Ютта Рихтер - Щучье лето
Но она не ругалась, долго рассматривала меня, а потом сказала:
— Тебе идет эта футболка. Хочешь, подарю?
Тут я расплакалась, а мама встала и подняла меня на руки.
— Всё так плохо? — спросила она.
— Еще хуже! — всхлипнула я в ответ.
Она крепко держала меня на руках и укачивала, напевая песенку, — совсем как прежде:
Эй, гусенок, не хворай,
Пусть все будет хорошо.
Песик, хвостиком виляй,
Пусть все будет хорошо.
Мышка, мышка, не болей,
Пусть всем будет веселей.
И я рассказала ей все. Все, что говорила Анна-София и о чем якобы болтали люди. А когда дошла до того, как влепила рожок с мороженым промеж глаз Анны-Софии, мама расхохоталась и захлопала в ладоши.
— Великолепно! — воскликнула она. — А об управляющем забудь. Это я улажу!
— А остальное… — спросила я. — Про тебя и Петера?
— Верхоглядские бредни! — уверенно ответила мама.
Тем вечером я видела Гизелу в последний раз.
Мама стояла на кухне и делала нам бутерброды с колбасой.
— Дело, конечно, твое, — говорила она, — но Гизела так часто о тебе спрашивает. Она была бы очень рада!
Даниэль и Лукас сидели на скамье в нашей кухне и не спускали с меня глаз. Ясно было, о чем они думали. Я так и чувствовала, что они считали меня главной трусихой всех времен и народов. Потому что сами снова начали заходить к Гизеле в комнату. Мама рассказывала, что Лукас даже забрался к ней под одеяло.
Да, Даниэль и Лукас были правы. Я трусила. При мысли о встрече с Гизелой меня охватывал непреодолимый страх.
За окном ворковали голуби.
А завтра начнутся каникулы.
И завтра Даниэль поймает щуку.
Так что если и вправду существует Щучий бог, то Гизела выздоровеет в любом случае и мне еще представится случай навестить ее… если существует Щучий бог!
Мама мельком взглянула на меня:
— Хватит грызть ногти!
Павлины за окном возвестили о приближении вечера.
Но если Щучьего бога не было, то у меня всю жизнь будет камень на душе. Такой же неизбывный, как боязнь овчарок. Эта напасть уже так сроднилась со мной, что не помог даже папин способ. Если Щучьего бога не было, то сегодня у меня была последняя возможность доставить Гизеле радость. И все же я не знала, на что решиться. В конце концов, это было еще и решение за или против Щучьего бога.
— Да перестань же ты грызть ногти! — не выдержала мама.
Я испуганно вынула палец изо рта.
— Мы строим вашим планам новый дом! — пропел Даниэль и усмехнулся.
Если сейчас закричит павлин, то я пойду к Гизеле, решила я. И только я об этом подумала, как автомобиль управляющего с грохотом промчался по мосту и павлин закричал так громко, что у меня заложило уши.
Тем вечером я видела Гизелу в последний раз.
Она такая маленькая лежала на большой белоснежной кровати и была вовсе не похожа на прежнюю Гизелу. Ее руки сильно истощились, и она не могла раскрыть одну ладонь. Прозрачная кислородная маска закрывала нос и приоткрытый рот и прочно сидела на подбородке. Глаза ее тоже изменились. Они стали гораздо больше и темнее, и, когда она подняла их на меня, мне почудилось, будто они прожигают дыры на моем лице.
Я крепко держалась за мамину руку, но мама высвободилась и подтолкнула меня вперед, к краю кровати. Под маской я увидела улыбку Гизелы.
Здоровой рукой она приглашала меня подойти поближе. Когда я склонилась над ней, Гизела сняла маску и прошептала:
— Как же я рада, что ты пришла, девочка моя!
Я видела, как на ее глаза навернулись слезы, но не знала, что сказать, и поэтому молчала. А Гизела просто притянула меня к себе и поцеловала. Рука на моем плече была легче перышка.
Вот, собственно, и все.
Моя мама помогла Гизеле снова надеть маску и спросила, не хочет ли она клубничного пюре. Но Гизела покачала головой, а Лукас, забравшийся на кровать с другой стороны, воскликнул:
— Завтра мы поймаем щуку, мам! Вот увидишь. Она вот така-а-я огромная!
Гизела закатила глаза и покачала головой, а Даниэль безмолвно стоял у изножья и робко улыбался.
Все это время Гизела вдыхала кислород из баллона так, что можно было подумать, будто с вокзала отправляется паровоз.
— Ладно, — сказала моя мама Даниэлю и Лукасу. — Пожелайте вашей маме спокойной ночи. А потом марш в ванную и не забудьте почистить зубы.
Она положила руку мне на плечо.
— И ты иди вместе с ними. А я еще задержусь.
Когда я обернулась на пороге, Гизела подняла руку и помахала мне, как махала раньше из окна конторы, а я, как и раньше, помахала ей в ответ.
— Разрази меня гром! — ругалась мама. — Готовишь вам, целое утро у плиты стоишь, а у вас в голове ничего, кроме рыб.
— Щук! — тихонько поправил Лукас.
— И теперь самый клев! — добавил Даниэль.
— А обед мы можем и вечером съесть. Пожалуйста, мама!
Мама вздохнула и закурила сигарету, а я подбежала к ней и обняла крепко-крепко.
— Задушишь! — рассмеялась мама и высвободилась. — Ладно, проваливайте.
Мы выскочили из кухни.
— Только смотрите не потеряйте мой лучший нож! Ясно?
И вот мы втроем перевесились через парапет и всматриваемся в воду. Солнце нещадно жжет нам спины. Из-под моста выплывает гагара, и Лукас бросает ей хлебные крошки. Даниэль медленно опускает в воду садок.
Вода под нами кишит рыбами. Красноперки жадно заглатывают крошки, и Лукас кричит:
— Вытаскивай!
Садок с красноперками вращался быстро. Как карусель. У меня от одного его вида голова закружилась.
Лукас криво держал ведро, а Даниэль вытряхивал в него содержимое садка.
Потом Даниэль сказал:
— Та, что посередине, вполне подойдет!
Лукас достал красноперку из ведра. Большим и указательным пальцем раскрыл ей рот. И когда рыбка округлила его буквой «о», зацепил крючок за верхнюю губу.
Услышав тихий хруст, я вздрогнула.
Крючок прошел насквозь.
Даниэль толкнул меня в бок.
— Она этого даже не заметила, — сказал он. — У них нет нервов!
Я знала, что это не так, потому что в книге о рыбалке говорилось, что рыбы прекрасно чувствуют боль, поэтому ловля на живца хотя и эффективна, но ужасна. Все это я читала, но не стала возражать. Лишь обрадовалась, когда Даниэль наконец-то бросил крючок с бьющейся красноперкой обратно в воду.
Мы принялись ждать, Даниэль разматывал леску, и красноперка уплыла далеко, а мы могли следить за ее передвижениями. Над нами парила отражавшаяся в черной глади цапля.
Когда красноперка совсем исчезла из виду, Даниэль потянул леску назад, чтобы проверить, сидит ли она еще на крючке. Рыбка ударила хвостом и снова попробовала освободиться.
— Так ничего не выйдет! — заявил Лукас. — Если щука сейчас не клюнет, она не клюнет никогда!
Даниэль снова ослабил леску.
— Осторожней! — предупредил Лукас. — А то она в заросли уплывет.
У берегов едва высилась над водой скромная растительность. И старые каштаны опускали свои ветви почти до воды. Словно пить хотели. Обвивающий их плющ уходил далеко под воду. Именно туда и направлялась красноперка.
А потом все случилось очень быстро.
На долю секунды сверкнуло под водой серебристое брюхо. Одно мгновение было видно, как огромная щука широко оскалила пасть с двумя рядами зубов, а потом — лишь круги по воде и туго натянутая леска, ускользающая из пальцев Даниэля. Щука нырнула вглубь.
— Попалась!
Моток нейлоновой лески, плясавший в руке Даниэля, постепенно разматывался.
— Тащи! — закричал Лукас. — Да тащи же ты, наконец!
Но Даниэль покачал головой.
— Ей нужно время. Сначала она должна проглотить. Иначе она просто выплюнет крючок обратно!
— Взять сачок? — спросил Лукас.
Даниэль кивнул.
Лукас спустился к берегу с сачком в руках. За нашими спинами во двор замка въехала машина. Я видела только, что она была черной, но нам было не до нее.
— Вот там и стой! — закричал Даниэль Лукасу. — Я притяну ее к тебе!
Лукас опустил сачок под воду. Закусив губу, он как завороженный смотрел на леску.
Тут Даниэль подсек.
Леска напряглась и, казалось, вот-вот лопнет.
Над водой показалась щука.
Она была гораздо больше, чем я предполагала. Гораздо больше, чем на снимках в книге. Она боролась и била хвостом, рвала и кусала леску, но Даниэль крепко держал ее. Метр за метром притягивал он щуку к берегу. Но щука не сдавалась, и я даже понадеялась, что она порвет леску, но тут уже Лукас подвел под нее сачок, и щука оказалась в сетке.
Она извивалась и кусала ячеи. Пыталась порвать сеть.
— Мы поймали ее! — ликовал Лукас. — Мы и правда поймали ее!
Даниэль побежал к прибрежным зарослям, оба схватили сачок и вытащили его на мост. Щука лежала неподвижно, ее мощные жабры вздымались и опускались. У нее была большущая пасть, и я разглядела зубы — они были плотно пригнаны друг к другу, сотни зубов, и все были заострены, как кошачьи.
