Софья Радзиевская - Круглый год
— Ты что? С ума сошёл? — Вадик еле успел в сторону отскочить.
— Ну, я же не тебя. Это я их так. Ой! А это что?
Недалеко от сосны, около развороченного муравейника, суетились большие рыжие муравьи. Одни собирали разбросанные сосновые иголочки и тащили их обратно в муравейник, другие хватали какие-то кусочки и относили их прочь. Из середины муравейника торчала большая палка. Муравьи бегали по ней вверх и вниз, останавливались, трогали друг друга усиками, точно советовались, что же им с этой палкой делать.
— Бессовестные! И муравьёв не пожалели!
Вадик сердито выдернул палку, размахнулся, чтобы закинуть её в озеро. Сашок схватил его за руку.
— Ты что? На ней муравьёв сколько! Оставь!
— Ой! — крикнул вдруг Вадик, подпрыгнул и бросил палку на землю. Разозлённые муравьи успели перебраться с палки ему на руку и яростно в неё вцепились.
— Ничего, дай я стряхну, они, наверное, думали, это ты их муравейник разворотил, — объяснил Сашок, но вдруг и сам запрыгал й кинулся прочь от дерева.
— Ой, ноги! Вадик, беги скорей!
Мальчики отбежали в сторону и пучками травы поспешно обмели с босых ног вцепившихся в них муравьёв.
— Давай купаться, не так больно будет, — крикнул Сашок, прыгнул с невысокого обрыва прямо на отмель, да тут и остановился: красивая птица лежала прямо у самой воды, широко раскинув блестящие крылья.
— Голубь лесной, дикий, — прошептал Сашок. — Улетать на зиму собрался, да не успел. Гляди, вся голова разбита. Из рогатки. Это тоже они, Вадик, я тут больше не могу, не хочу смотреть. Пойдём.
— Куда?
— Куда-нибудь. В другое место.
— Пойдём, — вздохнул Вадик. — Мне, мне тоже жалко. Давай только её закопаем. А муравейник сгребём опять в кучу, муравьям поможем. Ладно?
— Что ты! — удивился Сашок. — Так им помочь нельзя. Они каждый прутик знают, как положить, там у них комнаты и ходы-переходы. Это дом был, а не куча мусора.
— Я не знал, — смутился Вадик. — Ну тогда вот здесь голубя похороним. А они уж пусть как-нибудь сами…
Домой шли словно не те, весёлые, а совсем другие мальчики, шли, опустив голову, почти не разговаривая.
Немножко развеселились только к вечеру. Бабушка Сашка позволила спать обоим не в комнате, а на сеновале. Душистое сено застелила дедовой плащ-палаткой, ещё с войны осталась.
— И Вадику можно? — обрадовался Сашок.
— И Вадику. Только сбегайте, пускай ему мама позволит. Сбегали вместе: близко, всего через три дома. Мама позволила и даже вкусных лепёшек дала. Мальчики их не съели за ужином, потом — на сеновале, будто в лесу, в походе. Но весело по-настоящему и от этого не стало.
— Сашок, — тихонько заговорил Вадик. — А муравьи заснули или и ночью свой дом будут строить?
— Не знаю, — ответил Сашок. — Давай лучше спать, а то в темноте думать ещё скучнее. Только, наверное, я всю ночь не засну…
— Я тоже, — отозвался Вадик и вздохнул.
Но сон потихоньку подкрался к ним, дунул в глаза, получше уложил стриженые головы на подушках и поспешно улетел. Забот у него была куча.
На сеновале стало тихо. Но вдруг Саша заворочался и приподнялся: что-то большое заслонило открытое окно и луну в нём. Стало совсем темно, потом опять посветлело и на Сашу глянули, очень близко, два огромных жёлтых глаза.
«Ой, как светятся!» — только и успел он подумать и даже зажмурился.
— Скорее! — проговорила ему на ухо большая серая сова и когтистой лапой потянула с него одеяло. — Лесной народ давно собрался, старый барсук тебя ждёт, сердится. Где твои сандалии?
Саша опять открыл глаза. Он ни капельки не удивился, словно так и полагалось, чтобы сова говорила по-человечьи.
— Сандалии под подушкой, — ответил он, — а то они всегда теряются. А как же ты…
— Надевай, — строго сказала сова. — Лезь ко мне не спину. Держись за шею, только осторожно, я щекотки боюсь. Нагни голову. Ну почему на чердаках люди делают такие маленькие окошки?
Ух, и полетели они! Над рекой, над самым лесом!
Страшно немножко, конечно. Но вот Саша глянул вниз и от удивления страха как не бывало: лес не спал. В лунном свете было видно, как по тропинкам и без тропинок бегут, ползут какие-то тени. Выше над деревьями тоже тени, это птицы скользят в воздухе, молча и всё в одном направлении. Куда?
«Мы тоже летим!» — догадался Саша и вдруг кувыркнулся вниз, так быстро сова опустилась прямо на площадку над озером, к старой сосне.
— Говорила тебе, держись крепче, — сердито крикнула сова и ловко подхватила его когтистой лапой за воротник рубашки. — Ну вот и всё! Вот этот мальчик, уважаемый судья. Я немножко царапнула ему спину, и одну сандалию он обронил, а всё остальное в порядке.
— Хорошо, спасибо, сова. — Это сказал Сашин знакомый, старый барсук. Он важно сидел под сосной, белые полоски на его голове ярко блестели и маленькие умные глазки тоже. А кругом… Саша оглянулся: ну и теснота! На площадке только одно маленькое свободное место и было, и сова очень ловко его на это место поставила. Дальше, до самого обрыва, теснились разные звери. Зайцы жались в сторонке и робко поглядывали на пушистую лису. Но она сидела очень смирно и глаз не спускала с барсука.
— Не топчись, — сказала Саше большая толстая лягушка. Ты наступишь на моих лягушат.
Но тут барсук поднял когтистую лапу.
— Лесной народ, — заговорил он.
— Слушайте, слушайте, — зашелестели голоса кругом и смолкли, точно ветер пролетел и затих.
— Лесной народ! — повторил барсук. — Мы все здесь жили мирно и счастливо. Люди редко заходили в наш лес, а когда и заходили, так нас не обижали. Часто приходил вот этот мальчик. Но он никогда никого не обижал.
— Не обижал, не обижал, мы любим его, любим, — тихо зашелестели голоса и опять смолкли.
Барсук снова поднял лапу.
— Так было, но так больше никогда не будет, — горестно сказал он. — Недавно пришли другие, чужие люди, и вы видите, что они сделали. Они…
И тут все заговорили, перебивая друг друга.
— Они раскопали мою нору и убили моих лисят, — грустно сказала лиса.
— Переловили моих зайчат, — заплакала зайчиха.
— Сачком выловили моих детей-мальков, бросили их на песок, и они умерли.
Это сказала большая рыба, вся серебряная в лунном свете. Все повернулись к озеру и увидели, что она высунула голову из воды.
И вдруг точно зазвенели тысячи маленьких стекляшек, это в кустах отозвались мелкие птички.
— Они разорили наши гнёзда, — жаловались птички. — Они…
Но тут все голоса покрыл глубокий сильный голос откуда-то сверху. Заговорила старая сосна.
— Их костёр опалил мою кору, — сказала она. — Они вырезали на ней свои имена, из надрезов сочится смола и оттого слабеют, сохнут мои ветви. Болят и корни, обожжённые костром.
Сосна вздохнула и замолкла, и тут опять послышались тысячи тонких голосишек:
— Мы муравьи. Мы защищали лес от вредных червяков и жуков. А люди разорили наш муравейник, разбросали самое дорогое — наших малых детей и смеялись над нашим горем. Что делать нам? Что делать?
И барсук поднял лапу.
— Уйдём, — сказал он. — Далеко, туда, где люди не будут нас мучить. Уведём и унесём наших детей. С нами уйдут и лесные деревья. Оставим злым людям голую пустыню. Хочешь, иди с нами и ты, мальчик, ведь ты наш друг.
— Уйдём, уйдём, — загудели, зазвенели тысячи голосов.
Воздух наполнился шумом крыльев, по земле застучали коготками, затопали тысячи быстрых ножек. Большая птица мелькнула перед лицом Саши. В лапках она несла маленького птенца.
— Вальдшнеп, — узнал Саша. Уносит своих детей. Но тут же пошатнулся и вскрикнул в испуге: земля дрогнула под ногами, из неё показались толстые корни могучей сосны. Она тоже уходила, уходила с лесным народом.
— Останься! — отчаянно крикнул Саша и протянул к ней руки. — Мы не дадим больше обижать тебя. Лесной народ, останьтесь и вы! Мы защитим вас. Мы…
Но тут кто-то крепко тряхнул его за плечо.
— Ты что кричишь? — услышал он голос Вадика. — Что с тобой? Саша открыл глаза и быстро сел.
— Разве сова принесла меня обратно? — спросил он, оглянулся и… совсем проснулся.
Лесной язык
Подошёл старый лось к осине. Тонкая она, а высокая, в густой заросли сильно к свету тянулась. Нежных верхних веточек даже высокий лось достать не может. Ну, лось просто распорядился: нажал на осинку, трах — и лежит она на земле, а лось со вкусом попробовал одну ветку, другую. Ветки в хороший палец толщиной — ему подходящая еда. Стоит, жуёт с удовольствием.
Позади него на тропинке что-то хрустнуло. Чуткие уши повернулись, насторожились, но сразу же и успокоились, ветерок ему доложил: зайчишка за кустом притаился, не обращай внимания.
А зайчишке не терпится. Сколько времени он по следу за лосем прыгал, дожидался, пока тот себе на завтрак осинку сломает, ведь и ему, зайцу, горькие веточки по вкусу. Ну вот — лось ушёл. Теперь и он попирует.
