Януш Корчак - Матиуш на необитаемом острове
Матиуш не жалеет, что он сбежал. Он поедет как король, а не как заключенный, не как пленник, поедет спокойный, по собственной воле, так как незачем и не к кому возвращаться.
— Матиуш, ты позволишь мне тут присесть? — спросил грустный король.
— Я не имею права запретить, это не мой остров.
— Но ты первый здесь сел.
— Я могу подвинуться. Они долго сидели молча.
Грустный король достал из кармана горсть орехов и протянул Матиушу. Матиуш взял. Он стал грызть орехи, бросая скорлупу в море. Ему приятно было смотреть, как скорлупка, немного покружившись у берега, исчезала бесследно в белой пене набегавшей волны.
— Где ты живешь, Матиуш?
— Первую ночь я провел под миртовым деревом, вторую — под столом в зале заседаний.
— Хочешь еще орехов?
Матиуш сказал:
— Благодарю.
— Короли живут в отеле, а я нанял маленькую каморку в рыбацкой хижине. Там две кровати. И очень чисто.
Матиуш усмехнулся, ему вспомнилась тюрьма с ее пауками и клопами.
— Я ничего не мог сделать, — сказал грустный король как бы про себя. — Мне не разрешили даже отказаться от престола и уехать на необитаемый остров.
— Я слышал об этом, — сказал Матиуш.
— Ты очень похудел, Матиуш. Ничего удивительного, что тебя не могли узнать. Тебе было очень плохо все это время?
Матиуш взглянул грустному королю прямо в глаза.
— Король, — сказал он, — как я убежал, что делал и как явился сюда, это тайна. Это тайна не только моя, но и тех добрых или глупых людей, которые знали, или не знали, что помогают королю-скитальцу. Я не скажу тебе об этом, не хочу, чтобы у них были неприятности. Я теперь уже никому, никому не верю, даже тебе.
Грустный король не ответил; он взял скрипку и начал играть, а из глаз его текли слезы.
А теперь послушайте, как оказался Матиуш на Фуфайке и почему он хочет ехать на необитаемый остров. Смогу ли все рассказать вам, как было, не знаю. Потому что через двенадцать лет сто знаменитейших профессоров спорили на страницах газет, как все происходило. И каждый из них иначе описал, как убежал Матиуш. Я выбрал рассказ самый интересный, подумав, что не все ли равно, как на самом деле убежал Матиуш?
Итак, через неделю Матиуш признался одному из мальчиков, что он король. Тот сначала не хотел верить, но в конце концов поверил. И вот, когда детей повели на прогулку, на углу одной из улиц они прочитали, что за поимку Матиуша можно получить пять миллионов. И они решили его выдать. Но в это самое время по улице проезжала в экипаже Клю-Клю, которую уже выпустили из тюрьмы. Она узнала Матиуша. И вот Клю-Клю объявляет, что желает посетить приют, чтобы, вернувшись на родину, открыть там такой же для черных детей. Клю-Клю купила пять фунтов конфет, написала Матиушу записку, чтобы терпеливо ждал ее, что она по-прежнему ему верна и поможет возвратить престол, что она поедет к тем неграм, которые объявили белым королям войну, и, когда в приюте начала раздавать конфеты, незаметно сунула записку в руку Матиуша. А Матиуш, случайно услышав разговор, что мальчики хотят его выдать, решил убежать к той старой женщине, которая поила его молоком, когда они ловили волка, убежавшего из зоологического сада. Вместо нее Матиуш застал ее сына, который приехал из далеких стран, чтобы взять мать к себе. Он не узнал Матиуша, а так как Матиуш прокрался очень тихо, он подумал, что это вор, схватил его за шиворот и вытолкнул из дома. Но в воротах встретилась Матиушу сама хозяйка, он бросился к ней на глазах у удивленного сына, она сразу узнала Матиуша, и все объяснилось. Они повели его в дом.
А жена колбасника обо всем сообщила в полицию, так мол и так: Матиуш жил у них, украл сардельки и колбасу и сбежал. Но в полиции ей не поверили, потому что туда приходила масса людей, уверяющих, что они видели Матиуша, всем хотелось получить пять миллионов. И только когда пришло письмо от мальчиков из приюта, что Матиуш был там некоторое время, и снова было упомянуто о сардельках, поняли, что это правда. Префект полиции перепугался (ведь он уверял, что Матиуша в столице нет) — и только и делал, что устраивал одну облаву за другой.
Матиуш понял, что дело плохо, и написал Клю-Клю: он должен ехать вместе с ней. Но как это устроить? И Клю-Клю решила — она отравит свою собаку и ночью зароет ее, а всем объявит, что хочет взять с собою на родину чучело любимой собаки. Столяр сделал ящик. А потом сын старой женщины, у которой скрывался Матиуш, явившись якобы для того, чтобы содрать с собаки шкуру, принес в мешке Матиуша. Матиуша положили в ящик. Так, под видом чучела собаки, он был внесен в вагон.
Сколько вытерпел Матиуш, трудно рассказать. Ведь он был гордый. Когда Клю-Клю ехала в клетке с обезьянами, она была еще дикаркой, и ей совсем не было стыдно, ей было только тесно. Наконец, Клю-Клю ехала в клетке, а не в мешке, и как живая обезьянка, а не как дохлый пес, Клю-Клю была всего только дочерью короля, а он сам король. Если рассказать это, как будто и ничего, но попробуй это пережить.
Теперь убежать было легче, так как Клю-Клю ехала без охраны. Узнав из газет, что лорд Пакс собрал королей на острове, Матиуш решил ехать туда. А Клю-Клю поедет к взбунтовавшимся неграм. Клю-Клю купила лодку и, вместо того, чтобы спешить на корабль, который ожидал ее, села с Матиушем в лодку, и они поплыли. Вскоре начался ветер, и море взволновалось. Но даже небольшое волнение в открытом море небезопасно для обычной лодки. Кроме того, все могло кончиться бурей.
Два дня они гребли без отдыха, на третий день Матиуш высадился, а Клю-Клю поплыла дальше. Жаль было Матиушу расставаться с Клю-Клю, но что поделать. Ну, а на острове уже было не трудно забраться под стол в зале, где заседали короли. Полиции здесь не было, ведь на островах даже короли находятся в полной безопасности.
— Поживи со мной, Матиуш, — просит грустный король.
— Хорошо. Лучше уж в рыбацкой хижине, чем в королевском отеле.
Выпили вместе чай, но разговор не клеился. У каждого было много чего сказать, но говорили мало.
— Что такое: votum separatum, аккламация, дискуссия? — спросил Матиуш.
— Оставь, Матиуш, не забивай себе голову ерундой. Все это придумано, чтобы глупые могли на заседаниях притворяться умными.
— А лорд Пакс умный?
— Короли Пакса боятся, А он боится тебя, и не думай, что я говорю это, чтобы тебе польстить. Он же сам тебе это сказал.
— А что значит: овладеть положением?
— Это значит, что они у тебя в руках. Теперь все зависит от тебя. Молодой король твой единственный враг, но его не любят. Он мог держать себя вызывающе, когда нас было трое, но теперь, знай об этом, ты можешь рассчитывать на тридцать четыре голоса. Будет так, как ты захочешь.
— Поздно, — сказал Матиуш, подперев голову рукой. — Я уже ничего не хочу, ничего не хочу.
— Матиуш! — воскликнул грустный король, пораженный его словами. — Я не узнаю тебя. Ты не должен так говорить! Завтра ты можешь вернуть себе королевство и корону. Ты называешь трусами тех, кто в огне битвы поднял белый флаг. А сам ты, вождь и король, в разгар битвы, которая обещает тебе победу, предаешь себя, и не только себя, но и свои реформы, свой труд и борьбу — дело детей! Опомнись, Матиуш, Подумай: еще только этот один день, последний!
Но Матиуш все так же сидел, подперев голову рукой. Наконец он тяжело вздохнул.
— И на что мне победа? — прошептал он.
— Пусть даже тебе она не нужна, но твоей победы ждут дети всего мира. Они тебе верят. Ты обещал им. Ты назвал себя королем Реформатором. Ты не должен опускать руки.
Матиуш встал, взял удочку и пошел на берег моря. А мысли его, должно быть, были невеселые, потому что хоть рыбы подплывали к самому берегу, он до вечера не поймал ни одной.
12
Заседание было очень бурное. Каждый говорил разное, все были взвинчены, только Пакс спокойно курил свою трубку.
— У нас имеются два вопроса, — начал лорд Пакс. — Один ~~ вопрос о Матиуше и его королевстве, а другой — о детях. Если Матиуш получит королевство, дети взбунтуются. Будут грандиозные беспорядки во всем мире, грандиозные скандалы в школах. Королевич Хастос уже возглавил демонстрацию детей, а что будет дальше? Дети могут выбрать Матиуша королем или потребовать, чтобы в каждом государстве было два короля, один для взрослых и другой для детей. Что мы будем делать тогда? Итак, прежде всего мы должны решить, хотим ли мы дать детям права, и какие.
— Права? — гаркнул царь Пафнутий. — Если бы мой сын посмел примкнуть к бунту, я бы спустил с него штаны и так всыпал, что он долго бы помнил! Теперь пошла дурацкая мода, внушают, что детей нельзя бить. Нужно бить, а если не поможет, еще раз всыпать. Нужно бить их рукой, а если не поможет — розгой, а если и это не поможет — ремнем!
Все смотрели на Матиуша, но он молчал.
— Кто хочет взять слово? — спросил лорд Пакс.
