Галина Мяздрикова - Окна судеб (сборник)
Обзор книги Галина Мяздрикова - Окна судеб (сборник)
Галина Мяздрикова
Окна судеб
Одна судьба открыта форточкой,
Другая – настежь, широко…
А третья – узенькою щелочкой…
У каждого свое Окно…
Евгения Мяздрикова
Часть I След детского дома
Тянет из окна холодом,
Боль стучит в висках молотом…
Евгения Мяздрикова
След детского дома
Давным-давно, после окончания института, меня «сослали» работать в детский дом, который находился в деревне, отрезанной от большого мира водохранилищем. Автобусы туда ходили редко. Если шёл дождь, дорога становилась непроходимой. Я с трудом добралась до места. Красота вокруг была необыкновенная. Лес, аллея из высоченных деревьев, ведущая к детскому дому. Сам дом – бывшее господское владение – расположен на высоком берегу реки, основательный, не современный. Ощущение возникло, что попала я в другое время.
Первое, что я увидела, ступив на эту землю, где работала затем два года, – это несущуюся по деревне повозку.
Парень в яркой красной рубахе стоял на повозке, лихо погоняя лошадь. Он выкрикивал: «Внимание! Внимание! Вечером в шесть приходите все к нам! Будет концерт!» Самого концерта не помню. А парня, в повозке вспоминаю часто. Ветер откинул его волосы назад, рубаха развевалась, как знамя. Я видела лицо сильного бесшабашного человека, знающего о жизни гораздо больше, чем знала я. Позже, после проведённого урока я услышала слова:
– Вы так хорошо объясняете! Если б мы ещё что-нибудь понимали…
Дети восьмого класса были взрослыми. По нескольку раз оставались они на второй год, поэтому имели возраст выпускников… в основном.
– А на фига нам Ваша математика? Чтобы машины разгружать?
Я вещала им что-то о высоком, о том, как важны знания, что им непременно пригодится «моя математика». Они слушали внимательно. Их недоверчивые глаза чуть насмешливо относились к получаемой информации. Мне хотелось их научить тому, что я знала. Я верила, в то, что сею доброе и вечное. Они, в свою очередь, соображали, как бы «довести» молоденьких «училок». Одной из нас подкладывали лягушек в сумочку, в тетради. Им нравилось, как визжала всегда изысканно одетая девушка, смотрящаяся неуместно в сером мире не счастливых подростков, такая светлая, кудрявая, манерная. Её ослепительно белая кофточка с кружевами так не подходила к лягушке, выпрыгивающей из сумочки. Как-то во время большой стирки (стиркой мы занимались в бане детского дома вместе) она прокипятила свою кофточку с маленькой синенькой полосочкой, едва заметной. Эта полосочка сыграла роковую роль для чудесной кофточки. Безнадёжно испорченная вещь, замены которой не нашлось, синими грязными разводами напоминала нам всем о неустойчивости бытия. Но нам стало смешно при виде обескураженной девушки, державшей в руках нечто, похожее на половую тряпку. А ей так хотелось чистоты во всём.
– Что-то Вы никак «не доводитесь»,
– признались мои ученики однажды.
– А вы пробовали? – спросила я.
– Да каждый день. Только Вы ничего не боитесь.
– Я пауков боюсь страшно, – дала я им очень нужную информацию.
Буквально в этот же день веду урок и не вижу, как на меня с потолка спускается огромный омерзительнейший паук. Дети, затаив дыхание, ждали, что будет дальше. Паук опустился мне на плечо.
– На Вас паук сидит. На плече.
Это прозвучало из класса философски. Они ждали моей реакции. Я смахнула паука абсолютно спокойно, не останавливая объяснение. Урок закончился.
– Вы же говорили, что боитесь пауков, а сами даже не вздрогнули, – разочарованно выдали восьмиклассники.
– Я – на работе. Здесь я вижу только вас.
Больше «доводить» никто не пытался.
Два часа отводилось учащимся на подготовку домашнего задания по всем предметам. А когда не получалось решить задачу, выучить стихотворение, воспитательница прыгалками «воспитывала» учеников. Узнав о том, что их бьют за непонимание, я стала задавать на дом мало, и только то, что они могли сделать почти наверняка. Я не предполагала даже, что такой «кнут» применяется там, где некому пожаловаться, да и слушать никто не стал бы. Казалось, что главным в их жизни было – хорошо убраться, не помять постель днём и тщательно следить друг за другом. Подросткам старших классов не хватало еды. К моему удивлению, кормили в столовой вкусно. Частенько пекли блинчики, которые нравились всем. Только очень быстро исчезали они из детских тарелок.
В свободное время (так назывался час или два, когда учащиеся старших классов могли гулять по деревне самостоятельно) ребята предлагали свою помощь сельчанам. Копали огороды, переносили строительный мусор, выполняли любую предложенную им работу. За помощь их кормили. На сковороде шипело мясо, картофель звал к столу золотистой корочкой, на столе – белая скатерть, ваза с фруктами. В гостях очень «трудные» подростки вели себя идеально. Они ощущали тепло дома, которого у них не было. Лишь немногие помнили, что это такое.
Рядом с деревней, как и положено, находилось кладбище. Сердобольные старушки оставляли на могилках печенье, яйца, хлеб, конфеты. Килограмм печенья, десяток яиц, буханку хлеба – детдомовцам, чтобы они могли что-нибудь поесть, если сильно захочется.
Слова: «Пойдём на кладбище» – означали: «Пойдем, перекусим».
Однажды я не пришла на обед. Можно было, заплатив за питание, обедать вместе с воспитанниками. Я так и делала. В деревенском магазине продавались только мыло и коньяк. Хлеб привозили два раза в неделю. Хозяйства у меня не было. В этот день шёл дождь, ветер сбивал с ног. У меня отыскались продукты, способные заменить этот обед. Каждую неделю в воскресенье я ездила в Москву, привозила оттуда и то, чем можно побаловать в еде себя, и не только. В деревне я задыхалась. Кроме концертов культурных программ не было. Кино шло с такими помехами, что его смотреть становилось невозможным. Хороша библиотека. Сняв пыль с книг, которые здесь никто не читал, можно было найти такие, которые ни в магазинах, ни в библиотеках города не лежали. Так вот, сижу, читаю, жую бутерброд с колбасой, и вижу, мимо дома, куда меня поселили, бежит парень, мокрый и взволнованный. Прижимает к себе заботливо что-то. Не сразу я поняла, что это тара с едой. Влетев ко мне в дом, он, задыхаясь, выкрикнул:
– Вы заболели? Вам плохо? Почему Вы на обед не пришли?
Увидев меня в полном здравии, он поставил посуду с едой на стол бережно и аккуратно.
– Вот Ваш обед. Приятного аппетита.
Больше я никогда не пропускала обедов.
Среди воспитанников жил вор, который не мог не воровать. Он «клептоманил», болел воровством. Однажды, украв наклейки у мальчишки, вернувшегося из Артека, он подарил их девочке. Поздно вечером ребята раскачали его за руки и за ноги, и выкинули из окна второго этажа в сугроб. В тренировочном костюме и носках он прошёл семь километров до города по лесу в двадцатиградусный мороз, не схватив даже насморка. В городе жил кто-то из его родственников, которым он совсем не был нужен.
Телевизор дети смотрели постоянно. Однажды показывали фильм, в котором одно из действующих лиц выпрыгивало из комнаты через форточку, оттолкнувшись от поверхности стола. Ловко и красиво прыжок получался. Решил и ребёнок повторить этот трюк. Он не подозревал, что рамы в школе ветхие, не могли выдержать веса ребёнка, застрявшего в узкой форточке. Лопнувшее стекло располосовало низ живота мальчишки. Как в замедленных съёмках, упал он к ногам идущих на работу людей. Остановить кровь не удавалось. Дождались приезда скорой помощи. Его увезли. Врач сказал, что шансы выжить у парня минимальные.
Он выжил. В больнице чувствовал себя счастливым. Его все кормили, жалели, ухаживали за ним. Никогда в жизни никто так не заботился о нём. Разве он мог не выжить? Вернулся он в детский дом бледным, но довольным со словами:
– Я теперь знаю, что такое настоящая жизнь!
У некоторых детей даже имелись родители, но они либо были лишены родительских прав, либо сидели в тюрьмах. Бывало, что дети убегали из детского дома к своим родителям. Потом их возвращали. Бежать, в общем-то, было некуда. Пьяная, ничего не видящая мать; отец, с топором носящийся за ней, голый матрац на предмете, похожем на кровать, батареи пустых бутылок, кружка с молоком, в которой плавают мухи, – это всё, ради чего стоило убегать.
Помню мальчика Рому, я про себя называла его Ромашкой, умного, глазищи сверлящие. Его усыновили, а затем отказались от него. Так что был он сирота дважды. Он пытался найти тех приёмных родителей, которые его бросили. Ромка прощал им то, что они привязывали его верёвками к кровати, когда уходили из дома, то, что били его за любую провинность. Простить возвращения в детский дом он не мог.
Каждый день открывал страдание, ещё вчера мне не известное. Сопереживание перерастало в болезнь. Каждая судьба была исковеркана по-своему жестоко. Я жила рядом и вместе с горем. Я жила в трансформированном мире, о существовании которого до этого мне знать не довелось. Мальчишки всегда дерутся. Даже, если спор можно решить без применения силы. Им так проще. Сначала «дал в морду», а потом, может быть и подумают, зачем. Но здесь я стала нечаянным свидетелем драки девчонок. В страшном сне не могла себе представить такое. Они перестали быть людьми. Жестокость, обдуманная жестокость, переходящая в зверство бросала их друг на друга. Слипшиеся волосы, лицом о лестницу, клубок, растащить который не удавалось сильным мужчинам, удары по самым болезненным местам, а те слова, которыми сопровождалась драка, могли оскорбить весь мир. Мира скорее не было. Или он был слишком зыбким. Делили всё: мальчишек, еду, место у телевизора, очередь уборки. Ждали писем. Ждали любви.
