Евгения Ярцева - Принцесса льда
– Тут официантов нет, – подсказала Алена. – Все сами себе заказывают, у стойки.
Маша равнодушно произнесла: «а, понятно», без суеты пробралась между столиков. Ну подумаешь – не знала, какие в этом кафе порядки… Почему, собственно, она должна быть в курсе? Она собиралась взять глинтвейн, как у Полины, но, увидав цену – четыреста с чем-то, – попросила зеленый чай с жасмином и лимоном, который, по правде, терпеть не могла. Расплатилась, удивляясь, что чашка чая стоит дороже школьного обеда. И стояла возле стойки – дожидалась своего заказа.
– Садитесь, садитесь, – усмехнулась девушка за стойкой. – Как будет готово, скажем.
Маша снова сказала: «а, понятно» – и стала пробираться обратно.
Эти трое молча на нее смотрели. Маша опустилась на стул. Алена повернулась к Веронике:
– Да, слушай, я нашла костюм для тренировок, о котором ты говорила. Вчера купила. Прикольный!
– Эта фирма самая крутая, – отозвалась Вероника. – За четыре-пять тыщ костюмы – фигня полная. Нормальный не меньше восьми должен стоить.
– У меня раньше за пять тыщ был, – подхватила Полина, – растянулся, как тряпка!
Они принялись обсуждать цены на костюмы, материалы, из которых их шьют, и магазины, где продается хоть что-то «нормальное».
– Жасмин с лимоном! – объявила девушка за стойкой. Маша в очередной раз протиснулась между столиками и вернулась со своим чаем.
Полина трещала:
– Мне за прошлый год три костюма купили. А завтра мы с предками едем на «Савеловскую», там тоже продаются фирменные костюмы, и самые дорогие платья для выступлений, и вообще все причиндалы…
Маша вынужденно помалкивала. Помаленьку отхлебывала чай.
Вероника уставилась на нее в упор.
– Ты Марию с собой возьми, – сказала она Полине. В голосе была издевка. – Она вообще без термокостюма.
– Ага, скажи родителям, – подхватила Алена, – пусть с тобой съездят!
– Кстати, почему тебе до сих пор костюм для тренировок не купили? – поинтересовалась Вероника.
– Просто не успели пока, – краснея, ответила Маша. – У нас сейчас денег… мало.
Она пыталась держаться по-прежнему уверенно, но ничего не могла с собой поделать и испытывала стыд за то, что не может потратить уйму денег на фирменные причиндалы.
– А кем твой отец работает? – спросила Вероника. Вопрос был вроде самым обычным, но прозвучал нагло. Как если бы она без стука вошла в чужую комнату.
– Он был переводчиком… то есть он и сейчас переводчик, наверное, – сказала Маша, понимая, что почва из-под ног ушла и больше не вернется. – Они с мамой развелись.
– Когда? – бесцеремонно осведомилась Вероника.
– Давно, я с ним ни разу не виделась… Он теперь в другом городе живет.
– А, тогда понятно, почему вы такие бедные, – сказала Вероника, глядя сквозь Машу. Слово «бедные» она произнесла, будто выплюнула.
– Не понимаю, зачем люди становятся переводчиками, – Полина встряхнула кудряшками. – Им так мало платят!
Алена на нее покосилась – как показалось Маше, с укоризной. И попыталась сменить тему:
– Люди, а знаете анекдот? К тренеру сборной по фигурному катанию приходит девочка и говорит: «Вы должны взять меня в сборную!» – «Ну и что ты умеешь делать?» – «Я могу на большой скорости написать на льду восьмерку!» – «Это все могут». – «Я римскими цифрами пишу!»
Полина прыснула, Вероника даже не улыбнулась. Снова воззрилась на Машу и продолжила допрос:
– А во сколько лет ты начала в своей спортивной школе заниматься?
– В семь, – соврала Маша. На самом деле она пришла к Тамаре Витальевне в восемь.
– Ого, как поздно, – пробасила Полина.
– Я слышала, в Америке некоторые начинают кататься в десять, а в семнадцать уже на чемпионаты мировые ездят, – заметила Алена.
– Мой отец говорит, что у нас в чемпионы реально выбиться, только если с трех лет занимаешься, – сказала Вероника. – Позже начинаешь – шансов уже никаких. Так что надо тебе в Америку уезжать. – Она припечатала Машу взглядом, говорившим: такой, как ты, ничего не светит ни в Америке, ни в Антарктиде, ни на Северном полюсе. И встала. – Девчонки, сеанс через сорок минут, пора выдвигаться.
Полина тоже засобиралась, не обращая на Машу никакого внимания. Только Алена на нее взглянула:
– Мы в кино намылились. Ты шантильи закажи, оно здесь обалденно вкусное. Похоже на «Наполеон», только нежнее. Ты ведь собираешься тут еще сидеть?
– Да, посижу еще, – ответила Маша, хотя никакого желания торчать в этом кафе не испытывала.
– Не люблю подолгу в кафешках сидеть. Пока сидишь, столько бабок спустишь! – бросила Полина и следом за Вероникой пошла к выходу.
– Ну пока, – Алена натянуто улыбнулась. Ей единственной было неудобно, что они оставляют Машу одну.
«Пообщалась, – с горечью твердила себе Маша, плетясь к остановке. – Наладила контакт. Подружилась!..» Она недоумевала, чего ради растратила в окаянном кафе свою уверенность, как, впрочем, и деньги: на чашку нелюбимого зеленого чая ушло все, что было в кошельке.
Но пока Маша ехала в метро, горечь ослабла. «Молодец» Сергея Васильевича и сегодняшняя тренировка прыжков снова грели душу, как качественная батарейка, которая, даже побывав в воде, продолжает исправно работать.
Глава 13 Талисман
Вести двойную жизнь – не сахар. Точнее, сущий ад.
В первой жизни ты рядовая школьница. Все у тебя как у всех. Утром выходишь из дома с набитой учебниками и тетрадками сумкой. Сдаешь домашние задания и отвечаешь у доски. Подглядываешь в шпаргалку во время контрольной, рисуешь на парте, пока учитель объясняет новый материал. Отсиживаешь шесть уроков. Одеваешься и уходишь домой. И ни одна живая душа из первой жизни не знает, что в дом ты забегаешь лишь для того, чтобы сменить школьную сумку на спортивную, потом несешься, задыхаясь, к метро, на остановках перебегаешь из вагона в вагон, на цыпочках высматриваешь автобус или маршрутку и терзаешься, что не поспеешь вовремя в свою вторую, главную, жизнь.
Но ни в одной из этих жизней у тебя нет надежного места под солнцем и твердой земли под ногами.
Пожалуй, в первой жизни от Маши остались только имя и фамилия в классном журнале. Если ее тянули куда-нибудь после уроков, отговаривалась; приглашали в группу по интересам, – регистрировалась для вида и тут же забывала логин-пароль. Раздружилась со Светкой. Не отвечала на сообщения в «Контакте». Мало-помалу одноклассники попросту перестали ее замечать, словно она превратилась в невидимку. А на катке ее замечать не хотели. Она занималась вроде бы на равных правах с остальными, но чувствовала, что права эти – птичьи. Права белой вороны. От которой птицы высокого полета держатся на дистанции.
У Волкова учились и двое юношей, Митя и Стас. Тренировались они в другое время и с девчачьей группой пересекались не каждый день. Девчонки с ними флиртовали, ходили в то самое кафе напротив школы, а Маша даже не пыталась познакомиться… Проще, чем с другими, было с Аленой. Каталась она как суперзвезда, но ничуть не важничала, улыбалась открыто и приветливо. И все же, несмотря на смешливость и разговорчивость, никогда не подсаживалась к Маше на скамеечку во время перерыва, чтобы пересказать анекдот или поболтать. Еще более разговорчивой была Полина: дай ей волю – сутки напролет тараторила бы о шмотках. Прыгала, как автомат («Последнее чудо техники», – шутила Алена), хотя на суперзвезду не тянула. Впихнуть в нее мало-мальский артистизм удавалось с трудом; стоило Ирине Владимировне на шаг отойти – и Полина сызнова принималась «махать руками, как алебардами». Казалось, кудряшки у нее растрепаны от ветра, который влетает в одно ухо и вылетает из другого. Частенько во время перерыва уши эти затыкались наушниками, из которых доносилась примитивная попса. Но и недалекая, не блещущая талантами Полина Машу игнорировала. Что уж говорить о Веронике! Ее негласно признавали королевой группы. Она носила звание мастера спорта международного класса, к своим четырнадцати годам успела выиграть пять или шесть международных турниров, а ее отец, в прошлом известный фигурист, был влиятельным чиновником в Федерации фигурного катания. Всякий раз, глядя сквозь Машу, она давала понять, что вода и масло нипочем не смешаются, сколько ни перетряхивай их в одном флаконе, и что белой вороне не место в «элитном подразделении».
Но хуже было другое. Рано или поздно настанет момент, когда Маша отправится на соревнования за границу, и понадобится мамино нотариальное согласие на выезд. Даже если не за границу, а просто в другой город на два-три дня – как вырваться из дома? И сколько еще удастся кормить Волкова обещаниями «вот-вот, на днях» купить новые коньки и термокостюм?
Если бы Маша логически оценила неразрешимость всех этих вопросов, она бы наверняка отступила, сдалась и отказалась от своей второй, главной, жизни. Так человек, стоя над обрывом и глядя себе под ноги, испытывает страх высоты и головокружение и непременно срывается в пропасть. Но Маша запретила себе смотреть вниз. И в обеих жизнях выглядела вполне обычно. Только присмотревшись, можно было бы заметить в ее взгляде странную напряженность. Но никто к ней не приглядывался. Ни мама, увлеченная своей карьерой, ни учителя, привыкшие, что Маша держится в незаметных середняках и не проявляет к учебе ни особого рвения, ни явной небрежности. Правда, Сергей Васильевич порой бросал на нее проницательный взгляд, и ей казалось, что вот сейчас, сию секунду он обо всем догадается и выведет ее на чистую воду…
