Макар Последович - Магистральный канал
Геня хитро усмехнулся.
— Про выдру правильно рассказали…
— То-то же! — примирительно сказал дед. — Мне кажется, что возле двух ольшин и теперь одна выдра гнездится… Но про это вы никому ни слова… У меня всегда спрашивайте, коли чего не знаете. Вы думаете, что про бобров я все вам тогда рассказал? Да где это видано! Вы еще не слыхали про бобровые слезы. Про то, как я поймал бобра и что из этого вышло…
— Расскажите, дедуля, расскажите!
— Сейчас, сейчас расскажите!
Но дед Брыль решительно поднялся с места.
— Ничего не выйдет, ребята. Тяжело что-то у меня на сердце… Все жмет и жмет… Послезавтра, ежели ничего не случится, расскажу. А теперь время вам в кроватку, баю-бай. Ведь стемнело уже совсем. Слышите, Митька Попок хутора вспоминает. Ну, марш домой.
— Спокойной ночи, дедуля.
— Спокойной ночи, жевжики, — отозвался старик откуда-то из темноты.
НОЧНЫЕ ГОЛОСА
Не успели ребята отойти от фермы и сотни шагов, как вдруг Геня Шимковец огляделся и остановился:
— Ну и вороны мы! Задурил сторож нам головы своей сказкой, а про самое главное и забыли спросить…
— Давай вернемся… — предложил Мечик.
— Не стоит. Теперь он нам все равно ничего не скажет. Да еще и выстрелит, приняв нас в темноте за воров.
— А куда мы теперь пойдем?
— Спать.
— Спать? Так рано?
У всегда спокойного Гени Шимковца вдруг созрел план, которому позавидовал даже Мечик.
— Вы слышали, что сказал дед Брыль? Про выдру, что живет возле двух ольшин?
— Слышали, — еще не зная, о чем думает Генька, ответил Ленька. — А что?
Генька объяснил не сразу. Сперва он потребовал, чтобы все малыши немедленно пошли спать. Тогда они, взрослые, и подумают, что и как надо сделать. Дело это очень серьезное, и допускать всякую мелюзгу, трусов и плакс в это дело никак нельзя.
Олька, единственная девчонка в этой «мужской» компании, сразу же перепуталась, заплакала и стала просить Мечика, чтобы он увел ее домой. Ее пугала и темнота, и ветер, и то, о чем только что говорил Генька. Кроме Ольки, Геня отобрал для эвакуации еще четверых «малышей». Но эти четверо решительно заявили, что они уже большие и ни за что не отстанут от хлопцев. А если их отправят домой силой, они тогда расскажут родителям обо всем, что тут говорилось. И тогда этим «взрослым» не поздоровится…
— Да мы никуда и не пойдем, — начал оправдываться Геня, который больше всего не любил семейных неприятностей. — Ну, чего вы разревелись?
Хлопцы проводили «ненадежных» в деревню и для виду разошлись, чтобы минут через десять собраться в парке.
— Мы пойдем караулить выдру, — заговорщицким тоном начал Геня, — Засядем в кустах около тех двух ольшин и все разглядим. Никто из вас не видал выдры?
— Нет, нет! — загалдели, перебивая друг друга, ребята.
— Тсс… — предупредил Генька, — Нас могут подслушать и не пустить. Мне уже надоела эта опека. «То можно, а вот этого нельзя», как будто мы маленькие… За мной!
Ребята, подсаживая один другого, перелезли через каменную ограду парка и сразу же оказались в тихом ночном поле. Геня многозначительно шепнул:
— Надо послушать. Может, за нами уже идет погоня…
— Погоня? — пробормотал, растерянно озираясь, Мечик. — Ведь мы же никому ничего не сделали?!
— Что ты понимаешь в этом деле? Лучше молчи и слушай.
Генька, подав знак молчать и не шевелиться, прошел в одну сторону, потом вернулся и направился вдоль каменной ограды. На какое-то время он совсем исчез из виду, растворившись во тьме.
Мечик чувствовал, как гулко бьется его сердце. Он уже верил, что кто-то должен обязательно их подстерегать и ловить на каждом шагу. Но тихо было в поле, тихо в парке, где некогда дед Брыль пробирался с дрессированной выдрой.
Геня вскоре вернулся и прошептал:
— Можем идти. Они потеряли наш след и теперь не скоро найдут…
— Кто это они? — вырвалось у Леньки. — Что…
Геня легонько дотронулся до Ленькиного плеча, и тот смолк.
Соблюдая большую осторожность, ребята двинулись вдоль стены, между парком и ржаным полем. Время от времени у кого-нибудь под ногами шуршала осыпавшаяся со стены известь или с треском ломались сухие ветки. Геня в таких случаях тотчас же приостанавливался, приседал, и шепотом подавал команду, чтобы все сделали то же самое. И хотя всем было ясно, что никто за ними не гонится, что никому до них дела нет, — все беспрекословно исполняли команду. Геня ведь в таких делах разбирается лучше.
Вскоре ребята повернули в левую сторону от парка. Узенькая стежка чуть заметно вырисовывалась в темноте. В лицо дохнуло свежестью близкой реки, запахло горьким туманом. Взвилась в воздух потревоженная пигалица.
Впереди был крутой обрыв. Прежде чем спуститься, Геня еще раз приостановился и еще раз внимательно прислушался. И если в поле была тишина, то на лугу и теперь все жило и отзывалось разными голосами. Вспугнутая ребятами пигалица продолжала летать с беспокойным криком. Где-то совсем близко деревянным голосом скрипел коростель. По ту сторону речки перекликались на озерках утки.
Хватаясь за кусты, ночные путешественники осторожно спустились с обрыва. Под ногами зачавкала вода. Еще одна пигалица громко захлопала крыльями в воздухе. Коростель, который слышен был где-то впереди, теперь отзывался уже дальше и где-то сбоку.
— Не отставайте, — командовал Геня. — Поворачивайте вправо на суходол. И не заскакивайте вперед, а то еще в речку угодите. Тогда водой унесет в самую пущу. Ну, вот и ольшины. Тсс…
Геня перешел на шепот, и ребятам казалось, что он уже что-то видит. В такой темноте они могли поверить каждому его слову, послушаться каждого его толчка.
Геня между тем времени даром не терял. Он шепотом приказал, чтоб ребята затаились в кустах и сидели там, не шевелясь, пока он не подаст команды. Шагах в четырех от них неслышно струилась в низких берегах речка. На другом берегу тихо шуршали камыши.
Около получаса просидели ребята не шевелясь, в полном молчании. У Леньки уже затекла левая нога, но он терпел, не смея ворохнуться. Успокоились пигалицы, смолкли или задремали коростели. И вдруг вода возле самого берега всплеснулась с такой силой, что брызги долетели до ребят.
— Выдра! — почти в один голос крикнули они. — Выдра…
— Тише вы! — строго оборвал Геня. — Не выдра, а щука. Выдра еще в норе сидит…
Еще раз взорвалась гулким всплеском ночная тишина. На этот раз значительно ниже по течению. Потом что-то захлюпало и зашумело уже совсем недалеко от хлопцев. Это, наверно, водяные крысы шныряли в прибрежной траве в поисках добычи.
Потом густая темень понемногу стала рассеиваться, будто наступал новый день. Всходил над заснувшими полями и лугами круглый месяц. Уже хорошо были видны кусты, и тени от них поползли по воде. Но одновременно с лунным светом начал надвигаться с того берега реки — с трясинных бескрайних просторов — густой туман. Он был белый как молоко, с горьковатым холодным запахом. Кусты снова исчезли в этой густой и влажной пелене. Ночные звуки стали глуше, словно выходили откуда-то из-под земли.
— Генька, — прошептал Леня, — пойдем домой. Никакой выдры здесь нет. Дед Брыль все наврал.
— Покараулим еще немного… Посмотрим…
— Так ведь ничего ж не видно! Я уже и воды не вижу. Пойдем, а то заблудимся, дороги в деревню не найдем.
— И холодно что-то, — поддержал Леньку Мечик.
В эту минуту послышались какие-то голоса и глухие удары весел об лодку. Кто-то плыл по речке. Над головами хлопцев пролетела вспугнутая утка.
Ребята подняли головы и прислушались.
— Дальше плыть не стоит, — донесся глухой, словно из-под земли, голос. — Тут где-то с левой стороны должна быть коса…
— А может, еще километров пять прогоним? — послышался другой голос, в котором ребятам почудилось что-то знакомое. — Там сделаем привал и пойдем к Антону Николаевичу…
— Зачем же идти пять километров, если можно пройти один. Мы как раз там, где нам и надо быть: напротив колхоза «Зеленый Берег».
— Если так, тогда надо остановиться. И в самом деле, дальше ехать не следует. Все равно ничего не видно в этом чертовом тумане.
Снова раздался стук весел. Послышался шорох лодки о прибрежный песок. Как видно, незнакомцы вылезли на песчаную косу и там выбирали место для ночлега. Вскоре ребята услышали, что там начали разговор об огне. Мечик уловил, как трещали сухие ветки, которых много в приречных кустах, как послышалось будто бы чирканье спички. Но огня не увидел. Да и ничего удивительного в том не было. Как могло пробиться небольшое пламя сквозь эту густую, влажную пелену ночи. Через некоторое время разговор на песчаной косе стал еще более глухим и невыразительным.
