Татьяна Эдел - Приключения кота Батона
– Не вели казнить, вели слово молвить.
– Говори, – смилостивился на радостях царь.
– Злые люди меня надоумили подлость эту страшную сотворить, да теперь же они от греха великого убрались из твоего царства. И я прошу меня простить. Не потревожу никогда ни дом твой, ни все царство твое. Ухожу на покой. Прости старую.
– Ладно, прощаю, уходи с миром. Пусть сегодня все будут счастливы.
Через неделю играли свадьбу. Вот это был пир так пир – на весь мир. Народ пел и плясал три дня и три ночи. Восхваляли землю-матушку да царя-батюшку с царицею, да молодых жениха с невестою, да пели гимн солнцу красному да жизни счастливой.
Лошадка Нюшенька
В одном маленьком домике, на окраине большого селения жила-была семья. Папа с мамой да детки их Нюша да Павлуша. Отец с матерью с утра в поле уходили, а деткам наказ давали – далеко от дома не уходить, по хозяйству помочь, да книжки почитать – ума набраться. Вот как проснутся ребятишки, сбегают на речку, искупаются, подметут во дворе, нальют курочкам да уточкам водицы колодезной и надобно бы за книжки приниматься. Только не любит дочка Нюшенька книжки читать, все бы ей прыгать да резвиться. Схватит веревочку, кинет себе на шею, а концы брату в руки даст и давай скакать, словно лошадка молодая.
– Иг-ого-иг-ого, – кричит девочка, – я лошадка, я лошадка! День-деньской скачу-скачу, остановиться не хочу!
– Нюшенька, смотри, какую книгу новую батюшка с матушкой нам купили, давай почитаем, – просит братец.
– Не буду, лучше я побегаю да попрыгаю.
Никак не слушалась сестрица братика.
Вот однажды пролетала злая колдунья Альма мимо, да и увидала девочку-непослушницу. Понравилась ей Нюшенька.
– Ишь ты, какая резвая да веселая девчушка. Пусть у меня живет, мне с ней нескучно будет. А чтобы не нашел ее никто, пусть превратится в лошадку сей же миг.
Сказала – и сделала. Вот только что девочка прыгала на травке, а теперь жеребеночек скачет.
Увидал это братец Павлуша, заплакал горькими слезами. Глянь, а колдунья превратилась в красивую лошадь и бежит-зовет за собой в чисто поле жеребеночка. Только их ветер и видел, пыль осталась клубиться на дороге. Пропали, словно в воздухе растворилися.
Поплакал-поплакал братец, да ведь, известное дело, слезами горю не поможешь.
– Пойду по белу свету сестрицу Нюшеньку искать. Мала она еще, несмышлена, сама не сможет найти обратно дорогу домой.
Написал письмо родителям милым, чтобы ждали их возвращения в дом родной и не кручинились сильно. Собрал котомку и отправился в дальний путь. Долго ли шел братец, коротко ли, вдруг увидал в поле собаку огромную да лохматую. Привязал ее злой человек, да и оставил на солнцепеке без еды и воды. Лежит пес, словно гора большая, морду на лапы положил, и глаз уже не может открыть.
Сбегал Павлуша на речку, принес воды в ведерке, напоил собаку. Заговорила вдруг она человеческим голосом:
– Один ты, мальчик, сжалился надо мной. Сослужу и я тебе службу верную. Знаю я беду твою большую. Садись на меня, понесу я тебя в царство злой колдуньи Альмы.
Ухватился Павлуша за загривок собачий, и понеслись они быстрее ветра. По полям несутся, по долам, через реки переплывают, через горы переползают. Уж из сил собака верная выбилась, да совсем немного осталось.
Наконец-то темный лес стал реже, реже и сквозь деревья проступила полянка лесная. На полянке домишко стоит деревянный, весь мешочками с какими-то травами обвешан. У крыльца очаг дымится, в котле варево варится, пахнет нечистью на весь лес. Под елкой корыто стоит с метлой, в котором колдунья по свету летает.
Неподалеку жеребеночек пасется. Ноги стреножены, ни прыгать, ни бегать не может, только травку щиплет да ржет жалобно. Узнал братец сестрицу свою Нюшеньку. Подкрался к ней, погладил по шее, пошептал на ушко слова ласковые. Освободил ноги от пут. Спросил, далеко ли колдунья. Закивал головой жеребеночек, показал на мешочки с травами – мол, пошла она травы заготавливать в лес.
Посоветовался Павлуша со своей собакой, и решили они корыто испортить, чтобы не могла их Альма догнать. Подожгли и метлу, и корыто, а как разгорелось ярко, кинулись друзья бежать в лес, что было сил. Павлуша на собаке, жеребеночек вперед бежит.
Зачуяла колдунья, что нечистым духом человеческим в лесу запахло, кинулась домой, а там уж и нет никого. Собралась было лететь вдогонку, да не на чем. Аж зубами заскрипела да ногами затопала. Но топай не топай, скрипи не скрипи, а пока новое корыто вырубишь – беглецов уж все равно не догонишь. Так и осталась ни с чем.
А друзья через семь дней, семь ночей добрались, наконец, до села родного.
И только ступили они на порог дома родительского, пропали чары колдовские, и снова Нюшенька девочкой стала.
Выбежали из дома матушка с батюшкой, детей своих целуют, не нарадуются. А сестрица низко поклонилася братцу своему Павлушеньке да прощения попросила, что не слушалась его раньше. Обещала родительский наказ впредь всегда исполнять.
А собака лохматая теперь у них живет, по ночам дом сторожит, а днем с детьми играет.
То-то им дружно живется!
Как царевич по белу свету ходил
Задумал царский сын Иван землю посмотреть, себя показать.
– Пока холостой хожу, пойду странствовать по свету белому. Да нищим притворюсь, погляжу, как люди живут, себя покажу, ума-разума наберусь. Заодно, может, и невесту присмотрю, да чтоб не гналась за богатством моим, а меня самого бы полюбила крепче крепкого.
Испросил разрешения у матушки с батюшкой, собрал котомку и был таков. Дал ему царь-батюшка сроку три года и три месяца.
– Потом, – говорит, – должен ты вернуться, так как негоже молодому царевичу холостым столь долго выхаживать.
Вот и отправился царевич в дорогу дальнюю, дорогу неизведанную. Долго ли шел, коротко ли, повстречал он в пути старца, сединами убеленного. Сидит он при дороге, голову вниз опустил, печалится.
– Чего пригорюнился, старче?
– Да выгнала меня сноха из дома, стар стал да немощен, пользы от меня никакой.
– Да какую же пользу она от тебя хочет видеть, мил человек?
– Ну как же, я раньше мог и скотину пасти и корм ей давать, и сено косить, и за ребятишками малыми присмотреть, а теперь силы стали не те, ноги не держат. Вот сноха и выгнала, пока сына дома не было. Уходи, говорит, с глаз моих долой, чтоб и не видывала я тебя более.
– А далеко ли дом твой?
– В соседней деревне, я уж две ночи иду, а все равно недалеко отошел, моченьки нет. Наверно, смертынька моя пришла.
– Погоди ужо, придумаю, как тебе помочь. На-ко вот, испей молочка да поешь хлебушка, силы-то и прибавится.
Поел старик, попил, и повеселел его взгляд. Взбодрился, орлом смотрит, хорохорится.
Пошли они к деревне той, где старичок проживал раньше. Подошли уже затемно, решили в село не заходить, а в стогу сена заночевать. Показал старик хату сынову, и слезу проронил, на нее глядючи. Потом уснул сном праведным, радостно ему, что не один он на земле, что чья-то добрая душа о нем заботится. А царевич молодой не спит, думу думает, как мужичку помочь.
Вот как затихло село, прокрался царевич во двор, отворил дверь в коровник, обмотал копыта коровьи тряпками и вывел потихоньку. Увел двух лучших коров в лес, привязал там, травки им нарвал да водой напоил, из озера принесенной.
А сам утром заявился к снохе-хозяйке. Там дома шум да гам, беда горькая приключилася, коровы-кормилицы пропали, как теперь жить, чем деток кормить?
– Чего тебе, мил человек, надобно? Видишь, не до тебя нам, ступай подобру-поздорову.
– А слыхал я, странствуя по свету, что случаются такие пропажи тогда, когда старики из дома уходят. Не ушел ли кто у вас?
– Да батяня мой запропастился куда-то. Уж неужели решил в странствия податься?
– Ну так вот и будет пропадать скотина, пока не вернется ваш батюшка.
– Ах ты господи, – заголосила сноха, – прости меня, грешную, это я его выгнала. Где ж мы его искать теперь будем? И без коровушек как? А вдруг и остальная скотина пропадет?
– Говаривают, что если через три ночи возвернется старик, то и наладится все в доме, и скотина вернется, и достаток всегда в доме будет.
– Ну ждать будем, ведь уж три ночи прошло, как он ушел. Коли не вернется сегодня, всем нам худо будет.
Поклонился царевич хозяевам молодым и ушел восвояси. Идет к стогу сена, а старичок все спит, разморило его на солнышке утреннем. Разбудил его царевич и наказал домой идти.
– Иди, – говорит, – домой, да не тушуйся, не бойся, а чувствуй себя хозяином. Без тебя теперь им не жить. Напугал я их, что будет от них скотина уходить, коли тебя в доме не будет. Ты иди, а я следом коров пригоню потихоньку.
Зашагал старичок, ни жив ни мертв от радости. Увидала его сноха, закричала от радости.
– Ах, папенька наш дорогой вернулся, радость великая. Ставьте на стол угощение, потчевать его будем.
