Анатолий Алексин - Про нашу семью
Обзор книги Анатолий Алексин - Про нашу семью
Анатолий Георгиевич Алексин
Про нашу семью
1. Не мое дело
Я учусь в той же школе, где когда-то учились мама и папа.
Папу почему-то никто не запомнил. А маму запомнили многие. «У нее были прекрасные внешние данные!» — сказала как-то учительница литературы, которая заодно руководит у нас драматическим кружком. И придирчиво оглядела меня. Это было бы еще ничего: за «внешние данные» пока что отметок не ставят, но оказалось, что и внутренние данные у мамы были гораздо лучше, чем у меня. К примеру, все помнили, что мама никогда не гоняла клюшкой консервные банки и не любила играть в «расшибалочку».
Больше я не знал никаких подробностей о мамином прошлом. Но вот однажды бабушка, которая пришла помочь маме по хозяйству, сказала:
— Сережа-то стал лауреатом Всероссийского конкурса!
— Какой Сережа? — спросил я.
— Сережа Потапов. Его знают все культурные люди!
— Первый раз слышу. А кто это? — сказал я.
И вдруг заметил, что папа взглянул на меня с любовью.
А верней сказать, с благодарностью… Еле заметно взглянул.
Но я-то почувствовал! Хотя ничего не понял…
И только потом на кухне бабушка объяснила мне, что Сережа Потапов учился когда-то в школе музыкально одаренных детей и мама любила его, когда была в пятом классе.
Музыкальная школа находится прямо напротив нашей, через дорогу. Если из нашей школы выходит ученик, то трудно сразу определить, одаренный он или неодаренный.
А если из дверей школы, которая через дорогу, то тут сразу ясно: идет одаренный!
Мы выходим из своей школы с портфелями, а музыкально одаренные — с футлярами. Сначала Сережа Потапов привлек мамино внимание тем, что его футляр был больше, чем у других, потому что он играл на виолончели. А потом, уже в пятом классе, она его полюбила. Мама, наверное, тоже была одаренной, потому что я вот хоть и учусь в шестом классе, но еще ни разу пока не любил.
— Да, Сережа далеко шагнул! — сказала за ужином бабушка.
И папа закурил в комнате, хотя обычно выходил для этого в коридор или на кухню.
— Ну что ты?! Это такое далекое прошлое… Это глупое детство! — сказала мама. И рассмеялась. Ей было весело.
А папа за весь вечер ни разу не улыбнулся.
— Далеко шагнул! Далеко!.. — повторяла бабушка, убирая посуду.
Бабушка очень любила нас воспитывать. Но делала это как-то по-своему.
«А сын нашей соседки научился варить суп», — говорила она, и я должен был понять, что мне тоже не мешало бы этому научиться.
«А Коля, который вместе с тобой кончил медицинский институт, стал заведующим отделением», — сообщала она папе. И папа должен был сделать вывод, что ему тоже не мешало бы стать заведующим. «Да, Сережа далеко шагнул!» — эта фраза должна была подсказать папе, что и ему пора было куда-то шагнуть.
Два года назад мне удалили гланды. «Чепуховая операция!» — говорили все. Но я как-то этого не почувствовал… Хирург, который их удалял, казался мне удивительным человеком. Он причинял мне ужасную боль, и я должен был бы его ненавидеть, а я относился к нему прямо-таки, как говорят, с восхищением. Со страхом и восхищением! И трудно мне было представить, что он снимет свой белый халат, свои резиновые перчатки и станет таким же, как все. А может быть, даже пойдет в буфет.
Папа делает операции почти каждый день. И может быть, каждый день кто-то смотрит на него так же, как я смотрел на того хирурга.
— Тебе когда-нибудь делали операцию? — спросил я у бабушки.
Оказалось, что ей за шестьдесят лет не сделали ни одной операции! Разве она могла как следует оценить папу?
— Добиваются же люди таких успехов, как Сережа Потапов! — причитала бабушка, уже натягивая пальто.
— Вот когда у тебя опять будет приступ мигрени, — сказал я, — вызывай не врача, а этого своего… виолончелиста! Пусть он тебе поможет!
Перед самым сном я чистил зубы в ванной комнате и вдруг услышал, как мама сказала папе:
— Это смешно… — Ей все еще, в отличие от папы, хотелось смеяться. — Ну несерьезно, честное слово. Это же было в пятом классе!
— Началось в пятом… — тихо сказал папа. И я почувствовал, что рука его снова полезла в карман за папиросами.
Я, как говорят, содрогнулся.
Значит, только началось в пятом классе? Интересно, а в каком кончилось? Хорошо, если в шестом. А если в седьмом или даже в девятом?
«Ведь папа учился с мамой в одном классе, — рассуждал я. — А школа для одаренных, как и сейчас, была через дорогу. И папа, значит, был свидетелем их любви. Как же он, бедный, переживал! А если он и сейчас страдает?»
Надо было что-то предпринять. Но что? Разве я мог с кем-нибудь посоветоваться?
К примеру, если бы я посоветовался с бабушкой, она бы сказала: «А сын моей соседки никогда не вмешивается в дела старших!»
Может быть, это и в самом деле было не мое дело? Может быть…
Через несколько дней, собираясь в школу, я услышал в программе передач, что Сергей Потапов будет выступать вечером по телевизору. К счастью, кроме меня, этого никто не услышал.
Вечером, за четверть часа до концерта лауреатов Всероссийского конкурса, я уселся делать уроки в той комнате, где стоит телевизор.
— Завтра контрольная! — сообщил я. И все стали передвигаться на цыпочках.
Еще через неделю я обнаружил, что Сергеи Потапов собирается выступать по радио. За пятнадцать минут до его выступления я разложил тетради на кухне, где у нас стоит радиоприемник.
— Завтра снова контрольная! — сказал я. И приемник молчал весь вечер.
Но Сергей Потапов продолжал преследовать нашу семью!
Как-то, возвращаясь из кино, я увидел афишу с его портретом на том самом месте, где мама и папа каждое утро садились на трамвай. Сперва я хотел сорвать афишу и уничтожить ее. Подходил, примерялся, прилаживался… Но все-таки не сорвал.
Вернувшись домой, я стал убеждать своих родителей, что ездить на троллейбусе гораздо удобнее, чем на трамвае.
— Но троллейбусная остановка далеко, — возразил папа.
Ах, если б он знал!
— Я проведу вас проходными дворами, и вы увидите, как это близко. Совсем рядом! — сказал я.
— В проходных дворах всегда бывает темно и опасно, — вмешалась бабушка. Как будто она нарочно хотела столкнуть маму лицо к лицу с ее прошлым!
Утром я повел маму и папу проходными дворами.
— Вот видите, как удобно, — говорил я. — Совсем близко! И вы садитесь на современный вид транспорта… Правда, не на метро, но по крайней мере и не на трамвай! И еще одно преимущество. Мы вместе идем почти до самой моей школы!
— Да, мы так мало видим тебя, что уже из-за одного этого стоит… — согласилась мама. — Что же ты раньше нам не сказал?
Вообще-то мне не хотелось, чтобы мои родители каждое утро прямо у всех на глазах провожали меня, шестиклассника, в школу. Но теперь я был готов абсолютно на все!
И я уводил их от афиши с портретом…
Конечно, мама могла увидеть эту афишу и где-нибудь в другом месте. Но тут уж я ничего поделать не мог!
Еще через несколько дней я сообщил:
— Мы писали сочинение на тему «Кем быть?» И представьте себе, почти все ребята хотят стать врачами! Почти все… Не летчиками, не водолазами, не киноартистами, а только врачами! Учительница сказала, что нет ничего удивительного. Самая благородная профессия в мире! Хотят лечить, исцелять, спасать… Это естественно!
— Да, конечно, — сказала мама.
А папа с бабушкой промолчали.
Как-то в воскресенье я привел, к нам домой своего приятеля Ваську Паганини.
Паганини — это, конечно, прозвище. Васька играет на скрипке и учится в школе для одаренных.
— Ты любишь Святослава Рихтера? — спросил я у Васьки, когда вся наша семья была в сборе.
— Еще бы! — ответил Васька.
— А Давида Ойстраха?
— И его тоже!
— А Софроницкого?
— Тоже люблю. Но он умер…
— А Сергея Рахманинова?
— Кто же его не любит?
— А Сергея Потапова?
— Не знаю такого…
— Ни разу не слышал? Подумай как следует! Вспомни…
— Нет, о нем я не слышал. А почему ты интересуешься именно этим… как его фамилия? Почему? — удивлялся Васька так естественно, будто мы с ним не репетировали эту сцену в ванной комнате пятнадцать минут назад.
— Ну уж если Паганини его не знает! — воскликнул я и обвел взглядом всех членов нашей семьи.
Но мамино прошлое не сдавалось, не отступало!
Однажды по почте пришли сразу две открытки из нашей школы. Я вообще не люблю, когда моим родителям из школы присылают открытки. И как-то нечаянно прочитал… На этот раз речь шла не обо мне. Маму и папу приглашали на традиционный «объединенный» вечер выпускников сразу двух школ: нашей и музыкальной. Приглашали заранее, за неделю, и просили сообщить о вечере всем бывшим одноклассникам, о которых они что-нибудь знают.
