Дэвид Алмонд - Огнеглотатели
И шьет дальше. А иголка соскользнула, уколола палец.
— Черт! — говорит. И как отбросит рубашку. — Что же это за времена пошли, все только и делает, что рвется.
Посмотрела на ранку. Высосала кровь.
— Прости, — говорит. И отвернулась. — Ему еще нужно сдать всякие анализы, Бобби. — Я было открыл рот, а она прижала палец к губам. — Пока мы больше ничего не знаем. Ровным счетом.
Мы включили телевизор, но не прошло и нескольких секунд, как на экран выплыло ядерное облако.
— Да чтоб тебя! — ахнула мама и выключила.
Ночью я проснулся и услышал, как папа стонет. Ветер стих. Я встал на колени у окна, вслушался в гул двигателей вдалеке. Еще один стон.
— Прекрати, — прошептал я. — Давай лучше я заболею вместо него.
И вогнал свою иголку в край большого пальца. Вогнал под кожу между большим и указательным пальцем.
— Пусть лучше мне будет больно, — говорю. — Не ему.
Задержал дыхание, на глазах слезы — и вогнал иголку поглубже.
— А я все вытерплю, — шепчу.
Папа застонал снова.
— Прекрати! Оставь его в покое!
Зашептал одну за другой молитвы: «Радуйся, Мария», «Отче наш», «Конфитеор». Дотронулся до Марии и Бернадетты в пластмассовом гроте. Дотронулся до Айлсиного разбитого сердца, до серебряной монетки Макналти, до медяков Айлсиного папы, до перочинного ножа Джозефа, до эмблемы БЯР.
— Оставь его, — повторяю. — Возьми лучше меня.
Смотрю — в море стремительно падает звезда. Поискал в голове слова — загадать желание. А придумал только обещание.
— Если он поправится, — говорю, — я всегда буду хорошим. Всегда буду бороться со злом.
Утром я рано ушел из дому. Стал дожидаться Дэниела в боярышниковой изгороди на их дороге. Вот он наконец появился.
— Пст! — высвистываю его. — Дэниел!
Он посмотрел на меня.
— Я хочу тебе помочь, — говорю.
— Помочь?
— С фотографиями. Помогу тебе их развесить.
Он подошел ближе.
— Нас застукают, — говорит. — Ты ведь это понимаешь, да? Я-то это знаю с самого начала. Попасться — это часть замысла. Либо меня поймают, либо кто-нибудь донесет. Очень скоро. А когда меня поймают, им придется ответить за то, что изображено на этих фотографиях.
Мы посмотрели друг на друга.
— Тогда нас вместе застукают, — говорю. Распахнул пиджак, показал ему значок БЯР, приколотый у самого сердца. Он ухмыльнулся. — Вместе и отвечать будем, — говорю. — Плечом к плечу.
Он открыл портфель. Показал мне фотографии. Теперь на них был один только Тодд. Увеличенное лицо заполняло весь лист — зубы оскалены, в углах рта пена, глаза устремлены вниз, на незримую жертву и на повторяющиеся снова и снова слова: ГАД, МУЧИТЕЛЬ, ЖЕСТОКОСТЬ, ГРЕХ.
Я кивнул.
— Здорово, — говорю.
Мы обменялись рукопожатием, он сказал мне, что нужно делать, и в тот день я разбрасывал фотографии по партам и мусорным корзинам, всовывал их в библиотечные книги. Только раз я едва не попался, в обеденный перерыв, когда выскальзывал из раздевалки для мальчиков — фотографию я там оставил в душе. Мимо проходила мисс Бют. Она замедлила шаг.
— Здравствуй, Роберт, — говорит.
— Мисс.
— У вас разве сегодня есть урок физкультуры?
— Да, мисс. Нет, мисс. — И смотрю в пол. Чувствую себя страшно глупо — надо же так быстро засыпаться. — Не знаю, мисс.
Мы стоим так. В какой-то момент я даже подумал: а вот открою портфель и покажу ей. Да, мисс, это я.
Она подняла руку и выловила из воздуха что-то незримое.
— Погляди-ка! — говорит. — Привет, маленький верхолаз.
Крошечный паучок. Он проковылял по ее ладони, потом свесился на нити с пальца.
— Посмотри, какое мастерство, — говорит. — Посмотри на его паучье совершенство. — И трижды обвела им вокруг моей головы. — Он принесет тебе удачу, Бобби. Загадывай желание.
Я улыбнулся:
— Спасибо, мисс.
Она проследила, чтобы паук добрался до земли, потом отвернулась.
— Пусть все у тебя будет хорошо, Бобби, — говорит.
39
Похоже, Айлса прочитала мои мысли. Дело шло к вечеру. Я готовил уроки — рисовал череп, так, чтобы было видно, как смыкаются кости, как образуются отверстия, как все в нем прекрасно приспособлено для того, чтобы защищать мозг. Я закрашивал глазницы в густо-черный цвет, а мысли блуждали в дюнах, отыскивая Макналти. Я как раз хотел спросить у мамы, можно ли отнести ему еды, и тут раздался стук в дверь.
— Кто там? — окликнула мама.
— Айлса Спинк! — донеслось снаружи.
— Заходи, лапуля! — кричит мама.
Айлса щелкнула щеколдой, вошла и стоит улыбается.
— Здравствуй, лапуля, — говорит мама и ерошит Айлсе волосы.
— Я вот что вам принесла, — говорит Айлса. Развязала полотенце, достает целую тарелку корзиночек с вареньем — все яркие, блестящие. — У нас лишние остались, миссис Бернс.
— Лишние? У тебя же полон дом прожорливых мужиков.
Айлса только подмигнула:
— Припрятала и втихую вынесла из дому. Им только волю дай, они их тарелками будут лопать. Берите. — И протягивает папе. — Я же знаю, что вы их любите, мистер Бернс. Есть со смородиной и со сливой. Очень вкусные.
Папа причмокнул и выбрал смородину. Съел. Айлса протянула тарелку нам с мамой. Мы съели, ухмыльнулись, облизали пальцы и сказали, как вкусно.
— Ты ведь за нашим Бобби, небось? — говорит папа.
— Пришла отвлекать его от работы, — говорит мама. — Сбиваешь бедного парня с пути.
Айлса пожала плечами, потом призадумалась.
— Сбиваю, — говорит.
Мама прищелкнула языком.
— Мы слышали, в школу ты так и не ходишь, — говорит.
— Не хожу, — отвечает Айлса.
Мама ткнула в нее пальцем, потом погрозила.
— А ведь ты потом об этом пожалеешь. Глупышка. Школа — это ворота в совершенно новый мир.
Айлса вздохнула. Уставилась в потолок.
— Знаю, — говорит. — Может, я в конце концов туда и пойду. Про школу даже Лош и Йэк понимают, хотя они и тупые. Только вот они тогда останутся без прислуги.
— Слишком уж много в тебе огня, вот в чем беда, — говорит папа. — Если ты пойдешь в школу, они там еще все попрыгают. У тебя ведь ума больше, чем у всех остальных, вместе взятых.
Мы все улыбнулись. Я посмотрел на маму.
— Ладно, ступай, — говорит. — Только возвращайся не слишком поздно, чтобы все доделать.
Я пошел наверх, снял школьную форму, и мы с Айлсой вышли из дому. В саду она прихватила какой-то пакет.
— Тут еще корзиночки, — говорит. — Бутылка теплого чая. Двинули.
— Для Макналти, — догадался я.
— Угу.
— Я тогда ему тоже что-нибудь возьму.
Я открыл папин сарай, вытащил две свечи, коробок спичек.
И мы полным ходом двинулись в дюны.
— Мы видели, как он бродит по дюнам, — говорит. — Мы с папой, Лошем и Йэком. Лош подумал — может, он по части каких пакостей, ну, там, кур воровать, а потом видим — просто несчастная заблудшая душа. Бегает по песку туда-сюда, глаза безумные, бормочет что-то. Увидел нас и двинул прочь. Мы за ним, до этой его хижины. Я папе и братикам все пересказала, что ты мне говорил: про войну, про набережную, огонь и спицу. Прежде чем войти, Макналти обернулся. Глянул на нас — будто смотрит куда за тысячу миль. А потом как уставится на меня, пальцем указал и говорит: «Помоги, лапушка». Лош сразу встал между нами. Говорит — не позволит, чтобы так смотрели на его сестру, сейчас прямо пойдет и вышибет из него дух. А папа говорит: «А может, он никого и не тронет, просто сам потом уйдет. Такое со всяким может случиться.
Видно, что-то с ним такое стряслось, отчего у кого хошь мозги бы повредились». Лош хмыкнул и плюнул. Макналти рванул в хижину. Стоим ждем. Ничего не происходит. Пошли домой. Я чайник поставила. Папа мне сказал, чтобы больше по дюнам не шастала. Лош и Йэк глядят друг на друга. Говорят — держался бы этот псих подальше. А потом Йэк вытащил здоровенный нож и стал точить о камень.
Шагаем быстро через сосны.
— Прогонят его отсюда, — говорит. — Если не Лош с Йэком, так кто другой. Так что нужно ему помочь, пока не поздно.
Забрались на песчаную дюну.
40
Солнце скатывалось к вересковой пустоши на западе. Отбрасывало тени в расселину, где стояла хижина Макналти. Снаружи дымил его костерок. Мы смотрели, ждали, но ничего не увидели. Спустились вниз. Единственное окно было разбито, внутри висела ветхая, измызганная занавеска. Дерево выцвело, стало сухим и бледным, как кость. Дверь держалась на одной петле. На ней было вырезано «МИЛЫЙ ДОМ», а еще рядом раньше была птица и какие-то цветы, но они почти стерлись. На порог намело песка. Внутрь вели глубокие следы.
Стоим совсем рядом, не двигаемся. Солнце зашло, нас накрыла тень.
— Мистер Макналти! — позвал я тихо.
— Мы принесли вам поесть, мистер Макналти! — сказала Айлса.
