Яков Тайц - Под горой Гедимина
— Сейчас узнаю в приёмном покое, товарищ начальник.
Шурочка вышла. Начальник опустил голову на стол и задремал. Но как только за дверью послышались лёгкие шаги Шурочку он очнулся, поднял голову:
— Ну, как?
— Вот, товарищ начальник.
Шурочка подала начальнику толстую прошнурованную тетрадь. На переплёте было по-немецки написано: «Лагерь Ост № 120».
Начальник раскрыл её. На разлинованных страницах были аккуратно по-немецки перечислены имена, фамилии, род занятий…
— Вы, Шурочка, идите к больным, я займусь сам, — сказал начальник.
Он взял толстую тетрадь, обошёл с ней все палаты, опросил всех вновь принятых больных, потом вернулся к себе и опять вызвал Шурочку:
— Заполните карточку на больного из четвёртой.
Шурочка села за стол, взяла перо. Начальник стал диктовать:
— «Место рождения: Вильнюс… Профессия: рабочий… Партийность: коммунист… Национальность: литовец… Имя: Миколас… Фамилия: Петраускас».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«КОМНАТА СКАЗОК»
Глава первая
ТЕЛЕГРАММА
Прошло несколько дней.
Начальника всё ещё тревожил больной из четвёртой палаты. Больной по-прежнему лежал неподвижно, устремив светло-голубые глаза в потолок и не произнося ни слова. В его истории болезни стояло одно коротенькое словечко: «шок».
…Наступило воскресенье. В Мишиной красной книжечке было записано:
«Воскресенье, пять тридцать — выступать в госпитале».
Все эти дни он уговаривал Онуте выступить вместе с ним. Она упорно отказывалась:
— Если я боюсь? Если я стесняюся? После долгих уговоров она всё-таки согласилась:
— Хорошо, пойду, только в самую-самую маленькую палату, где мало человек.
— Ладно! — обрадовался Миша. — Пойдёшь в самую маленькую.
После обеда он устроил во флигельке генеральную репетицию. Он вскарабкался на белый столик и с азартом декламировал:
В сто сорок солнц закат пылал,
в июль катилось лето…
Он решил прочитать бойцам «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» — те самые стихи Маяковского, о которых папа писал ему когда-то в новогоднем письме.
Онуте с восхищением смотрела снизу вверх на отчаянно оравшего Мишу. Вот он кончил кричать и спрыгнул со стола:
— А теперь ты. Полезай!
— Нет… Я здесь…
— Нет, на стол, на стол! Чтобы как следует!. Как на сцене.
Он заставил её влезть на стол. Онуте растерянно стояла на шатком столе, прижимая платье к ногам.
— Не бойся! — командовал Миша, — Начинай! Погоди я тебя объявлю.
Он повернулся к двум аккуратно застланным койкам и «взрослым» голосом сказал:
— Сейчас перед вами выступит заслуженная артистка Литовской республики Онуте Петраускайте. Просим!
Он захлопал в ладоши. Онуте засмеялась, потом тихо-тихо начала:
Светит в небе красный стяг,
Словно…
Но тут кто-то некстати постучался. Онуте мигом спрыгнула со стола. Миша открыл дверь. На пороге стоял дядя Корней:
— Начальник дома?
— Нету. А что?
— Да тут вот им телеграмма.
Миша взял телеграмму. На узенькой бумажной ленточке, небрежно оторванной и чуть наискось приклеенной к бланку, было прыгающими буквами напечатано:
Встречайте воскресенье вагон шестой мама.
Миша подскочил от радости:
— Онуте, дядя Корней! Смотрите, мама приезжает! Моя мама!
— Ой, какой ты счастливый! — вздохнула Онуте. — А когда?
— Когда? В воскресенье… Постой, это значит сегодня. Я сейчас…
Размахивая телеграммой, Миша выбежал из флигелька и понёсся к главному корпусу.
У входа сидел санитар, Миша обратился к нему:
— Позовите, пожалуйста, начальника. По очень-очень срочному делу.
Санитар, шаркая подкованными каблуками по каменному полу, пошёл в глубь корпуса. А Миша остался ждать на крыльце. Неподалёку, в обгорелом саду, грелся на солнце Зеличок.
— Зелёненький, — крикнул Миша, — а ко мне мама приезжает! Вот! — Он взмахнул телеграммой. — Понимаешь — мама?
Как было не понять! Кажется, на всех языках это слово звучит одинаково. По-русски — мама, по-еврейски — маме, по-украински — мамо…
Зеличок улыбнулся, закивал курчавой головой:
— Мама!.. Да зд'авствует мама!
На крыльцо вышел начальник. Лицо у него было озабоченное. На голове белела марлевая шапочка. Он вытирал руки полотенцем:
— Что случилось, Миша?
— Папа, смотри! Угадай, от кого?
— Мне некогда, Миша. От мамы, да?
— Как ты угадал?
— Наверно, беспокоится о тебе. Дай-ка!
— Ничего не беспокоится. Вот, читай!
Папа бросил полотенце на плечо, взял телеграмму.
— Вот это новость! — Он посмотрел на Мишу, потом снова заглянул в телеграмму. — Вот это сюрприз! — Он опять посмотрел на Мишу и стал теребить бороду. — Ну что ж! Надо устроить торжественную встречу. Поезд приходит в шесть. Сейчас, — он отогнул рукав халата, посмотрел на часы, — около пяти… Вот что, позови-ка мне Корнея!
Миша побежал в сторожку и через минуту вернулся с дядей Корнеем. Старый солдат приложил морщинистую руку к козырьку:
— По вашему приказанию явился красноармеец Корней Обновка.
— Товарищ Обновка, — сказал начальник, — возьмёте «виллис», поедете на вокзал к московскому поезду. Там в шестом вагоне найдёте мою жену, Наталью Лаврентьевну. Привезёте её сюда. Понятно?
Дядя Корней повторил:
— К московскому поезду, в шестом, стало быть, вагоне найти Наталью, стало быть, Лаврентьевну…
— А ты? — вмешался Миша.
— Я, к сожалению, не смогу. У меня сейчас операция.
Папа развёл руками и снова взялся за полотенце, хотя руки его уже успели высохнуть.
— А как же я их узнаю, товарищ начальник? — спросил дядя Корней.
— С вами Миша поедет. Смотри, Миша, от Обновки не отрывайся.
— Нет, папа, что ты!.. — весело отозвался Миша. — Поехали, дядя Корней.
Вдруг он спохватился:
— Папа, а как же быть? Ведь мне в пять тридцать выступать!
Начальник с минуту подумал:
— Ничего не поделаешь! Как-нибудь в другой раз. Ступай, а то ещё опоздаете.
Он круто повернулся на каблуках и пошёл по коридору. По пути он сказал дежурной сестре:
— Объявите по палатам: литературный вечер переносится на следующее воскресенье.
А Миша и дядя Корней пошли в гараж. Мита хотел было взять с собой на вокзал Онуте, но она застеснялась и не поехала.
Глава вторая
НА ВОКЗАЛЕ
Маленькая, юркая машина быстро мчалась по узким улочкам. Миша сидел рядом с водителем. За ветровым стеклом мелькали дома.
Вот прошли мимо огромного костёла с двумя устремлёнными в небо шпилями. Пронеслись мимо старинного литовского университета.
Потом промелькнула старая-престарая церковь с облупленными макушками. Вот покатили по небольшой красивой треугольной площади…
— Площадь Кутузова, — сказал водитель, яростно вращая «баранкой».
Но Мише сейчас не до этого было. То и дело он оборачивался к дяде Корнею:
— А мы поспеем? А мы не опоздаем?
— Как не поспеть! Ещё там ждать будем, — терпеливо отвечал дядя Корней.
Вот осталась позади величественная гора Гедимина. Машина промчалась по узкой, длинной улице мимо ратуши и завернула на привокзальную площадь.
Вокзал был тоже вдребезги разбит. Но красноармейцы уже трудились на его развалинах.
Красная Армия не только воевала. Везде, куда она ни приходила, она строила, восстанавливала, возвращала к жизни мосты, заводы, школы, вокзалы…
Миша и дядя Корней вышли на перрон.
Миша очень любил бывать на вокзалах. Ему нравилось слушать, как на разные голоса гудят паровозы; видеть, как поднимается короткая железная рука семафора, как машет фонариком сцепщик и тоненько дудит в маленький, словно игрушечный рожок.
Здесь можно сесть на какой-нибудь запылённый поезд и отправиться в далёкое путешествие.
Хорошее место — вокзал!
— Дяденька Корней, а где Москва?
— Вон там!
Миша стал смотреть в сторону Москвы. Вдали взметнулась пушистая полоска дыма. Раздался протяжный гудок. Миша закричал:
— Идёт! Идёт!
Из-за разбитой водокачки показался чёрный маслянистый паровоз. Он тяжело сопел, и казалось, что это не машина, а огромный живой зверь, у которого вместо ног высокие колёса. За ним тянулись вагоны, только не пассажирские, а товарные. Мимо Миши на открытых платформах поплыли новые, свежевыкрашенные большие танки. Каждый занимал две платформы.
Над открытыми люками видны были маленькие головы танкистов в толстых шлемах.
Всё вокруг наполнилось стуком и громом. Без конца проходили мимо Миши танки, танки, танки…
