Нина Бодэн - Мятный поросенок
Арчи было три года - краснощекий, ясноглазый, весь крепенький и тяжелый, как гиря. Второй - Том - был годом младше и много спокойней - через минуту или две он был уже вполне доволен, что эта незнакомая девочка тащит его куда-то, сунул палец себе в рот и устроился головой у нее на плече.
- Хочешь взглянуть на нашего поросенка? - спросила Анни.
Ну конечно, Полл этого хотела - и пожелала немедленно. Полуразвалившийся хлев посреди крапивных зарослей, и в нем поросенок - по колено в навозной жиже. У некоторых свиней морды бывают узкие и злобные, но этот выглядел добродушным простаком, а его влажный пятачок чуть загибался кверху и придавал ему удивленный вид, смешной и обаятельный. Полл почесала ему спину, жалея его и думая про Джонни, которого два-три раза в неделю чистили садовой метелкой, а уж соблюдали в такой, по словам мамы, бело-розовой чистоте, как детскую попку!
- А как его зовут? - спросила Полл.
- Да просто поросенком, - отвечала Анни. - Какой смысл давать свинье имя, если ее все равно к осени прирежут. - Она фыркнула от невольного смеха. - Прошлый наш подсвинок - он и визгнуть-то не успел.
Полл чуть дурно не сделалось. Она проговорила слабым голосом:
- А нашего поросенка зовут Джонни.
Анни бросила на нее взгляд, ответила не сразу:
- Ну, вообще-то ваш поросенок не как все. Ваш - другое дело.
Через луг они вышли с детишками к неглубокому ручью, журчавшему в песчаных берегах. Арчи стал брызгаться, громко смеясь и крича, а Поллуложила маленького Тома на траву и принялась щекотать ему животик - ей хотелось, чтобы он тоже засмеялся. Но он только улыбнулся разок-другой, а потом начал хныкать, сосать собственный кулачок и почувствовал себя гораздо счастливей, когда она оставила его в покое и позволила ему к себе притулиться. Ему было жарко, и Полл намочила носовой платок в прохладной воде, протерла ему голову. Анни называла брата «клоп несчастный», а Полл с удовольствием его ласкала, и, пока Анни и Арчи бегали наперегонки и кидали в воду камешки, она укачивала Тома, пела ему. Но вот наконец Анни объявила, что пора домой.
Полл не собиралась оставаться к чаю. Даусетты были слишком бедны, чтобы еще гостей кормить. Но стол был уже накрыт, и мать Анни показала Полл ее место. Приготовлен был вареный пудинг с беконом, а еще хлеб со свиными шкварками, сдобренными розмарином, - такой вкусный хлеб, что Полл съела четыре толстых ломтя. Когда она покончила с едой, Том заполз к ней на колени да там и заснул. Миссис Даусетт сказала:
- Да, с детьми ты умеешь, это сразу видать.
Полл так и расплылась от гордости. Она готова была остаться здесь, в этом теплом закопченном доме, и качать спящего Тома, но на дворе смеркалось, летучие мыши шныряли по темному лесу. И она сказала твердо:
- Мне надо идти домой.
- Анни тебя проводит немного, - сказала миссис Даусетт. - Есть короткая тропинка, она тебе спрямит часть пути.
Обогнув дом сзади, Полл и Анни прошли через лес до проселка, что терялся среди деревьев. Анни сказала:
- Дойдешь до конца и направо. Тут не ошибешься.
Вокруг было темно. Темно и таинственно. Ни птичьих голосов, ни шорохов. Только сырой дерн чмокал у них под башмаками. Полл спросила:
- А далеко отсюда?
Анни мотнула головой: нет. Ей явно не хотелось идти дальше, а Полл постыдилась признаться, что предпочла бы вернуться на дорогу. Она простилась как можно веселей и зашагала по зеленой невытоптанной тропе.
Темно-красные тени вокруг, а над головой узенькая полоска темной синевы, без единой звездочки. Полл напевала себе под нос для поддержания духа. Она не боялась - да чего тут бояться, в лесу? Потеряться она не могла, дорожка выведет... Но которая дорожка? Полл встала перед развилкой. Может, здесь и надо свернуть направо?.. Нет, Полл решила держаться той тропы, которая казалась главной. Однако очень скоро она начала сужаться, ветви деревьев сомкнулись над головой. Может, вернуться? Выведет ли эта дорожка из лесу? Или это браконьерская лесная тропа?.. Браконьеры! Как только Полл про них подумала, сердце ее упало, потому что она тут же подумала о к а п к а н а х. Которые ставят н а ч е л о в е к а. Такой капкан висел возле лавки древностей «Нерон», что на Стейшн-стрит. Жуткого вида зубастая ловушка и над нею ярлычокс надписью: «Нероновы малые кусачки». Тетя Гарриет говорила, что это всего лишь старинный курьез, что капканы на людей давно запрещены. Но разве можно ручаться, что один такой не остался где-то здесь, в этом лесу, забытый и ржавый, но все равно смертельно опасный?.. Полл двинулась дальше с осторожностью, выбирая, куда поставить ногу. А когда тропа снова расширилась, она припустила по ней, по самой середине, не переводя дыхания. Но вот наконец деревья расступились, она вышла набольшую дорогу.
Полл сразу вздохнула свободней. Однако дорога оказалась ей незнакома. Полл свернула направо, но тут опять развилка, и Полл снова взяла вправо. Луна взошла и покатилась вслед за ней вдоль придорожных кустов, но вскоре поднялся ветер, рваные тучи стали набегать на луну. Полл спешила вовсю, сердце ее трепыхалось, ноги болели, а ночь делалась все черней и страшней. И когда она завидела огонек в стороне от дороги, она засмеялась облегченно и припустила бегом.
Огонь светился на втором этаже небольшого дома, что стоял в конце немощеного проселка. Полл толкнула садовую калитку, она отворилась с пугающим скрипом. А больше ни звука, даже собака не залаяла - только ветер в высоких кронах. Полл продралась сквозь разросшиеся кусты к двери коттеджа, постучалась робко; подождала и постучала еще раз, покрепче. Никто не отозвался. Тогда она отступила назад и крикнула в освещенное окно:
- Есть кто-нибудь? Пожалуйста!..
Молчание тянулось долго, и это совсем лишило ее присутствия духа. Кто здесь жил, в этом одиноком месте? А вдруг какая-нибудь старуха ведьма! Может, лучше убраться потихоньку?.. Но тут занавеска сдвинулась - послышался сухой звук деревянных колец; в окне показалась чья-то голова, неясный профиль в бледном желтом свете - старик с седой бородою.
- Пожалуйста, - взмолилась Полл. - Извините, пожалуйста! Я потерялась!
Старик осмотрел ее сверху. Спросил:
- А куда надо-то?
Услышав ее ответ, он разразился высоким, пронзительным и трескучим смехом, который перешел в кашель, - воздух всасывался и выходилиз его груди, как из старых кузнечных мехов. Совладав наконец со своим дыханием, он проговорил:
- Да, мамочка, отсюда дотуда далековато. За последние десять лет я в том месте и не бывал-то ни разу, но ежели держать во-о-он туда, по дороге, то до утра, может, и доберешься.
Старик говорил по-норфолкски протяжно, как старый дорожный мастер, но его хоть можно понять: «мамочка» - значит «девочка» или «дамочка», и он ясно показал рукой в ту самую сторону, куда она шла. Полл вежливо поблагодарила его и сразу почувствовала себя легче: значит, она на верном пути. Выбравшись обратно на дорогу, она поскакала, помчалась с легкой душой, уже радуясь этому неожиданному приключению: одна, сама, в ненастную ночь! Тео испугался бы, а она - нет! Вот уж она похвастает перед ним, как только доберется до дому! И этот смешной старикашка!..
Ветер трепал ей волосы, будто хотел сорвать их с головы, и гнал ее, как листок, как птицу. А она летела быстрей ветра, она кричала:
- Отсюда дотуда, мамочка, до утра доберешься!..
Да она и не потерялась на самом-то деле: она уже узнавала дорогу. Вон впереди знакомый поворот, за ним Колодец невесты. Здесь она сбавила шаг, попыталась шагать ровно - вот только бы миновать этот повороти пруд, а там всего миля останется, там можно опять бегом...
И тут она услышала. Услышала галоп лошадиной упряжки и сквозь барабанную дробь копыт звук быстрых каретных колес. От ужаса дыхание ее прервалось, но она продолжала шагать как заведенная, заранее обмирая от того, что предстояло ей увидеть за поворотом. И она увидела. Сперва пруд. Цыган уже не было, место казалось совсем заброшенным, черно-бархатная вода, седые травы. А карета-призрак катилась прямо на нее - пара коней, на передке два фонаря, их свет бежит по придорожным кустам. Полл юркнула на обочину и сжалась в ожидании неизбежного: вот сейчас кони свернут с пути на немощеную дорожку, рухнут в пруд и - душераздирающий вопль вслед за тем...
Полл уже разинула рот и сама чуть не завопила, но - ни звука. Карета была уже так близко, что Полл видела искры из-под кованых копыт и лицо кучера, тускло светящееся под шляпой. Ноги у нее подкосились, она упала на колени и закрыла глаза руками.
Земля тряслась, грохот стальных колес оглушил ее. Она прижалась к земле, как заяц, и застыла, пока карета не миновала Колодец невесты. Никакой не призрак, просто почтовая карета, которая ежевечерне, в девять по церковным часам, отправлялась с Маркет-сквер. Когда она проехала, Полл подняла голову и проследила взглядом, как она свернула за поворот. Прислушалась к замирающему звуку колес и копыт.
