Наринэ Абгарян - Всё о Манюне (сборник)
В девять ноль-ноль к автовокзалу подъехал оранжевый «москвич» третьего секретаря райкома. Передний и задний бампер машины были оформлены в гвоздики и флажки, усатый водитель дядя Акоп в огромной кепке-аэродроме и широком желтом галстуке, туго повязанном над кадыком, отливал в тон флажкам и гвоздикам помидорной пунцовостью. Затормозив в левый фланг демонстрантов, он какое-то время шарил невидящими глазами по разодетым до неузнаваемости в элегантное землякам. Потом все-таки стряхнул оцепенение, вылез из машины и открыл правую дверцу. Из салона, искрясь блескучей лысиной, вывалился товарищ Минасян. Темно-синий, застегнутый на все возможные пуговицы костюм ерошился лацканами и стрелками вусмерть отутюженных брюк, красный галстук удачно оттенял рыжие веснушки и праздничную взъеро– шенность взволнованного щекастого лица.
– Товарищи, – проорал в рупор третий секретарь райкома, – я сейчас поднимусь в кузов грузовика и руководить демонстрацией буду оттуда!
Далее он какое-то время прыгал вокруг машины, пытаясь забраться в кузов, пока водитель дядя Акоп не догадался мощным пинком подбросить его наверх.
– Товарищи! – через секунду раздалось откуда-то из-за кабины. Передняя спинка кузова возвышалась над кабиной на целых полметра, и, чтобы видеть демонстрацию «в лицо», маленькому третьему секретарю пришлось высунуться сильно вбок. – Товарищи! Разворачиваем транспаранты!
Колонны по команде развернули транспаранты. Третий секретарь крякнул в рупор и чуть не вывалился за борт – надписи и портреты были оформлены в смелый ядовито-зеленый, канареечно-желтый и прочий неожиданный колер. Особенно радовали глаз охровая лысина Ленина и болотно-зеленые усы Сталина.
– Патрик Мовсесович! – взревел товарищ Минасян.
– Я здесь! – откликнулся из-под небесно-голубого Брежнева директор художественной школы.
– Что это за ххх… цвета?
– Какие на складе выдали краски, такие и цвета! – обиделся Патрик Мовсесович.
– А смешать их в такой пропорции, чтобы получить нормальные, вы не могли?
– Это какие такие нормальные?
– Красный. Синий. Белый.
– Чтобы получить красный-синий-белый, надо выдавать красный– синий-белый. А если смешать то, что нам выдали, получится цвет натуральных, хм, какашек!
Третий секретарь райкома несколько секунд придумывал язвительный ответ. Потом махнул рукой – не ругаться же на весь город в столь светлый и прекрасный праздник!
– Ладно, черт с вами. Товарищи! Медленным шагом идем за грузовиком. Гево! – заколотил рупором по крыше кабины Минасян.
Грузовик от неожиданности зашерудел дворниками.
– Да! – высунулся из кабины несколько контуженный Гево.
– Едешь тихо, задним ходом. Чтобы все видели на двигающемся постаменте статую Мухиной.
– На каком двигающемся постаменте? – удивился Гево.
– На твоем двигающемся задом постаменте на колесах!
– А-а-а-а-а!
– Бэ! Так! Где у нас хор?
– Мы тут! – сбавил свой взволнованный кросс Серго Михайлович.
– По моей отмашке поем песни.
– По какой отмашке?
– Вот так махну рупором. Слева направо, ясно?
– Ясно!
– Статуя!
– Да!
– Подняли орудия труда, встали рядом. Вот так. По ходу движения Рабочий поддерживает Колхозницу. Парень, отцепись от ее бока! Поддерживать надо незаметно. Колхозница, подправь бок. Ну подними с этой стороны немного, а то он тебе зад порушил. Машина поедет очень медленно, так что не волнуйтесь, не свалитесь. Главное – смотрите вперед и не моргайте. Ясно?
– Ясно.
– Оркестр!
– Мы!
– По моей отмашке справа налево, справа налево говорю!
– Поняли!
– По моей отмашке справа налево исполняем… А что вы исполнять будете?
– «Песню взрослого мужчины».
– Совсем рехнулись? Исполняйте классику.
– Сыграем Шопена в мажоре.
– Сыграйте Шопена. Теперь внимание. Между вашими выступлениями я буду выкрикивать в рупор лозунги. Говорю «ура», вы повторяете «ура». Понятно, товарищи?
– Понятно! – заголосила толпа.
– Вперед! – заорал товарищ Минасян, вцепился одной рукой в борт грузовика, а рупором махнул в сторону восьмилетней школы.
– Кха-а-а-а-а-арррррр! – дернулся с места грузовик. – Кха-кха-кха– АаАаАррррр!
– Да здравствует Первомай! Ура! – провопил в рупор товарищ Минасян.
– Ура-а-а-а! – многоголосо отозвалась толпа и рьяно замахала транспарантами. В соседних дворах поднялась несусветная шумиха – закукарекали петухи, заверещали индюки, всполошенно залаяли дворовые собаки.
Демонстрация двинулась в путь. Грузовик кряхтел и переваливался с боку на бок, попадая колесом то в одну, то в другую выбоину. Гево, вытянув в напряжении шею, выглядывал в круглом зеркале бокового видения дорогу. С честью взял небольшой поворот и победно выкатился на главную улицу нашего городка.
– Да здравствует Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза, ура! – прокаркал рупор.
– Ура-а-а-а-а!!!
Товарищ Минасян вытянулся через борт грузовика и помахал рукой справа налево.
Оркестр грянул туш, а потом сымпровизировал в мажоре «Похоронный марш» Шопена. Зурна выделывала национальные пируэты, тарелки ударились в тамтамный бой. Импровизация сопровождалась воинственным кряхтеньем грузовика.
– Стоп! – вдруг заорал рупор.
Грузовик резко затормозил, Рабочий и Колхозница съехали с ковра и чуть не вывалились за задний борт.
– Геворг! – заорал товарищ Минасян. – Ты чего творишь?
– Так вы же сами сказали «стоп»! – обиженно высунулся из кабины Гево.
– Это я оркестру сказал! Если я захочу остановить тебя, то просто поколочу по крыше кабины.
– Ладно!
– Поехали!
Грузовик дернулся и медленным задним ходом поехал дальше по улице Ленина. «Статуя» кое-как взобралась на возвышение, скрестила серп и молот. Косынка Колхозницы съехала на ухо, Рабочий неравномерно потел под густым гримом.
– Да здравствует советский народ – самый гуманный народ в мире. Ура! – выдал взволнованным фальцетом рупор.
– Ура-а-а-а-а-а-а!
Взмах слева направо, хор грянул «Дубинушку».
Возле Дома культуры путь торжественной процессии перегородил нехилый поток воды – ночью прорвало трубу, а починить было некому, потому что выходной и вообще день трудящихся. Если грузовик взял препятствие с честью, то демонстранты перебираться на ту сторону вплавь были не готовы. Поэтому ринулись к тротуарам, на ходу сворачивая транспаранты. Некоторые транспаранты пали жертвами толчеи – ими задевали ветви густорастущих по краям улицы кленов и прочий сельскохозяйственный инвентарь, которым щерились ряды почетных тружеников колхоза «Победитель».
Товарищ Минасян ругался в рупор и призывал вести себя достойно. Трудящиеся, вспоминая недобрым словом маму товарища Минасяна, штурмом брали тротуары.
В районе девятиэтажки грузовик немилосердно затрясло – на этом отрезке пути велись бесконечные дорожные работы. Колоннам демонстрантов было не видно, что творится на «двигающейся платформе», но, судя по округлившимся глазам наблюдающих демонстрацию из окон девятиэтажки хозяек, там происходило что-то несусветное.
В паузах между лязганьем тарелок похоронного оркестра до людей долетали душевынимающие крики: «Ты, главное, ногой сюда упрись… А руку отведи назад. Осторожно, чуть серпом мне глаз не выколола. Парень, ты опять ей зад порушил, неужели больше не за что тебе держаться?»
– Да здравствует миролюбивая политика Варшавского договора! – на миг вынырнули из-за высокого борта вскосмаченные брови товарища Минасяна.
– Ура-а-а-а-а! – нестройно отозвались заинтригованные происходящим в грузовике демонстранты.
– Гево, – заколотил рупором в крышу кабины третий секретарь.
Гево от неожиданности резко затормозил. В кузове кто-то громко упал и даже покатился в сторону.
– Слушай, ты ей совсем зад оторвал! – заверещал в рупор товарищ Минасян. Девятиэтажка с ужасом наблюдала, как сконфуженная Колхозница жестом фокусника вытаскивает из-под юбки накладные бедра, а Рабочий, гремя молотком и костями, перекатывается из одного угла кузова в другой.
– Собакин щенок! – взревел в рупор третий секретарь. – Ты тормозить по-человечески умеешь?
– Я стараюсь! Это тяжелый грузовик, а не игрушка. Тормозит как умеет! – обиделся Гево. – А зачем вы меня остановили?
– Забыл уже. Ты своей ездой весь мозг мне растряс. Смотри у меня, скоро светофор, чтобы тормозил как по маслу!
– Так светофор не работает!
– Сегодня работает!
Единственный светофор Берда находился на перекрестке улицы Ленина с дорогой, ведущей к больнице. В обычные дни он не работал, а в праздничные мигал исключительно желтым, призывая редких автовладельцев хотя бы иногда вспоминать о правилах дорожного движения. Горожане по первости пугались светофора, а потом привыкли. Пеклись, как о родном. Однажды, в порыве трудового угара, даже покрасили основание столба специальной белой смесью, которую по весне наносят на стволы деревьев – от вредителей.
