Ким Васин - Сабля атамана
— Яний, солдаты забрали твоего брата! — сказал Эрвлат.
— Какие солдаты? Где?
— Да вон они, у дома старшины…
Яний, не дослушав Эрвлата, побежал проулком к возвышающимся среди рябин крепким постройкам.
* * *Опустив голову, стоял Эркай возле дубового амбара во дворе старшины Аксана. Его сторожил солдат в голубом кафтане с красными обшлагами. В углу двора, тихо переговариваясь и переминаясь с ноги на ногу, толпились деревенские мужики. Хмуро поглядывая на них, по двору прохаживался капрал.
— Отойди! Посторонись! — покрикивал капрал на мужиков.
— Статочное ли дело хватать человека без всякой вины? — послышалось из толпы мужиков.
— Молчать! Без вас знаем, что делаем!
В это время во двор вбежал Яний.
— Тебе что здесь надо, сопляк? — остановил его крепкий седой мариец в белой рубахе до колен — староста Аксан.
Яний робко посторонился и юркнул в толпу.
На крыльце дома показался офицер в коротком щегольском кафтане и узких белых штанах-лосинах. Из-под его обшитой позументом треуголки выбивались пушистые локоны напудренного парика. Офицер, презрительно поджав тонкие губы, пристальным взглядом рассматривал Эркая.
— Этот, что ли, распространял слухи о злодее Емельке Пугачеве? — спросил офицер.
— Этот, ваше благородие! — подскочил к офицеру капрал.
— Запереть! Пусть до времени посидит в холодной. Потом допрошу.
Офицер, играя белой перчаткой, легко, словно танцуя, сошел по ступенькам вниз.
— Ну, пошел, шпынь злодейский! — И солдат легонько подтолкнул Эркая прикладом к двери амбара.
Эркай понуро пошел.
— Братан! — испуганно закричал Яний ему вслед и шагнул из толпы.
— Тихо! Что пищишь? — повернулся к нему капрал.
— Прочь отсюда, сорванец! — выругался староста Аксан.
Эркай, услышав голос Яния, уже в дверях повернулся и крикнул:
— Прощай, братишка!
Солдат втолкнул Эркая в амбар и захлопнул тяжелую, окованную железом дверь.
Толпа зашумела.
— Так мы переловим всех, кто осмелится пристать к злодею самозванцу! — визгливо крикнул в толпу офицер. — Наговорили вам разные смутьяны, будто злодей не самозванец, а настоящий царь Петр Федорович. Никакой он не царь. Да будет ведомо всем вам, что он — беглый каторжник Емелька Пугачев — рваные ноздри, клейменый лоб. Кто будет помогать этому разбойнику или по своей доброй воле уйдет к бунтовщикам, того ждет плеть и виселица! Расходись!
Яний, не зная по-русски, не понял слов офицера, но зато он жадно прислушивался к тихим разговорам мужиков-односельчан.
— Брешет офицеришка! Говорят, у Пугачева нос на месте и лоб не клеймен.
— А правда, что царь Пугачев всем землю дает и от податей освобождает?
— Перед солнцем скажу: истинно так…
— Ишь ты, здорово! И земля даром, и податей нет — живи себе вольной птицей, паши, сей — и все для себя…
Солдаты с ружьями стали теснить мужиков со двора. Те, угрюмо поглядывая на ружья, по одному, по двое выходили на улицу. Дюжий рыжеусый солдат схватил Яния за плечо. Яний рванулся, и клок его ветхой рубахи остался в руках у рыжеусого. Яний, изловчившись, впился зубами солдату в палец.
— Ах ты, стервец! — заорал солдат.
Но Яния уже и след простыл…
Через колючие кусты шиповника, по жгучим зарослям крапивы Яний пробрался к задней стенке амбара, в котором был заперт Эркай.
Толсты стены амбара, сложенные из дубовых, в полтора обхвата бревен. Прочно строился старшина Аксан. Из такого амбара не уйдешь, даже мышь не отыщет в нем щели.
Яний опустился у стены, и жгучие слезы бессильной ярости блеснули в его глазах. Пропал Эркай! Не уйти ему теперь от беды.
Яний заколотил кулаками в стену амбара:
— Эркай! Ты слышишь меня, Эркай?
Из амбара донесся глухой голос:
— Яний, браток, ты?
— Я, я… — прижался к стене Яний.
За стеной Эркай торопливо говорил:
— Беги скорее к деду. Солдаты коней седлают, собираются ехать к омшанику. А там сегодня наши должны собраться. Беги скорее, предупреди деда! Слышишь?
— Слышу!
И Яний, не чувствуя ни рвущих кожу колючек шиповника, ни обжигающей босые ноги крапивы, побежал прочь от амбара…
А в это время на широком дворе старшины Аксана два десятка солдат седлали лошадей.
— Быстрее, быстрее, — торопил их офицер, — надо вовремя захватить бунтовщиков в их гнезде.
Тут же, во дворе, стоял старшина Аксан.
— Где человек, принесший вести о бунтовщиках? — спросил его офицер.
Аксан, низко поклонившись, показал на стоящего рядом марийца в черном кафтане:
— Вот этот человек. Это мой младший брат Исатай. Он вам покажет прямую дорогу к омшанику.
— Ладно, — сказал офицер и вскочил в седло.
Минуту спустя по деревне проскакали всадники. Густая пыль заклубилась на дороге.
* * *Яний уже перешел реку и взобрался на кручу, когда услышал вдали стук копыт и увидел солдат, скачущих к броду. Не о них ли говорил Эркай? Всадники подъехали к реке и, не останавливаясь, ринулись в воду. Вот уже передние, разбрызгивая воду, приблизились к другому берегу.
Испуганно забилось сердце Яния, со всех ног побежал он вперед. Вот и тропинка, ведущая к омшанику. Сейчас будет развилка.
На пне, у развилки дорог, сидел старый Темирбай, острым ножом стругал палочку и поглядывал на дорогу.
— Дедушка! Солдаты! Солдаты сюда скачут! — издали закричал Яний, увидев деда.
— Солдаты?
Темирбай вскочил, побежал, но тут же задохнулся и остановился, поняв, что ему не добежать. Всадники уже взобрались на кручу.
— В омшанике… наши… крикни им… — задыхаясь, проговорил Темирбай.
Яний, сверкая босыми пятками, мчался по тропинке к омшанику. А сзади нарастал топот копыт.
Темирбай, покачнувшись, опустился в зеленую траву и из последних сил крикнул:
— Солдаты! Яний, скорее!
Всадники заметили Яния:
— Эй, малец, стой!
Но Яний бежал изо всех сил и звонким мальчишеским голосом отчаянно кричал:
— Бегите-е! Солда-а-ты!
Ветки хлещут его по лицу, кусты словно нарочно вылезли на дорогу. Но омшаник уже недалеко.
Бу-ун-н-г — неожиданный выстрел пронесся по лесу. Из омшаника выскочили люди в белых кафтанах.
— Эшпат, беги! Солдаты!
Эшпат вскочил на коня, стоявшего у омшаника, хлестнул его плетью, и конь с места в галоп поскакал вдоль опушки. Остальные марийцы побежали в лес. Один из них на мгновение остановился и поднял ружье. Раздался выстрел, и солдат повалился с коня.
Всадники настигли Яния. Со свистом взвился хлыст в руках офицера, и словно огнем обожгло спину мальчика.
— Дедушка-а! — закричал он и упал.
Всадники, обдав его комьями земли, пронеслись мимо.
* * *Эшпат, сжимая в одной руке ружье, в другой — плеть, мчался прямо через луга. В суматохе он потерял шапку, а незастегнутый кафтан развевался по ветру, как крылья. Давно отстала погоня, и стоящую вокруг тишину нарушал только дробный стук копыт его коня, но Эшпат погонял коня и все покрикивал: «Эй-эй!»
Вдали сверкнули огоньки башкирского аула, и вдруг откуда-то, словно из-под земли, показались всадники. Эшпат, оторопев, изо всех сил натянул поводья. Лошадь встала.
Эшпат поднял ружье: «Свои или враги?»
Всадники тоже заметили Эшпата:
— Стой! Кто едет?
В полутьме Эшпат различил лицо переднего всадника — башкира в алой шапке — и, узнав, помахал ружьем над головой:
— Айт!
— Откуда едешь? Куда спешишь? — подъехав к Эшпату, спросил Айт.
— К тебе за помощью. В нашей деревне солдаты.
— Знаю. Я сам со своей сотней к вам скачу. Ну, что там?
— Надо спешить. Эркая заперли в амбаре. И про нас проведали. Сейчас солдаты у Темирбая в омшанике.
* * *— Никого нет. Все ушли, — доложил рослый капрал, вытянувшись перед офицером.
Офицер был взбешен. Его лицо побагровело от злости, гневно затопорщились усы, и, казалось, так же гневно качнулись перья на треуголке.
— Вот поймали старика, предупредившего бунтовщиков, — продолжал капрал.
Солдаты подвели Темирбая к офицеру. Руки старика были связаны назади крепкой веревкой, рубашка разорвана, и сквозь дыры виднелись страшные красные и синие полосы — следы плетей. Все лицо Темирбая было в кровоподтеках, и из уголка рта, прячась в растрепанной бороде, текла алая струйка крови.
— Значит, этот красавчик предупредил злодеев? — спросил офицер и, махнув рукой в сторону толмача — переводчика — приказал: — Толмач, спроси нашего проводника, почему он не сказал нам ничего о сторожах?
Толмач толкнул Исатая, стоявшего в стороне:
— Слушай, большой барин спрашивает тебя, почему ты ничего не сказал о сторожах.
— Я ведь из леса шел, — испуганно начал оправдываться Исатай, — а он, видать, сидел у дороги…
