Макар Последович - Магистральный канал
— Ну, что вы скажете? — торжествующе прошептал Генька. — Выдры нет, но зато мы сможем посмотреть, что это за ночные путешественники! И посмотреть так, что они о нашем присутствии даже и не догадаются!
— А может, это… это… — Ленька даже боялся выговорить слово, которое вертелось на языке.
— Ну что?
— Ну эти… бандиты. Пойдемте лучше домой… Мечик.
В эту минуту Ленька боялся не только бандитов. Он вдруг вспомнил, как мать, уходя в поле, строго-настрого приказала ему никуда со двора не уходить, и вовремя перенять пастуха, и загнать в хлев корову. И теперь неизвестно, где еще может бродить эта проклятая скотина и что готовит Леньке мать. Старый сторож так заговорил зубы, что Ленька забыл обо всем на свете. Мать где-то там беспокоится и о нем, о Леньке. Ведь всякие мысли могут прийти матери в голову, особенно если на дворе уже ночь, а никто из соседей не может даже сказать, куда подевался ее сын. Ленькина спина уже горела, едва только он подумал о награде, ожидавшей его по возвращении домой. И раскаяние и страх овладели им.
А черствый сердцем Мечик, как видно, еще не осознал всю тяжесть проступка. Он только засмеялся, когда Ленька предложил идти домой. Правда, не каждый день случается ребятам путешествовать ночью по берегу реки, особенно в такое время, когда назревают такие важные события. Ведь люди на лодках вспоминали, да еще и с уважением, имя старого вруна. Кто они такие и почему они тут остановились?
Из всех хлопцев только Мечик выразил желание приблизиться к незнакомцам. Он никогда и ни в чем не хотел уступить Геньке. Ленька же и остальные ребята решительно отказывались идти навстречу неведомой опасности, которой так жаждал этот сумасшедший Генька.
— Ладно, пусть себе ползут домой, — пренебрежительно проговорил он. — С ними только лишняя канитель. Еще возьмут да разревутся в решающую минуту…
Обрадованные, что вырвались из-под власти этого сурового командира, которому еще неизвестно что может стукнуть в голову через полчаса, ребята повернули к реке.
— Только пошумите мне! — пригрозил шепотом Генька. — Бегите так, чтобы на косе вас не услышали.
— И зачем нам сдались эти несмышленыши? — высказал свое мнение Мечик. — Может, там, на косе, слышали, как мы тут торговались? Теперь к ним так просто не подберешься.
Но на косе не видели и не слышали ребят. Пять человек, которых освещало пламя костра, горевшего теперь довольно ярко, были заняты своими делами. У каждого из них были на ногах сапоги с длинными, выше колен, мягкими голенищами. В темных штанах, в коротких теплых куртках, с одинаковыми шляпами на голове, они были похожи не то на разбойников, не то на ковбоев, которых ребята не один раз видели на картинках. Два ружья, висевшие на сучках сухостойной сосенки, еще более подчеркивали сходство и усиливали впечатление. Наверное, у них были и другие ружья, но они их не доставали из двух, вытянутых на песок, широких плоскодонок. Мечику очень захотелось узнать, что за поклажа лежала в лодках, прикрытая брезентовым полотнищем. Может, это было добро, награбленное этими неизвестными в приречных колхозах? А может, там лежали связанные люди?
— Ну, жалеешь, что пошел со мной? — возбужденно зашептал Геня. — Видал ты когда-нибудь такую форму?
— Тсс… Вон тот, бородатый, сюда глядит…
Мечик онемел и пригнулся за кустом как можно ниже. Бородач, который сидел по ту сторону огня, и вправду смотрел на кусты. Освещенные пламенем костра, глаза его были какие-то неподвижные и казались налитыми кровью. Его крючковатый нос походил на клюв того орла, которого они видели во дворе деда Брыля.
В груди Мечика все обмерло, когда Геня прошептал:
— Это, наверно, ихний атаман!
Мечик чувствовал, что ноги его совсем ослабли, что теперь никакая сила не заставит его сдвинуться с места. Лучше б ему, Мечику, провалиться теперь сквозь землю, чем видеть это зрелище, свидетелем которого он стал из-за ненасытной жажды Геньки Шимковца к приключениям.
— Недели через две, через три от всего этого останется только одно воспоминание! — промолвил наконец бородатый. — И человек не узнает болота. Совсем иная здесь будет география через две-три недели.
— Ваше пророчество исполнится, камрад Шамай, — отозвался человек, который принес из лодки кошелку. — А пока что не поможете ли начистить картошки на ужин? Достаньте, пожалуйста, ваш ножик и покажите свое мастерство в более прозаическом деле.
— Желудок мой — враг мой… — начал было бородатый, но мужчина, который принес котелок, перебил:
— Какие глупости вы говорите! Глядя на вас, что-то не верится, чтобы ваш желудок был вашим врагом. Девяносто кило весу, мускулы, как стальные канаты.
— Социальное происхождение, дорогой Шерман. Мой дед был бурлаком, а отец королем грузчиков…
— Ладно, ладно. Беритесь за работу.
Бородатый достал из кармана небольшой складной ножик и подсел к чисто выбритому Шерману. В это время третий из незнакомцев пристраивал над огнем котел с водой. А еще двое что-то искали в лодке.
— Бородатый не атаман! — безапелляционно шепнул Мечику Геня. — Атаман этот длиннолицый, который заставил его чистить картошку. Запомни: Шерман его фамилия…
И вдруг ребята чуть не вскрикнули от удивления.
Один из тех, что возились еще в лодке, выскочил на берег и подошел к огню. В руках он нес четыре банки консервов. Когда пламя осветило его широкое лицо, ребята заметили на левой щеке хорошо им знакомый прыщик.
Это был человек, который недавно приезжал к старому сторожу на машине! Человек, который посмел нарушить давнюю традицию — прежде всего заезжать в правление колхоза…
Не успели хлопцы опомниться от этой неожиданной встречи, как появление пятого человека из этого сборища вконец спутало все догадки и предположения.
Первое, что бросалось в глаза, — это его уверенная походка даже в тех местах, которые слабо или вовсе не освещались костром. Создавалось впечатление, что этот человек знает здесь каждую колдобину, каждую кочку. В то время как другие, идя к лодке или же направляясь за хворостом, внимательно смотрели себе под ноги, чтоб не зацепиться за корень или не угодить в лужу, — этот человек ходил привычно, словно его ноги сами видели, куда надо ступать.
Вид у него был возбужденный, и он напоминал человека, который после долгой отлучки вернулся наконец в родительский дом и в первую минуту не знает, за что приняться, к чему приложить руки.
Из лодки этот человек достал и принес к костру небольшой чемодан и еще какой-то завернутый в желтую бумагу сверток.
— Ну, вот вы и дома, — обернулся к нему тот, которого называли Шерманом. — Вас сегодня, наверно, не ожидают?
— Возможно. Я никого не предупреждал.
Он присел на чемодан и достал из кармана папиросы, закурил и какое-то время смотрел в темноту, в ту сторону, где притаились ребята.
— Шесть лет я здесь не был, товарищ Шерман! Многое, наверно, изменилось в колхозе. Многие, особенно молодежь, возможно, и не узнают меня. Но река, болота остались те же самые… Та же топь, тот же туман по ночам…
— Через две-три недели вы не узнаете этого болота, — поднял голову бородач. — И вы сами будете тому виною, Степан Никанорович! Это же романтика!
— Да, я чувствую себя полностью удовлетворенным. Навсегда вернулся в родные места.
На некоторое время воцарилось молчание. Начищенную картошку пересыпали в котел, висевший над огнем. Человек поднялся с чемодана.
— Ну, я, товарищи, забегу на минуту домой. А вы тут ужинайте. В двенадцать часов снимемся с якоря, как говорят моряки. Нам теперь дорога каждая минута.
— А как с охотником Брылем? Мы же без него не выполним нашей задачи, — сказал Шерман. — Старик уперся, как зубр. Даже не ответил на письмо президента. Поговорите с ним вы, Степан Никанорович. Может, вам удастся прибрать его к рукам…
— Не беспокойтесь. Через час старик будет в нашей лодке. А вы тут поторапливайтесь. Ну, я пошел.
Он поднял чемодан, взял сверток и исчез в тумане.
И ребята, которые совсем оцепенели за кустом, теперь уже окончательно уверились в том, что атаманом в этой команде не бородач, не длиннолицый Шерман и не человек с прыщиком, а Никаноров Степка. Их односельчанин Степан Никанорович Кардыман, как называли его эти разбойники. Осторожно, цепенея от каждого всплеска воды под ногами, ребята отступили от берега. Когда отошли настолько, что костер исчез из виду и не стало слышно голосов, — Генька пулей рванулся по лугу. За ним, то увязая в торфе, то спотыкаясь о кочки, что есть духу мчался Мечик.
ДЕД БРЫЛЬ ИСЧЕЗАЕТ
Последствия ночного путешествия оказались для Геньки и Мечика не очень утешительными. Сразу же, как только ребята вскарабкались на обрыв и вышли на узенькую тропинку, ведущую к парку, чья-то здоровенная рука схватила Геньку за шиворот. В таком же положении оказался и Мечик.
