Алки Зеи - Леопард за стеклом
– Ах, он таки подвел нас под монастырь! Ах, не сносить ему головы! Ах, его бедная-несчастная мать!
Тут взрослые снова начали вести себя очень странно. Но нам с Мирто было ясно как день, откуда епископ, губернатор и Пикипикирам узнали про наши игры.
Мы выкатились из дома и направились в дедушкин виноградник. Мирто застрекотала, как цикада. Это был наш позывной. Вскоре прибежали Нолис, Артеми и крошка Авги. Мы все им рассказали. Нолис посмотрел на нас – на каждого поочередно – и сказал:
– Кто-то из нас – предатель.
Мы переглянулись и ничего не ответили. Только Артеми процедила:
– Я ей всю гриву вырву по волоску.
Конечно, все мы сразу поняли: кто еще кроме Пипицы мог нас предать? Тогда мы договорились закопать ее в горячий песок или засунуть в бочку, прибить крышку гвоздями и пусть себе плавает и плавает, пока не сгинет в море. Но Нолис сказал, что сначала мы должны проверить, точно ли она всё разболтала. Мирто собралась позвать ее с нами якобы собирать крабов. Как только она ушла, Артеми, Авги и я расплакались, хотя и сами не знали отчего.
– Да что вы ревете, плаксы! – рассердился было на нас Нолис, но голос задрожал и у него.
За крабами мы шли молча. Одна только Пипица журчала, не останавливаясь. А вот она попросит, щебетала она, у своего отца еще одну бочку, чтобы нам больше не драться из-за того, кто полезет первым, и тогда мы сможем назвать ее «Дэвидом Копперфильдом», как я хотела… Мы на эту болтовню не реагировали. Когда дошли до залива, Нолис и Мирто схватили Пипицу за руки, а Нолис посмотрел ей в глаза.
– Курица безмозглая, зачем ты донесла?
– Я… что сделала? – с трудом проговорила Пипица, запинаясь от страха.
Похоже, они слишком сильно сжали ей руки, так что она завопила:
– Я папе скажу, что вы делаете!.. Он вас всех в тюрьму отправит…
– Ты доложила про наши игры? – рассвирепела Мирто.
– Я сказала… Я сказала только… Я вообще ничего не говорила, – промямлила Пипица.
Мы все видели, что она врет. Она и была врушкой. И не важно, что она ходила в школу, а у ее отца была целая куча амбаров. Дети из лачуг не были обучены грамоте, иной раз бывало, что и грубое словцо у них вырывалось, – но они никогда, никогда не лгали!
Тогда мы все ужасно разозлились, даже крошка Авги. Мы швырнули Пипицу на землю и давай забрасывать ее песком! Она визжала, но даже пошевелиться не могла, потому что Нолис и Мирто крепко держали ее за руки и за ноги. Артеми, Авги и я пригоршнями швыряли на нее песок, так быстро, как могли, чтобы закопать ее навечно. Песок жег нам руки, солнце напекало макушки, но мы ни о чем не могли думать, кроме как что у Никоса будут большие неприятности со взрослыми, и всё из-за Пипицы, этой ходячей головной боли!
Вдруг из-за наших спин выросла чья-то тень.
– Да что же это вы делаете?!
Это был Никос. Он оттащил Нолиса и Мирто и начал откапывать Пипицу, которую мы уже превратили в небольшую горку. Одна только голова снаружи торчала.
Мы никогда еще не видели Никоса таким злым! Он не сказал ни слова. Вытащил Пипицу, всю в слезах и соплях, из песка, отмыл ее в море, а потом сурово посмотрел на нас.
– Как вам не стыдно! – выговорил он наконец.
– Ты просто ничего не знаешь, Никос, поэтому обвиняешь нас, – начал было Нолис.
– Да всё я знаю, – отрезал Никос.
Пипица снова начала свои гнусности: «Да чтобы мне поцеловать маму мертвой в гробу, я никогда больше так не сделаю!» И давай говорить, хотя никто ее не спрашивал, что ей купили ванную для куклы, и туда взаправду можно воду наливать, и что ей пианино пообещали и кучу игрушек, лишь бы только она рассказала, что нам говорил Никос и в какие такие игры мы с ним играем. Только не надо больше ее закапывать, она никогда ничего больше не скажет, пусть ей даже велосипед посулят.
Однако Никос вовсе не рассердился на Пипицу – предательницу и лгунью, а снова стал нас отчитывать:
– Подумать только, вы хотели похоронить живого человека! Так только фашисты делают!
По пути домой все мы плакали, и на этот раз даже Нолис.
В обед нам не хотелось есть, хотя кроме фаршированных помидоров у нас были улитки, которые мы с Мирто обожаем. Да и у взрослых особого аппетита не было, и все сидели молча. В конце концов тетя Деспина заговорила:
– Когда ты решил ехать?
– Послезавтра, на «Фридоне», – ответил Никос.
Никос уезжает! Мирто пнула меня под столом. Это был наш условный знак. Мы быстренько разделались с фруктами и поднялись из-за стола.
– Даже не думайте совать свои носы в кухню! – тут же предупредила нас тетя Деспина. – Стаматина ничего не знает и ничего вам не скажет.
Мы замерли, как громом пораженные. Дедушка и Никос расхохотались.
– Ну и нюх у нашей тети Деспины! – проговорил дедушка. – Тут же поняла, куда вы засобирались!
Нас, конечно, немного отпустило после того, как Никос рассмеялся, а то мы весь день ходили как в воду опущенные, ведь он до сих пор ни словечка нам не сказал.
– Да уж, – фыркнул Никос, – леопард вовсю зыркает своим черным глазом, так что придется мне уехать.
– Я тебя умоляю, Никос! – взвыла тетя Деспина. – Чтобы я больше ни звука не слышала об этом чучеле!
Никос покатился со смеху.
– И ты тоже, тетушка, поверила, что твой леопард оживает по ночам?
– Ты неисправим, – вздохнула она, смягчаясь.
Паруса Тезея, диктатура и загадка мельницы со сломанным крылом
Он больше не говорил о Пипице. Ни словечком не обмолвился, как будто ничего и не было. Играл с нами с утра и до позднего вечера и даже решил, что на следующий день, последний этим летом для Никоса в Ламагари, устроит нам поход к старой крепости. Мы должны были отправиться в семь утра. Кир Андонис обещал нам дать свою лодку. Каждое утро, на рассвете, в городском порту причаливал паром. Кир Андонис и на этот раз должен был отправиться в порт, чтобы перевезти пассажиров, а потом уже вернуться в Ламагари. Мысль о походе отчасти примирила нас с Мирто и остальных ребят с отъездом Никоса. А в поход даже дедушка собрался пойти. Иначе тетя Деспина никуда бы нас не пустила.
– Чтобы я была спокойна, – заявила она.
– Значит, я состою под наблюдением, – фыркнул Никос. И тут же добавил: – Впрочем, под конвоем дедушки точно лучше, чем полицейских.
Нас-то как раз компания дедушки совершенно не беспокоила. Мы знали, что он возьмет с собой какого-нибудь «древнего», сядет вместе с ним в тени дерева и будет читать весь день напролет. Самое большее, что нам от него достанется, – это рассказ про очередного героя из мифов.
На следующее утро мы были готовы к первому лучу солнца – но вот уже солнце палит вовсю, а кир Андониса и «Кристаллии» нет как нет.
– Может, паром еще не пришел? – спросила я.
– Я слышала его гудок, еще когда темно было, – сказала Артеми.
Наконец лодка показалась. Однако кир Андонис, словно у него не имелось повода торопиться, еле-еле шевелил веслами, да и парус по причине сегодняшней безветренной погоды был спущен.
– Что-то с ним случилось, вот увидите, – забеспокоилась Артеми. – Отец, если пообещал, свое слово держит.
– Да что с ним могло случиться, Артула, дорогуша, – засмеялся Никос. – Видно, выпил на две рюмочки узо больше, чем нужно, да и забыл все на свете.
– И он не поднял паруса, – пошутил дедушка, – а то мы смогли бы увидеть, какого они цвета, белые или черные, и понять, какие новости он везет, хорошие или плохие.
– А почему черные паруса? – хором поинтересовались мы.
– Я вам расскажу одну историю, – отозвался дедушка, – и вы всё поймете.
Мы обрадовались: с историей время пройдет незаметно. Хоть нам и хотелось, чтобы лодка поскорее причалила, дедушка и его мифы заставят позабыть обо всем на свете, даже о приходе «Кристаллии».
– Итак, давным-давно на Крите, – начал дедушка, – жил царь, и называли его Минос.
– О, прямо как бочку в дальней таверне, – удивился Одиссеас.
– В одном из подвалов своего дворца, – продолжал дедушка, – где галереи переходили в залы, а залы в галереи, и не было им конца, так что, кто бы туда ни попал, уже ни за что не мог найти выхода – кстати, назывался он Лабиринт, – так вот, в этом Лабиринте Минос держал гигантского быка, которого звали Минотавром. Царь Минос победил афинян в войне и обязал их приносить ему дань, так что каждые девять лет афиняне должны были присылать на Крит семь девушек и семь юношей, чтобы они стали добычей Минотавра.
– Идет, идет! – в ту же секунду завопил Нолис.
– Минотавр? – испугалась крошка Авги.
– Я перепутал, – признался вскоре Нолис, который решил, что показавшаяся на горизонте лодка и есть «Кристаллия».
– И, прямо как наш Нолис, – продолжил дедушка свою историю, – стоял на скале правитель Афин, Эгей, который хотел первым увидеть, когда на горизонте появится корабль его сына Тезея. Потому что на этот раз с юношами и девушками, обреченными на смерть, отправился и Тезей, решивший убить, наконец, чудовище. Многие до него пытались уничтожить монстра, но все погибали. Корабль, увезший Тезея, ушел под черными парусами в знак того, что все его пассажиры отправляются на верную смерть. Эгей приказал капитану поднять белые паруса, если сын его останется жив, чтобы он издалека смог разглядеть цвет паруса и узнать о судьбе Тезея. Тезей добрался до Крита, убил Минотавра, однако по пути домой на радостях капитан забыл поменять паруса.
