Владимир Алеников - Каникулы Петрова и Васечкина
Петров резко развернул свой «Школьник» и на полном ходу подлетел к Васечкину.
– Я – псих? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил он. – Сам поднимает ночью, тащит куда-то, а я псих? Ладно!
И Петров, не говоря больше ни слова, повернулся и поехал в сторону лагеря.
Васечкин смотрел ему вслед. Потом нажал грушу клаксона.
Петров не оглянулся.
Васечкин развернул своего «Росинанта» и приналёг на педали.
– Слушай, Петров, – запыхавшись сказал он, догнав Петрова. – Ну ладно тебе! Пускай понарошку, но всё-таки они прославились…
Петров молчал, сосредоточенно вертя педали.
– Дон Кихот всех, кого побеждал, заставлял признать, что Дульсинея Тобосская самая прекрасная во всём мире, и теперь её имя даже стало на-ри-ца-тель-ным! Все её знают. Хотя много лет прошло. Я сам читал в предисловии… – задыхаясь, говорил Васечкин. – Да не гони ты так, у меня же велик тяжёлый… – окончательно выбившись из сил, взмолился он.
Петров сбавил ход, но ничего не ответил.
Васечкин тяжело вздохнул.
– Ну вот, – сказал он, переводя дыхание, – и мы всех, кого победим, будем заставлять, чтобы они прославляли Машу Старцеву, и она будет знаменитая, как… Джигарханян. Представляешь?
Петров затормозил.
Васечкин по инерции пронёсся вперёд.
– Ну? – сказал он, возвращаясь к задумавшемуся Петрову.
– Тогда ладно… – Петров развернул велосипед. – Если как Боярский, я согласен.
И друзья покатили дальше навстречу удивительным подвигам.
Глава 3. Подвиг № 1
Солнце уже стояло довольно высоко и основательно припекало. Искатели приключений взбирались вверх по горной дороге. Ландшафт, надо заметить, чем-то очень сильно напоминал испанский, если судить по иллюстрациям в книге. Петров ехал, обливаясь потом, недовольно оглядывая пустые, выгоревшие на солнце склоны.
Васечкин ехал с комфортом, укрывшись пляжным зонтом.
Дорога всё круче уходила вверх, и Петрова всё сильнее начинала донимать жажда, к тому же со вчерашнего ужина у него маковой росинки во рту не было.
– Слушай, – спросил он Васечкина, – а ты с собой еду не взял?
– Нет! – беспечно ответил Васечкин. – Дон Кихот никогда не ел перед сражением.
– Ну кто же совершает подвиги на пустой желудок? – возмутился Петров. – Я, если бы знал, во что ты меня впутаешь, обязательно бы закусил сначала… А в лагере скоро обед… – мечтательно добавил он.
– Ну и что? – пожал плечами Васечкин.
– Едем, едем… – продолжая размышлять вслух, сказал Петров, – а зачем? Кругом горы. Где тут подвиги совершать?
– Смотри, ручей! – прервал его размышления Васечкин.
Они вкатили на поляну, покрытую цветущими маками.
Васечкин остановился, любуясь цветами.
Петров тоже остановился, но любоваться не стал. Он соскочил с велосипеда и жадно припал к воде.
– Класс водичка! – сказал он, оторвавшись на мгновение. – Аж зубы сводит! – И он вновь начал пить.
Васечкин тоже наклонился к ручью и зачерпнул ладонью прозрачную воду.
Петров уже напился и, сев на велосипед, въехал на пригорок, который возвышался неподалёку.
– Васечкин! – вдруг радостно завопил он. – Давай сюда!
Васечкин вздрогнул и от неожиданности соскользнул в воду.
– Ты чего орёшь? – спросил он, выбираясь на берег.
– Иди сюда, тебя подвиг ждёт! – И Петров с хохотом закрутил руками в воздухе.
– Какой ещё подвиг? – спросил Васечкин, подъезжая к нему. – Где?
– Великан! – Петров показал рукой вдаль. – Самый настоящий!
Васечкин посмотрел в сторону, куда указывал Петров. Дорога шла под уклон, и в конце её, далеко внизу, виднелась старая ветряная мельница.
– А… – разочарованно сказал он, – мельница…
– Нет, не мельница! – ехидно настаивал Петров. – Какая же это мельница, когда невооружённым глазом видно, что это великан! Так что давай!
– Чего «давай»? – раздражённо переспросил Васечкин.
– Как чего? Давай сражайся с ним! А я посмотрю! – И Петров стал поудобней усаживаться в ожидании предстоящего зрелища.
– Ты что? – разозлился Васечкин. – Всерьёз, что ли?
– Как? – удивился Петров. – Ты что, не собираешься сражаться с великаном?
– Что я, псих, чтобы с мельницей драться?! – завопил Васечкин.
– А как же Дон Кихот? – насмешливо спросил Петров. – Значит, он всё-таки был псих? – И Петров, выхватив у Васечкина книгу, быстро раскрыл её на месте, где знаменитая гравюра изображала бой Дон Кихота с ветряной мельницей. – Смотри!
– Но он же думал, что это великан! – отчаянно закричал Васечкин.
– И мы думаем, что это великан! – невозмутимо сказал Петров.
– Я лично так совсем не думаю! – возразил Васечкин.
– Ах так? Ну вот что – или всё по правде, как в книжке, или я домой поехал! – решительно заявил Петров, берясь за велосипед.
– Но почему? – растерялся Васечкин.
– А потому, – не спеша объяснил Петров, – если это мельница, то Дон Кихот псих, ты сам сказал, а если это великан, значит, давай сражайся! Иначе какой же ты рыцарь! Трепло ты!
– Дон Кихот не псих! – твёрдо сказал Васечкин. – А я не трепло! Смотри!
И Васечкин в отчаянии нажал на педали, надавил на клаксон, сложил свой зонтик, выставил его впереди себя как копьё и, заставив своего «Росинанта» встать на дыбы, набирая скорость, понёсся на мельницу.
Всё это он проделал так быстро, что Петров и глазом не успел моргнуть, как он был уже далеко.
– Куда ты? – заорал Петров, поняв, что переборщил. – С ума сошёл! Стой!!!
Но было поздно. Васечкин, который хотел всего лишь припугнуть Петрова, сам не ожидал такой прыти от своего «Росинанта».
Велосипед нёсся вниз со всё увеличивающейся скоростью.
Незадачливый рыцарь с ужасом смотрел на приближающуюся мельницу. Не слушаясь тормозов, старая машина мчалась под уклон.
Васечкин изо всех сил жал на тормоза и, чтобы в последний момент не утратить мужества, запел:
Лечу! Ни пуха ни пера!
Я вам признаюсь честно,
Что эта странная игра
Чертовски интересна!
Воображать, что ты герой,
Добившийся успеха, —
Пусть это все зовут игрой,
Мне это не помеха!
Но если кто готов решить,
Что струсил ты немножко,
Что подвиг можешь совершить
Ты только понарошке,
То прочь фантазии тогда —
Старания утрою
И докажу всем без труда,
Чего я вправду стою.
Пускай победы нелегки,
Но такова работа!
Пускай хохочут дураки,
Глумясь над Дон Кихотом.
Их сам оставит в дураках,
Насмешек всех сильнее,
И он прославится в веках,
Восславив Дульсинею!
Так, распевая во всё горло, он на всем скаку врезался в крыло мельницы, насквозь проткнув его зонтиком. Васечкина оторвало от велосипеда и подняло высоко в воздух. Судорожно вцепившись в зонтик одной рукой и в край крыла – другой, Васечкин повис в воздухе, яростно болтая ногами.
Петров, остановившийся внизу и что-то кричавший, казался неправдоподобно маленьким.
Тут откуда ни возьмись подул ветер, и крылья старой мельницы завертелись в три раза быстрее.
Васечкин держался из последних сил. Но темп вращения нарастал…
…и бедный Васечкин в конце концов не удержался, отпустил крыло и с огромной скоростью понёсся по воздуху, продолжая судорожно сжимать пляжный зонтик.
Вдруг зонтик раскрылся. Воздушный поток подхватил неожиданного парашютиста и понёс его над долиной, над поляной, над горами…
Отчаянно крича, Петров мчался вслед за ним, пытаясь не отставать.
Но Васечкина понесло с такой скоростью, что он был уже еле заметен, а вскоре и совсем пропал из виду.
Безутешный Петров схватился за голову.
Отчаяние его было столь велико, что он не выдержал и, глотая безудержно катившиеся слёзы, горестно запел:
Ну вот, беда подкралась, подлая!
Не понимаю я никак —
Кому нужны такие подвиги,
Ещё к тому же натощак!
Зря безрассудство уважали мы,
Оно нас губит иногда.
Хоть великан воображаемый,
Зато реальная беда!
Ведь от фантазий не изменится
Ничто реальное вокруг,
Как ни верти, а всё же мельница
Не станет великаном вдруг!
Зря безрассудство уважали мы,
Оно нас губит иногда.
Хоть великан воображаемый,
Зато реальная беда!
С ним вечно что-нибудь случается,
Он улетел так далеко!
Когда-нибудь он долетается,
Как с фантазёром нелегко!
Зря безрассудство уважали мы,
Оно нас губит иногда.
Хоть великан воображаемый,
Зато реальная беда!
Петров печально пел, не переставая при этом разыскивать улетевшего друга. Но Васечкина нигде не было…
Петров подъехал к краю плато, которое круто обрывалось вниз.
Он слез с велосипеда, лёг на живот и заглянул в обрыв…
Там, внизу, на головокружительной глубине текла бурная река, которая отсюда казалась тоненьким ручейком. А устрашающие валуны даже сверху выглядели внушительно.
– Всё! – сказал Петров безнадёжным голосом и траурным жестом снял панамку…
