Ирина Шкаровская - Горнист первой базы
пели иностранцы.
— Под наше знамя!
Победа с нами! —
пели русские ребята.
— В червоних лавах
До перемоги! —
пели Лёшка и Наталка.
А когда закончились торжества и прощальная линейка, Ральф и Лёшка в последний раз прошлись по лагерю.
— Ты слышишь? — Ральф остановился у беседки: — Кто-то плачет…
Мальчики заглянули в беседку и увидели Брунгильду и Наталку. Они сидели на скамеечке, прижавшись друг к другу.
— Как я буду жить без тебя?.. — громко всхлипывала Брунгильда. Мальчики тихо отошли от беседки. И не рассмеялись. И даже не улыбнулись. Потому что, когда такая девчонка, как Брунгильда, плачет, — это не смешно.
Они только крепко пожали друг другу руки.
— Ральф! — проговорил Лёшка.
— Лёшка! — откликнулся Ральф.
И, не сговариваясь, они тихо запели:
Бандьера Росса…
Бандьера Росса…
И, не сговариваясь, оглянулись. Зачем? Может быть, им послышались чьи-то шаги?
А может быть, послышалось, будто песню о красном знамени вместе с ними поют немецкие коммунисты — Отто и Хильда?
Очки сталевара
Он лежал под дубом, укрытый сухими, жёлтыми листьями. Вы бы его не заметили. Ручаюсь. Павка тоже прошёл бы мимо. Но, к счастью, он споткнулся и упал. И тогда Павка его увидел: это был чугунный, изъеденный ржавчиной фонарный столб. Павка вскочил и хриплым голосом крикнул:
— Сюда!
Мы бросились к нему. Одной рукой он поглаживал синяк на лбу, другой — растирал колено. Вид у него был счастливый.
— Не обращайте на меня внимания, — сказал Павка. — Взгляните на этот столб.
— Колоссально!.. — пробормотал Костя. — Килограммов четыреста, не меньше.
— Ура! — крикнули мальчишки.
— Ура! — подхватили девчонки и заплясали от радости.
С того дня, когда на пустыре за ипподромом мы нашли старый фонарный столб, в жизни нашей школы произошли важнейшие, можно сказать, — исторические события.
Для того, чтобы вам всё стало ясно, придётся рассказать немного о себе и о других участниках этих событий. Я дружу с Лесей Марьянич. Она бы вам тоже понравилась. Ручаюсь. Такая тоненькая, стройная и танцует почти как балерина. Мы так любим друг друга, что даже на минутку боимся разлучиться. А сидим на разных партах. Вот как нам не повезло! С Лесей сидит Костя Молчанов, со мной — Лёшка Майстренко. Раньше у Лёшки была такая манера: когда он обращался ко мне, то всегда смотрел в сторону. И не говорил, как говорят нормальные люди, а рычал:
— А ну встань! Чего расселась!
— А ну сядь! Чего торчишь перед глазами!
Провёл красным карандашом черту на нашей парте и всё время скандалил:
— Убери тетрадь с моей территории!
— Ты поставила локоть на мою территорию!
И Лесе от соседа, от Костички, житья не было. То косицу её в чернильницу обмакнёт, то карандаш нарочно сломает. Не успеет Леся гребешок из портфеля достать, а он уже орёт на весь класс:
— Здесь не парикмахерская! Нечего каждые пять минут причёски делать.
В общем, очень трудно было. Возвращаемся, бывало, с Лесей домой, и настроение такое скверное, такое скверное, что описать невозможно.
— Во всех классах нормальные мальчишки. А у нас ужас какой-то, — начинала я нашу постоянную тему.
— Да, — вздыхала Леся. — Даже причесаться нет возможности. Это твой Лёшка влияет на Костю.
— Наоборот, — отвечала я. — Это твой Костя влияет на Лёшку.
— Ничего подобного! — Леся обиженно надувала пухлые губы. Она не любила, когда ей возражали:
— Я с тобой в ссоре.
— А я уже давно с тобой в ссоре, — сердилась я и переходила на другую сторону улицы. Но через несколько минут Лесе становилось скучно, она подбегала ко мне и очень быстро говорила:
— Знаешь, кто виноват в том, что у нас нет дружбы между мальчиками и девочками? Знаешь, кто? Наш председатель Павка Между Прочим.
Павка Между Прочим — так мы прозвали председателя совета отряда за его привычку на каждом шагу вставлять два этих слова. Павка мечтал стать ракетостроителем и делами отрядными совершенно не интересовался. В последнее время он даже на уроках чертил схемы моделей ракет. А на переменках ходил задумчивый и то и дело советовался с мальчишками:
— Между прочим, Лёшка, как по-твоему, где достать целлулоидные шайбочки?
— Между прочим, если как следует завести винт, модель может аж на пятнадцать метров подняться…
Наша отрядная вожатая, ученица 9 класса Нина Васильченко, была очень недовольна Павкой.
— Что это за председатель! Не энергичный — раз. Рассеянный — два. Вы с ним ни одного порядочного мероприятия не проведёте!
И на наш пятый со всех сторон сыпались упрёки: мы и неорганизованные, и недружные, и недисциплинированные, и так далее, и так далее…
Мне и Лесе это надоело, и однажды после урока мы заставили Павку срочно созвать совет.
— Нужно поговорить о нашей работе, — сказала я.
— И о плохом поведении некоторых мальчиков, — добавила Леся.
— Ладно. Ну как? Все в сборе. Считаю заседание совета открытым, — вяло проговорил Павка.
Я откашлялась, посмотрела в блокнот… Но не успела я рта раскрыть, как Павка ни с того ни с сего сказал:
— Между прочим, я смотрел вчера мировой фильм. «Пылающий остров». О Кубе, о Фиделе Кастро. Вот здорово, скажите?..
— Ага! Мы тоже смотрели. Здорово! — согласились Лёшка и Костя.
— Смотрите, — Павка достал из портфеля карту, разложил её на парте. — Вот она, Куба.
Мы вскочили с мест, склонились над картой.
— Это горы Сьерра-Маэстра, рассказывал Павка. — Здесь Фидель Кастро и его друзья создали повстанческую армию.
— Ага! Их было вначале только девятнадцать человек. Девятнадцать революционеров, — заметил Лёшка.
Мне тоже захотелось вставить несколько слов. И я рассказала об «отрядах юных патрулей», об одном четырнадцатилетием кубинском мальчике, который вместе со взрослыми сражался в горах Сьерра-Маэстра и имеет воинское звание лейтенанта. Здорово, а?
— Здорово, — подтвердил Павка. — Там таких мальчиков тысячи. Между прочим, я читал…
— Я тоже читала… — перебила его Леся. Она не любила оставаться в тени. На минутку Леся задумалась. — Я читала, что при коммунизме во всех домах будут ясли, детские сады и клубы.
— И возле каждого дома, — дополнил Лёшка, — небольшой ракетодромчик.
— А больница? — заметила я. — В каждом доме обязательно должна быть больница.
— Зачем больница? — возмутилась Леся. — При коммунизме больных не будет. Врачи придумают таблетки от всех болезней.
В общем, мы могли бы так до утра болтать. Но кто-то из учителей приоткрыл дверь и заглянул в класс. Тогда мы вспомнили, что уже очень поздно.
Мальчишки вскочили с мест.
— А ну встать, дай пройти! — зарычал, не глядя в мою сторону, Лёшка. Костя толкнул Лесю в бок, и мальчишки, похлопывая друг друга портфелями по спинам, со смехом и с криками «Вива Куба!» убежали.
— Подождите! Мы ведь не обсудили вопрос о дисциплине! — крикнула я.
— И о плохом поведении мальчиков, — повторила за мной Леся.
На другой день к нам в класс явилась вожатая Нина. Мы решили, что сейчас она будет распекать нас за сорванное мероприятие. Но мы ошиблись. Нина сообщила о том, что наша пионерская дружина включилась в сбор металлолома. Пионеры пятого «Б» вызвали нас на соревнование.
— Ну как, согласны? — спросила Нина.
— Согласны, — ответили мы и после уроков отправились на поиски металлолома. Но, как на грех, нам удивительно не везло. Аня и Майя нашли дырявую кастрюльку и несколько консервных банок, Костя подцепил детский совок. Вот и всё. Когда мы со своими убогими трофеями вернулись в школу, весь двор был завален металлоломом. У одной самой большой груды стоял с победным видом председатель совета отряда пятого «Б» Валерий Кононенко. Увидев нас, он стал хохотать.
— Взгляните на этих сборщиков! На двадцать человек — одна банка.
Валерия немедленно поддержали. И нас стали дразнить все, даже самые маленькие:
— Балерина (это адресовалось Лесе), ты не подорвалась?
— Дрессировщик (это касалось Лёшки — он мечтал стать дрессировщиком), кажется, у тебя очень тяжёлый совок…
В газете-молнии, висевшей на двери школы, нас изобразили ползущими на телеге, запряженной ослом. В ракете красовался пятый «Б».
И на следующий день нас постигла неудача. Мы нашли чью-то старую ржавую кровать. Мы думали — она беспризорная, но объявилась хозяйка, забрала кровать, а нам устроила скандал.
На третий день Павка разбил нос, Лёшка поранил руку, а в школу мы принесли всего лишь одно несчастное ведро.
Настроение у всех у нас было ужасное. Вам тоже было бы не очень приятно торчать на телеге с ослом. Ручаюсь.
