ты не понимаешь: у него умственная работа.
— А как же ему помочь? Все так…
— То-то и оно, не легко, но для него… Я придумал, да, да… Я получил от друга немного сахара. Это целое богатство.
— И вы отдадите Острову?
— Поделюсь, голубчик, с ним, но все это надо сделать, не обидев Андрея Ивановича.
— Правда, он может обидеться, — горячо заговорил Колька, — он еще подумает, что мы с Наташей отдали свою порцию.
— Вот, вот, — потирая руки, ходил по комнате Дмитрий Федорович. — Надо осторожно, не затронув его чувств. Знаешь, Коля, честные, скромные люди доброе дело совершают незаметно и, конечно, молчат о нем.
Колька очень хотел сделать для Острова приятное и хорошее, и он с радостью взял два кусочка сахара.
По дороге домой, крепко прижимая толстый том о трех храбрых мушкетерах, он решил тихонько от всех утром и вечером по кусочку сахара бросить в чай, который Мария Ивановна относила предревкому.
А дома случилась неприятность. Старый друг Пират, своей худобой напоминавший скорее скелет, чем собаку, прыгая и ластясь, сунул присевшему на корточки Кольке в карман морду и съел сахар.
…Утром, рядом с дверью, присыпанный снежком валялся дохлый Пират. Полные жалости, опечаленные, стояли над ним Колька и Наташа.
Мария Ивановна посочувствовала их горю:
— Подох с голоду или подавился костью, — заключила она.
В тот же день расстроенный Колька встретил неподалеку от своего дома Дмитрия Федоровича.
— Что с тобой? — пряча едва заметное волнение, спросил он у мальчика. — Отчего ты такой, голубчик?
Колька безнадежно махнул рукой.
— Пират умер.
— Кто? Кто?
— Собака… Пират, — отвернулся в сторону Колька.
— И это все, больше ничего не случилось? — осторожно, но настойчиво спросил Дмитрий Федорович. — Да полно, голубчик, перестань горевать. Собаку мы с тобой достанем получше Пирата.
Но Кольку не так-то легко было утешить. Выражение его лица по-прежнему оставалось пасмурным.
— А сахарок ты передал Острову?
Колька честно признался:
— Пират у меня съел сахар.
— Пират, — вздрогнул Дмитрий Федорович и изменился в лице. — Послушай, Коля, ты не огорчайся… А где сейчас этот Пират?
— Я его в прорубь спустил.
Лицо Дмитрия Федоровича снова приняло нормальный вид.
— Ну, я побежал. Приходи, только стучи погромче, а то Джека решили спустить с цепи. Время-то неспокойное.
Дома Дмитрий Федорович сказал Валентине Федоровне:
— Сахар сожрала собака, будь она проклята. К счастью, мальчишка бросил ее труп в прорубь.
Глава 24. Крылья смерти
По городу поползли тревожные слухи о приближении вражеских войск. На базаре еще больше подорожали продукты. Женщины жаловались: «Ни к чему не подступиться».
Колька с Наташей каждый день бегали в порт. Они смотрели, как рабочие, торопясь, одевали в броню шхуны, буксиры и баржи. В носовой части, на корме, вдоль бортов защитной стеной укладывались мешки с песком, между ними выглядывали дула пушек, пулеметов. Переоборудовали пассажирские пароходы бывшей городской конторы пароходного общества «Кавказ и Меркурий» — «Кутузов», «Царьград» и «Петроград».
Из складских помещений, тесно столпившихся на набережной, подвозили уголь, бочонки с водой, ящики с соленой рыбой, снаряды, круги канатов. Пахло смолой, дегтем, вяленой рыбой.
Однажды Колька и Наташа, возвращаясь из бакалейной лавки, где они купили крупу, поразились необычному шуму.
К городу приближались два вражеских аэроплана. В порту прекратили работу.
— А ну, как грохнет бомбу? — испугался кто-то. — Побьет народу…
— Прямо в тебя попадет, — насмешливо отозвался другой.
После минутной заминки люди еще с большей энергией взялись за работу.
Тревожный взгляд Наташи, обращенный то в безоблачное небо, то к Кольке, как бы спрашивал: «Что теперь будет?» Колька беззаботно махнул рукой:
— У нас они тоже есть.
Но он и сам не верил своим словам.
Иностранные аэропланы — грузные, неуклюжие и брюхатые — казалось, с трудом передвигались по воздуху. Громко тарахтя, они угрожающе покружились над нефтяными хранилищами, портовыми складами, железнодорожным депо и удалились по направлению к центру города.
С тех пор в хорошую погоду аэропланы появлялись над городом. То тут, то там взрывались бомбы. Стало ясно: враг производит разведку, готовится к наступлению.
Ревком принимал решительные меры: взрослое население было мобилизовано на строительство оборонительной линии.
В пригород потянулись длинные вереницы горожан с лопатами, кирками и подводы, груженные колючей проволокой, топорами, гвоздями.
…В один из дней Мария Ивановна и еще несколько женщин — хлопотунья и хохотушка Галочка; седоволосая суровая Надежда Яковлевна, которые многие побаивались за прямоту характера; тетя Валя, невысокого роста, тихая, с мягким выражением черных добрых глаз — шли в этом потоке по обочине дороги и говорили о житейских делах.
Все ребята, работавшие на Волге, кроме Генки, у которого тяжело болел отец, во главе с неразлучными друзьями Колькой и Наташей важно выступали с кирками и лопатами на плечах.
Поотстав от взрослых, они вели солидные разговоры: сколько, например, пудов в мотке колючей проволоки и какое потребуется количество кольев и жердей для сооружения обороны.
…Мария Ивановна задумалась. С тех пор, как она не сдержала слова — не пошла по просьбе Острова к работницам, угрызения совести не давали ей покоя. Ей казалось: лучше бы сходила на консервный завод, сняла бы с души тяжесть.
Погруженная в свои мысли, она не сразу услышала шум аэроплана, он появился из-за черневшего леса.
Мария Ивановна, тревожно следя за его полетом, покачала головой.
— Вишь, бабоньки, — сказала она подругам, тоже не спускавшим беспокойных глаз с неба, — с острова Чеченя летают. Бомб наберут — и на город. Покалечат стариков и ребятню — и восвояси, «геройское» дело сделали.
Она позвала ребят.
— Наташа, Коль, ребята, не отставайте.
Дети ускорили шаг. Только маленький Вася замешкался, срезая с кустарника развилку для рогатки.
— Погляди-ка, Мария, как шумит-то. Как телега не мазанная, душу всю растревожил, окаянный, — мрачно промолвила Надежда Яковлевна.
— Хоть бы он трахнулся, что ли, — сказала Галочка.
— Туда ему и дорога, — поддержала ее Мария Ивановна.
Вдруг послышался глухой свист и, прежде чем люди поняли, что произошло, земля и воздух содрогнулись от сильного взрыва.
На мгновение все замерли. Аэроплан же развернулся и стал снова заходить над дорогой.
Первой очнулась Мария Ивановна. Страшным голосом она закричала:
— Дети! С дороги, бегите с дороги!
Галочка, ломая руки, топталась на месте. Мария Ивановна схватила ее и потащила в кювет.
— Ложись! — продолжала кричать она. Головы, головы не высовывайте! Де-ети! О, господи!
Она не успела договорить, как последовал новый взрыв.
После того, как аэроплан грузно уплыл к мрачному лесу, молчаливые и потрясенные люди стали собираться. Послышался детский стон.
— Это Вася — испуганно вскрикнул Колька.
Мария Ивановна, с выбившимися из-под платка седыми волосами, плотно сжав губы, побежала к месту, откуда донесся стон.
У реденького кустика лежал Вася со срезанной рогулькой, судорожно зажатой в руке. Лежал он с открытым ртом, склонив голову на плечо, словно уснул после утомительной прогулки. Рядом валялся самодельный ножик. На голове мальчика зияла рана. Мария Ивановна склонилась над ним.
Вася был мертв.
Подошедшая Галя всплеснула руками, охнула и заплакала.
— Ой, батюшки, — несчетное количество раз повторяла она, не находя других слов для выражения чувств.
Проклиная убийцу, грозя кулаком вслед аэроплану, женщины оказывали помощь раненым, сносили в одно место убитых.
На две повозки положили покалеченных, на третью — мертвых.
Мария Ивановна подняла руку и хрипло произнесла:
— Люди, не надо плакать! — Потом голос ее зазвенел. Показывая на холодное, равнодушное небо, где еще оставался дымный, грязный след от аэроплана, она крикнула: — Они хотят запугать нас. На земле они с нами ничего не могут сделать. Сбрасывают бомбы. Убийцы, будь они прокляты! Мы еще посмотрим!..
Голос у Марии Ивановны задрожал, она вытерла глаза, подняла лопатку и, не глядя ни на кого, пошла вперед. За ней двинулась толпа — грозная, негодующая.
Этим же вечером, несмотря на большую усталость после рытья окопов, Мария Ивановна провела на консервном заводе беседу с работницами.
