Януш Корчак - Матиуш на необитаемом острове
Лорд Пакс сказал:
— Итак, у нас четыре вопроса. Первый: о белых детях. Второй: о Матиуше. Третий: о королевстве покойной королевы Кампанеллы. Четвертый: о черных детях.
Но обстановка на заседании была напряженной. Короли нервничали, их беспокоило присутствие ста дикарей. Правда, перед отелем стояли белые солдаты, а ночью будет выставлена усиленная охрана, но не было уверенности, что не ворвется новая толпа дикарей и не начнется то же самое. Какое в таких условиях может быть заседание?
Пусть Матиуш скажет, чего он хочет, они согласны на все. Во-первых, они обязаны ему, он спас им жизнь, во-вторых, эти сто дикарей, очевидно, здесь для того, чтобы в любую минуту броситься на защиту Матиуша. Правда, у них нет огнестрельного оружия, но их стрелы и копья могут быть отравлены. Наконец, так ли уж их касается дело Матиуша? Грустный король друг Матиуша. Друг желтых королей, наверно, отдаст все, что взял. Кива-Кива хотел с ним поговорить, а молодой король, который больше всех виноват, пусть отдаст корону отцу — видимо, он не умеет править, если в его стране бунты.
Каждый думал так про себя, но все ждали, что скажет Матиуш.
А Матиуш молчал.
«Бедная королева Кампанелла, — думал он. — Я был не добр к ней. У нее столько было из-за меня огорчений. Почему я не правил спокойно, как все короли? Я избежал бы стольких бед, не было бы войн и несчастий. Это я виной всему!..»
Наконец король Альфонс Бородатый, потеряв терпение, потребовал, чтобы Матиуш сказал, чего он хочет.
— Ваше величество, хотите взять слово? — спросил Матиуша лорд Пакс.
— Хочу. В знак траура по королеве Кампанелле предлагаю перенести заседание на завтра.
Отказать было неудобно. Все согласились, хотя и неохотно.
Матиуш встретился с Клю-Клю под миртовым деревом.
— Ты на меня сердишься, Матиуш?
— Дорогая Клю-Клю, не я, а ты должна сердиться. Если бы не я, ты спокойно жила бы у себя на родине. Из-за меня ты проделала путешествие в клетке с обезьянами, из-за меня сидела в тюрьме. Из-за меня начала думать обо всех этих несчастных реформах.
— Матиуш, что ты говоришь! Ведь это величайшее счастье жить, трудиться, бороться за то, чтобы в мире стало лучше.
Матиуш вздохнул.
— Борись, Клю-Клю.
— А ты?
— Я поеду на необитаемый остров.
— Зачем? — воскликнула пораженная Клю-Клю.
— Это моя тайна.
Матиуш не хотел охлаждать пыл юной Клю-Клю, но грустному королю он сказал всё.
— Я думал, что дети добрые, только несчастные. А, оказывается, дети злые. Не хочу, чтобы ты думал, что я чего-то испугался или мне надоело, и поэтому я так говорю. Но пусть это останется между нами. Я не знал детей, а теперь знаю. Дети плохие, очень плохие. И я плохой. Плохой и неблагодарный. Пока я боялся министров, церемониймейстера, гувернера и кого-то там еще, — я слушался и сидел тихо… А как только я стал настоящим королем, я наделал глупостей и теперь страдаю. И не только я, из-за меня страдает столько невинных людей!
Матиуш ударил кулаком по столу, встал, заложил руки за спину и начал ходить взад и вперед по рыбацкой хижине.
— Дети нехорошие, несправедливые, лживые, злые. Если какой-нибудь ребенок заикается, или немного косит, или рыжий, или прихрамывает, или у него кривое плечо, или он наделает в штанишки, сразу его дразнят. Кричат: слепой, хромой, горбатый, высмеивают. Десятилетние высмеивают восьмилетнего, двенадцатилетние не хотят играть с десятилетним. Увидят у кого-нибудь что-нибудь интересное, стараются или выманить, или обмануть, или позволяют себе распоряжаться этим. Если видят, что какой-то ребенок поумнее, завидуют, мстят ему. Если мальчик сильный и умеет драться, ему все сходит с рук, а доброго и тихого ни во что не ставят. Доверишь им секрет, а они с тобой поссорятся и всё разболтают. Всех высмеивают, задевают, дразнят. Если приходится идти по улице парами, пристают, знают, что сдачи никто не даст, воспитатель запрещает на улице драться. Среди детей полно воришек, что-нибудь им одолжишь, не отдают, еще скажут: «Катись ты, отцепись, отойди, а то дам в зубы». Хвастаются — все. Каждый хочет быть первым. Старшие ссорятся с младшими, мальчики — с девочками. Теперь я понимаю, почему не удался детский парламент. Как же он мог удаться? Понимаю, почему я был хороший, пока у меня были сардельки, а потом они решили меня выдать. А еще называли себя рыцарями Зеленого Знамени! Белые дети ничуть не лучше черных, а это позор. Но негры такие, потому что они неученые. Не хочу возвращаться к белым. Если мне надоест на необитаемом острове, поеду к Бум-Друму и останусь там навсегда.
Матиуш забыл, что его слушает грустный король: он говорил для себя. Он должен был высказать вслух все, что наболело у него на сердце. Поэтому, когда начал говорить грустный король, Матиуш вздрогнул от удивления.
А грустный король объяснил Матиушу, что он не должен отчаиваться. Каждый реформатор переживает трудные минуты, когда ему кажется, что все его усилия напрасны. Но это не так: среди детей есть злые, но есть и добрые, есть лгуны, но есть и правдивые, есть зазнайки, но есть спокойные и скромные, есть драчуны и задиры, но есть и покладистые и милые. Но среди детей нет порядка, и поэтому хорошие терпят нехороших. Необходимо дать им права, чтобы они могли себя защищать. И Матиуш начал это делать, но не хочет довести дело до конца. Матиуш заупрямился, хочет ехать на необитаемый остров, что ж, пусть едет. Но пусть не отрекается от своих королевских прав.
— Матиуш, умоляю тебя, сделай так, как я тебе сказал. Иначе ты пожалеешь.
14
Первый пушечный выстрел раздался в двадцать минут третьего ночи. Канонада продолжалась до трех часов. Было выпущено триста шестьдесят снарядов, после чего экипажи трех военных кораблей высадились на остров, чтобы вступить в борьбу с дикарями. Но не только все дикари были уничтожены, было также убито три белых короля и пять легко ранено, так как один снаряд попал в левое крыло отеля. С корабля труднее целиться, ведь он на волнах качается. В левом крыле отеля жили не самые важные короли, но все равно это вызвало всеобщее негодование.
Бум-Друм и Клю-Клю исчезли. Но, наверно, их настигнут в море: девятнадцать кораблей получили задание обойти море между Африкой и Фуфайкой и расстреливать все лодки с дикарями.
Так отомстили белые короли за смерть Кампанеллы. Чтобы раз и навсегда отбить охоту у черных вмешиваться в их дела. У белых телеграф, у белых пушки, это просто нелепая случайность, что они попались безоружными в лапы чернокожих дикарей. Но пусть не воображают… И Матиуш тоже пусть не воображает, что завладел всем миром. Хорошо бы выглядел мир под управлением Матиуша!
Короли, тайно собравшись, послали телеграмму с приказом флоту немедленно прибыть на помощь. Не забыли добавить, чтобы, кроме военных судов, пришло одно торговое с провиантом, так как дикари съели все запасы острова и выпили все, что было в погребах отеля. А проводить совещания и есть одну рыбу, особенно после таких происшествий, — это королям не улыбалось.
Короли были в прекрасном настроении. Как никак, они пережили интересные минуты и теперь до конца жизни могли рассказывать, как в борьбе с чернокожими едва не были съедены. История о них не забудет. О старых королях в истории рассказывается столько интересных военных приключений, пусть и о них напишут.
— Нельзя ли записать в протоколе, что три убитых короля и пять раненых были убиты и ранены не от пушечного снаряда, а в бою?
— Протокол подделывать нельзя, — сухо ответил лорд Пакс.
— Какая же это подделка! — обиделся король. — Если бы не дикое нападенье этих африканских обезьян, они не были бы убиты!
Лорд Пакс не ответил. Хмурый открыл заседание.
— Ваши величества, — сказал молодой король. — Напомню вам, что я предлагал не называть Матиуша королем. Прошу поставить это предложение на голосование.
— А я прошу поставить на голосование, чтобы молодого короля называть наследником трона, потому что во вчерашних газетах сообщалось, что народ заставил старого короля снова принять корону, — спокойно сказал Матиуш.
— Жаль времени на споры.
— Не затягивайте заседания.
— Если мы будем обсуждать все эти глупости, мы никогда не кончим.
— У меня сын родился.
— Мне должны делать операцию аппендицита.
— У меня тетка заболела.
— Сегодня вечером уезжаю. С меня довольно!
— Матиуш или король Матиуш, не все ли равно! Пусть скажет, чего он хочет.
— Да, Матиуш…
— Король Матиуш… Пусть скажет…
— И кончим, наконец!
Так кричали короли, стараясь перекричать один другого.
Пакс велел дать книгу с протоколом суда, судившего Матиуша, и прочитал:
— На странице двенадцатой записано, что столица отнимает у Матиуша трон и корону, но ниже читаем приписку: С постановлением банды убийц и трусов, которые предали страну, не согласен. Я был и буду король Матиуш Первый. На странице тысяча сорок третьей, двенадцатая строчка сверху, в протоколе записано следующее: Один из подписавшихся под документом о лишении Матиуша короны упал перед Матиушем на колени, обнял его ноги и со слезами воскликнул: «Король возлюбленный, прости мою подлую измену». Итак, из протокола мы видим, — продолжал Пакс, — что ни сам Матиуш, ни даже те, кто его предал, не перестали считать Матиуша королем. Король Матиуш Первый Реформатор просит слова, чтобы объявить свои условия.
