Елена Ильина - Обыкновенные девчонки (сборник)
Ребята разбежались по классам. Из учительской вышли вереницей учителя — свои и незнакомые. Негромко переговариваясь, они прошли по опустевшему коридору. Двери классов одна за другой закрылись. Начались экзамены.
Стрелки круглых стенных часов в коридоре уже приближались к двенадцати. А в притихших классах все еще решалась судьба школьников: кто перейдет, кто останется. За стеклянными матовыми дверями царила та напряженная, торжественная тишина, которая всегда бывает в дни экзаменов.
По коридору ходил только дядя Опанас.
Но вот дверь из девятого класса «Б» неожиданно распахнулась, и в коридор высыпала толпа учеников и учениц. Взволнованные, еще не остывшие от тревожного возбуждения, они наперебой рассказывали дяде Опанасу и друг другу, кто на чем «выехал» или «срезался».
В пустом классе на последней парте сидели Надя и Гуля. Надя вытирала надушенным и мокрым от слез платочком глаза и нос. А Гуля говорила ей:
— Ну ладно, перестань. Вот возьмешься как следует и к осени все пересдашь. За лето много успеть можно.
— За лето? — всхлипнула Надя. — Это летом-то физикой заниматься?
И она зарыдала еще громче.
— Да я тебе помогу! — сказала Гуля.
— Поможешь! — вздохнула Надя. — Зачем тебе-то этой скукой заниматься, когда у тебя «отлично»!
В класс вошел дядя Опанас с тряпкой в руке. Он вытер доску, на которой еще оставались следы каких-то формул, открыл окна в классе, поставил на место учительский стул.
Потом он посмотрел на плачущую Надю и сказал не то сочувственно, не то укоризненно:
— От до чого хвизика дивчину довела!
Вниз по течению
Самый трудный экзамен остался позади, и Гуля разрешила себе один вечер не заниматься и отдохнуть.
После обеда она поехала к Днепру.
Получив на водной станции байдарку, Гуля оттолкнулась от берега, уселась поудобнее и взялась за весло.
«Поеду вниз по течению, — решила она, — будет легче грести».
И, слегка опираясь на весло, Гуля отчалила. От лодки побежал кудрявый след. Острые верхушки тополей закачались в воде. Лодка легко поплыла.
Зеленые берега быстро уходили назад. Песчаный пляж у самого берега казался теперь узенькой желтой полоской. Дышать стало легко и привольно.
«Всю жизнь смотреть бы на Днепр, — думала Гуля, — ничего нет на свете лучше!»
Она оглянулась назад. Город исчезал в предвечернем тумане.
«Ого, как далеко я уже отплыла! Километра на два, а то и больше. Не пора ли домой?»
Гуля налегла на весло, чтобы повернуть, но течение противилось. Оно снова поставило лодку кормой к городу и понесло ее дальше, вниз по Днепру.
Гуля напрягла все силы. Лодка не поддавалась. Ее несло все дальше и дальше, туда, куда хотела река.
Оттого, что Гуля давно не гребла, и от сильного напряжения у нее заныли плечи, руки, спина.
«Дура! Вот дура! — ругала сама себя Гуля. — Куда же это я заехала на ночь глядя! Чего доброго, этак меня до самого гирла дотащит, если только не перевернет».
Днепр разыгрался. Ветерок к вечеру становился все сильнее и упрямее. Поблизости не видно было ни хаты на берегу, ни лодки на воде. Помощи ждать было неоткуда. А темнота все густела.
Закусив губу Гуля изо всех сил боролась с Днепром. То она одолевала, то он брал верх.
«Нет, — подумала Гуля, — из этого толку не выйдет — у меня уже и руки не держат весло. Отдохнуть надо!»
И она, перестав бороться с рекой, положила весло. Днепру как будто этого только и надо было. Легонько покачивая, понес он лодку с Гулей, куда нес все, что попадало в его воды, — вниз и вниз.
«Ничего, ничего, далеко не унесешь! — говорила Гуля. — Вот отдохну немного, а тогда опять поборемся!»
И, вспомнив знакомую и любимую с детства песню, она запела:
Будет буря — мы поспорим
И помужествуем с ней!
От этих красивых и смелых слов, а может быть, и от звука своего голоса, такого молодого и звонкого, ей стало спокойнее.
Через несколько минут она почувствовала, что руки у нее отдохнули и плечи расправились. Она снова взялась за весло и неторопливо, ровно, как учили ее в Артеке, заработала попеременно обеими лопастями весла.
— Левая, греби, правая, табань! — командовала она себе. — Левая, греби!
И лодка наконец послушалась: она тяжело повернулась кормой к гирлу, носом к городу и, ныряя на каждой волне, стала медленно приближаться — метр за метром — к киевской пристани.
Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна! —
пела Гуля.
Когда она подъехала к водной станции, уже совсем стемнело. Принимая у нее байдарку, старик лодочник долго ее журил:
— Последняя пришла! Что же, мне тут ночевать из-за вас, что ли?
— Простите, дедушка, — ответила Гуля. — Я и сама не хотела далеко заплывать, да меня течением унесло.
Еле живая от усталости, добралась Гуля до дому. Кажется, никогда еще она не чувствовала себя такой разбитой. Фрося пожалела ее и принесла ей ужин в постель.
— Понимаешь, Фросенька, — говорила Гуля, уплетая за обе щеки вареники с вишнями, из которых так и брызгал сок, — понимаешь, полезла я сегодня к черту на рога без всякой тренировки…
— Ай-ай-ай, без тренировки!.. — сочувственно качала головой Фрося.
— В том-то и штука! Чуть не унесло меня, понимаешь. Но мне этот урок пригодится, увидишь сама. Вот кончу экзамены и буду каждый день грести, чтобы наловчиться. Весь Днепр пройду сверху вниз и снизу вверх.
— Ой, лишенько! — только вздохнула Фрося.
— Да, да, весь Днепр! Только теперь я буду умнее. Пока сил много, вверх по течению плыви, а когда устанешь, можно и вниз!..
На другое утро Гуля пошла к Наде, чтобы взять у нее задачник. Предстоял новый экзамен — геометрия. Нади не оказалось дома. Бабушка ее, худенькая, чистенькая (та самая, которая отказалась держать палец в чернилах), уговорила Гулю подождать Надиного прихода.
На обеденном столе лежало, раскинув рукава, голубое летнее платье (должно быть, то самое — «счастливое»). Бабушка разглаживала на нем оборочки.
— Не знаю, что мне с ней и делать, — говорила она, пробуя пальцем горячий утюг. — Совсем от рук отбилась моя Надюшка! Не постирает себе, не погладит. Вот нарядиться, погулять — это ее забота. Коза, да и только.
Духовой утюг с сердитым шипением задвигался взад и вперед по влажному голубому полотну.
— А вчера совсем меня расстроила, — продолжала бабушка. — «Я, говорит, геометрию сдавать не буду. И вообще больше ничего сдавать не буду». — «Как это так — не будешь?!» — говорю. «А я, говорит, на осень попрошу перенести. Осенью заодно с физикой сдам. Все равно, говорит, лето пропало!»
Бабушка налегла на утюг, и голубое полотно побледнело от прикосновения горячего металла. Утюг, разгораясь, свирепел все больше и больше, словно он, так же как и бабушка, был зол на Надю.
— Все экзамены на осень? — удивилась Гуля. — Да она же ни за что не сдаст!
— Я и то говорю, не сдаст, — вздохнула бабушка. — До слез меня вчера довела. — Старуха помахала в воздухе утюгом, чтобы немного охладить его. — В могилу меня эта вертушка загонит!
И, смахнув слезу, бабушка в последний раз провела утюгом по голубой ткани и положила сияющее чистотой платье на кружевное покрывало постели.
Из передней послышалось звяканье ключа.
— Вот и она, бессовестная, — сказала бабушка. — И жалко мне ее: все же сиротка, растет без матери, отец всегда в командировках, вот и делает что хочет…
Надя, кудрявая, легонькая, тонконогая, и в самом деле похожая на козу, вбежала в комнату и, поцеловав на бегу бабушку, а потом и Гулю, сразу устремилась к кровати.
— Вот спасибо, бабусенька! Я достала как раз билет на концерт Орловой, и мне необходимо свежее платье. Ах, у меня не бабушка, а чистое золото!
И, подумав, прибавила:
— Конечно, когда не ворчит.
Бабушка только вздохнула и пошла на кухню.
— Ты что это придумала, Надька? — начала Гуля. — Школу бросать, что ли?
— Тебе бабушка уже успела нажаловаться? — спросила Надя. — Я и не думаю бросать школу. А только хочу отложить эти чертовские экзамены на осень. Все равно осенью надо сдавать физику, заодно сдам уж все предметы.
— Сядешь ты, Надька, на мель со своим «заодно». Давно ли ревела на физике?
— Почему сяду? Подумай сама…
И Надя принялась доказывать Гуле, почему ей нужно перенести экзамены на осень. Во-первых, она так устала за год, что ей ничего не лезет в голову, а за лето она отдохнет и наберется сил… Во-вторых, летом в дождливую погоду очень приятно заниматься. («Все равно, понимаешь, некуда идти!») В-третьих, учителя за лето тоже отдохнут и станут гораздо добрее.
— В-четвертых, — продолжала Надя, — мне в последнее время вообще не везет, определенно не везет! Лучше сейчас и не рисковать.
