Ганс Краузе - Али-баба и Куриная Фея
Али-баба и не подозревал, что за ним наблюдают. Напевая про себя, он втащил в свинарник ещё одну охапку соломы. Хильдегард Мукке радовалась его усердию. Она остановилась. Что это за парень? Не похоже, чтобы он был лентяй. Надо с ним поговорить. Она откашлялась.
— Ну, как дела? Как поживают наши свиньи? — спросила она.
Али-баба стряхнул с куртки прилипшие к ней соломинки. Он смущённо улыбнулся.
«Какие у него крепкие зубы!» — не без зависти подумала Хильдегард Мукке. Ей самой В последние годы частенько приходилось наведываться к зубному врачу…
Али-баба показал на племенную свинью, которая чесала спину о забор в противоположном конце свинарника.
— На следующей неделе она опоросится, — сказал он тоном специалиста. — Значит, у нас опять будет прирост.
— А вам, ребятам, прибавится работы, — ответила ему Мукке.
Но тут, запыхавшись, прибежала фрейлейн Лобеданц, машинистка из канцелярии.
— Фрау Мукке, вас зовут к телефону! Звонят из района. В одиннадцать часов заседание в Доме профсоюзов. Надо взять машину и немедленно ехать.
Хильдегард Мукке зажмурила глаза. Она с трудом удержалась от крепкого словца. Поколебавшись секунду, она подала Али-бабе руку:
— Очень жаль, я бы охотно ещё с тобой поболтала. Но отложить разговор — не значит отменить его. Итак, до следующего раза… Всего хорошего!
Она ушла. Али-баба растерянно посмотрел ей вслед. Он был очень удивлён.
«Фу-ты ну-ты! Ну и смешная же тётка эта Мукке! Если она интересуется свиньями, почему ей не пойти к зоотехнику? Наверно, этой Мукке просто скучно. Ну да, те, кто весь день сидит в конторе, ничего ведь не делают…»
Али-баба вернулся в свинарник и поделил оставшуюся солому.
Обеденный перерыв был в одиннадцать часов тридцать минут. Али-баба проголодался. Он пришёл в интернат на несколько минут раньше срока, наспех вымыл руки и, не переодеваясь, как был, отправился в столовую.
Резиновые сапоги Али-бабы были облеплены навозом, одежда пахла свинарником. Но Али-бабе это не мешало. Его нос привык к подобным ароматам.
Завтрак, гуляш с картошкой, был уже готов.
Фрау Хушке накрыла столы. На каждом из них стояли миска с картофелем и миска с гуляшом. Али-бабе осталось лишь положить еду на тарелку.
Он не заставил себя упрашивать и наложил в тарелку целую гору картофеля. Затем он погрузил разливательную ложку в миску с гуляшом. Соус был наверху, мясо — внизу. Али-баба не стал перемешивать гуляш: недрогнувшей рукой он выудил со дна всё мясо, только жирные кусочки бросил обратно в миску — жира он не любил, а от шпига его просто тошнило.
Хорошо приходить к обеду раньше всех. Али-баба внимательно осмотрел свою полную, с верхом, тарелку. Сегодня благодаря его расторопности у него на обед был не картофель с мясом, а мясо с картофелем.
К тому времени, когда ученики, посланные на молотьбу и вывозку навоза, явились в столовую, Али-баба от усердной еды даже вспотел.
— Приятного аппетита!
Али-баба, уплетавший за обе щёки, пробурчал в ответ что-то невразумительное. Пока Макки, Профессор, Малыш и Повидло рассаживались, он успел положить себе ещё одну порцию картофеля и полить её соусом.
— Ну и голодны же мы!
Все четверо вновь прибывших жадно набросились на оставшийся картофель и на соус без мяса.
Малыш потянул носом воздух.
— Здесь так пахнет, словно нам подали не гуляш из свинины, а живого поросёнка, — сказал он, искоса взглянув на Али-бабу.
— Фу-ты ну-ты… А чем плох живой поросёнок?
Али-баба выплюнул под стол попавший ему в рот перец. Его соседи отодвинулись.
Повидло помешивал гуляш разливательной ложкой. Единственное, что он обнаружил в миске, это несколько кусков жира.
— Мошенничество! — проворчал он разочарованно. — Тут нет ни крошки мяса, одна жижа!
Али-баба с жадностью проглотил последние куски мяса, лежавшие на его тарелке.
— Фу-ты ну-ты! — сказал он быстро, желая отвести от себя всякое подозрение. — Ишь, чего захотели — мяса! Вы что же думаете, на кухне едят одну картошку?
Теперь он был сыт. Он расстегнул верхнюю пуговицу брюк, перебрался на скамейку возле печки и закрыл глаза.
— Приятного аппетита! — В столовую вошла Инга Стефани.
Она тут же сморщила нос и, к удивлению присутствующих, несмотря на холодную погоду, раскрыла настежь окна.
— Чёрт знает, как у вас здесь пахнет! — сказала она.
В мгновение ока Али-баба сунул свои ноги в грязных сапогах под скамейку. Он притворился спящим, а десять минут спустя, когда он действительно уснул, обеденный перерыв уже закончился.
— Эй, вставай! Сегодня не воскресенье!
Спящего Али-бабу растолкала Рената, которая в тот день дежурила в столовой. Сейчас она вытирала столы.
Окончив работу, Али-баба стащил с себя вонючий комбинезон, а резиновые сапоги, не чистя, бросил под кровать. Потом, захватив мыло и полотенце, он отправился в душевую. Али-баба до тех пор полоскался в тёплой воде, пока его не прогнали ребята, вернувшиеся с молотьбы. Их лица были покрыты густым слоем пыли.
В душевой стало весьма оживлённо.
Карл Великий, как и надлежало столь высокой персоне, пользовался сразу двумя душами: горячим и холодным. Красный как рак, он перебегал из одной кабинки в другую. Его бросало то в жар, то в холод.
— Вы даже не представляете, как это полезно, — фыркая и отплёвываясь, поучал он смеющихся зрителей. — Затопек моется точно так же. Именно поэтому он и бегает так быстро.
Куниберт Мальке тоже стоит под холодным душем. Впрочем, не по собственной охоте: Повидло и Малыш всё время настойчиво толкают его под ледяную струю.
— Слышал, Профессор, как это полезно? — дразнят они его. — У тебя есть шанс превратиться из простого профессора в профессора Затопека.
Куниберт Мальке тяжело дышит. Он покрылся гусиной кожей и дрожит, как новорождённый щенок…
В душевой этажом выше, где мылись девочки, было не менее шумно. Рената только-только успела намылиться, как Стрекоза, Лора и остальные «русалки» подняли громкий крик. Вода в душе становилась всё холодней и холодней.
— Тёплой воды больше нет. Опять её разбазарили мальчишки! Безобразие! Никогда они не дают нам помыться по-человечески! — бранились девушки.
Душевая опустела.
Рената, покрытая хлопьями мыльной пены, продолжала стоять в своей кабинке. Глубоко втянув в себя воздух и вслух досчитав до трёх, она быстро открыла кран.
— Ай, ай, ай! — Струя ледяной воды обожгла девушку. Она заплясала на месте, прыгая с ноги на ногу.
Между тем Бритта, которая вымыла только лицо и руки, уютно свернулась калачиком на своей постели. Она читала старую, зачитанную до дыр книжку под названием «Сладкая тайна Фелициты». В ночном столике Бритты хранилось множество подобных книжонок. Забыв обо всём на свете, она листала страницу за страницей. В данный момент она читала о том, как семнадцатилетняя виконтесса фон и цу Экенлоэ готовилась к первому балу. «Фелицита протянула свою красивую, гладкую, как бархат, руку с тонкими пальцами к розовому тюлевому платью с широкой юбкой в больших воланах и, полная сладких предчувствий, коснулась его своим свежим и благородным лицом».
— Какое великолепие! — восторгалась Бритта. — Тюлевое платье в воланах!
О своих рваных чулках, которые вот уже три дня лежали на тумбочке и дожидались штопки, Бритта совершенно забыла.
В седьмой комнате назревал скандал. Заноза и Факир требовали, чтобы Али-баба немедленно отправился во двор и почистил там свои грязные сапоги, которые «благоухали» на всю комнату. Али-баба возражал: он только что принял горячий душ, а на улице холодно.
Карл Великий, приятно утомлённый после мытья по методу Затопека, сидел на своей кровати и курил сигарету.
— Эй, — заявил он грозно, — ты что, ждёшь специального приглашения?
— Фу-ты ну-ты! Я почищу сапоги, но попозже. Зачем такая спешка?
— Зачем тебе спешить? — как тигр рычал Факир. — Ведь ты вырос в свинарнике. Но не воображай, что мы весь вечер будем терпеть это!
Заноза, усевшийся за письменный стол с книгами и тетрадями, чтобы приготовить уроки, угрожающе взмахнул линейкой.
— Послушай, Али-баба, — заявил он, — то, что ты дурак, нас не касается, но дерзить себе мы не позволим. У нас не детский сад, и, если ты не будешь вести, себя как следует, мы тебе покажем. Смотри! Хочешь ты этого или нет, мы тебя воспитаем, Для того тебя фрейлейн Стефани сюда прислала.
Али-баба скорчил гримасу. Затем он вытащил из-под кровати сапоги и начал соскребать с них грязь перочинным ножиком.
Это был прямой вызов! Заноза стукнул линейкой по столу.
Карл Великий, который, лёжа на кровати, пускал вверх колечки дыма, грозно поглядел на Али-бабу сквозь очки.
— Эй! Заноза, Факир, дети мои, — поучал он своих товарищей, — не позволяйте ему грубить.
