Марианна Басина - В садах Лицея. На брегах Невы
Самый красивый и вместительный из публичных петербургских театров — Большой — был тогда закрыт. Он отстраивался после пожара.
Пожары в Петербурге не были редкостью. То и дело по широким столичным улицам мчались обозы с бочками, а на пожарных каланчах вывешивались шары — опять где-то горело! Горели обывательские дома и казенные, горели строения деревянные и каменные. И вот в ночь под Новый, 1811 год загорелся Большой каменный театр. По счастью, спектакля в тот вечер не было. Здание сгорело дотла. Тогдашний директор императорских театров Нарышкин, известный остряк, доложил по-французски приехавшему на пепелище царю: «Ничего больше нет: ни лож, ни райка, ни сцены — все один партер».
Чтобы отстроить Большой театр, понадобилось семь лет.
Первое время Пушкину приходилось довольствоваться Новым театром (туда перенесли спектакли Большого) и театром Казасси.
Новый театр, вопреки своему названию, имел обветшалый вид. Закоптелая позолота, грязные драпри у лож, тусклая люстра, линялые декорации. Он недалеко ушел от тех сумрачных театров, в которых перед буйной толпой лицедействовал Вильям Шекспир.
В Новом театре выступали и русская, и немецкая труппы.
На немецкие спектакли приходили многочисленные петербургские немцы — булочники, колбасники, ремесленники с женами и дочерьми. Трудолюбивые «муттерхены» и «танты» — мамаши и тетушки, чтобы не терять времени, поглядывали на сцену и вязали чулки. В особо трогательных местах они снимали очки, вытирали глаза и опять брались за дело.
Деревянный Малый театр был более аристократическим. Перестроенный антрепренером Казасси из павильона Аничкова дворца, он выглядел привлекательней. Избранная публика, посещавшая его, сама заботилась об украшении лож и кресел.
Театр был удобен для публики: в нем отовсюду было видно и слышно. Об удобствах же актеров тогда не заботились. Некоторые артистические уборные в театре Казасси помещались так далеко от сцены, что воспитанникам Театрального училища, участвовавшим в балетах, приходилось бежать на сцену по коридорам, наполненным зрителями. И светские шалопаи развлекались: с мальчишек, наряженных тритонами, старались стащить парики, дергали их за хвосты, а они, как и подобает тритонам, безмолвно вырывались из рук своих мучителей и бежали дальше.
3 февраля 1818 года открылся наконец и Большой театр. На фронтоне его было написано: «Возобновлен 1817 года».
Большой театр в Петербурге. Гравюра. 10-е годы XIX векаКогда с заново отстроенного здания сняли леса, когда Пушкин увидел его и вошел внутрь, он подумал, что восторженные рассказы о Большом театре не грешат против истины.
И снаружи и внутри театр был великолепен. Огромное здание с мощным колонным портиком поражало монументальностью. А зрительный зал… Пушкин не знал, на что смотреть. Роспись, лепка, позолота… Даже в тусклом свете масляных ламп богатство отделки ослепляло. В ложах ему соответствовали туалеты дам, в креслах — сверкание эполетов гвардейских офицеров. А контрастом, который еще больше подчеркивал это великолепие, служили темные плащи, заполнявшие партер.
Зрительный зал петербургского Большого театра. Гравюра С. Галактионова. 20-е годы XIX века.Время близилось к шести. И хотя первые ряда абонированных кресел еще пустовали, партер и раек уже были полны. Толпа шумела, аплодировала, чувствовалось, что вот-вот начнется спектакль. И действительно, в вышине над всеми пятью ярусами в самом центре потолка вдруг открылось отверстие — и оттуда, заливая колеблющимся светом свечей весь огромный зал, спустилась зажженная люстра. Еще несколько минут — и тяжелый занавес, на котором искусной рукой художника изображены были триумфальные Нарвские ворота — напоминание о недавнем возвращении из Парижа победоносной русской армии, — дрогнул и взвился. Спектакль начался.
Волшебный край! Там в стары годы,
Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переимчивый Княжнин;
Там Озеров невольны дани
Народных слез, рукоплесканий
С младой Семеновой делил;
Там наш Катенин воскресил
Корнеля гений величавый;
Там вывел колкий Шаховской
Своих комедий шумный рой,
Там и Дидло венчался славой,
Там, там под сению кулис
Младые дни мои неслись.
«Говоря о русской трагедии, говоришь о Семеновой и, может быть, только о ней», — записал вскоре Пушкин в «Моих замечаниях об русском театре».
E. C. Семенова. Гравюра по рисунку О. Кипренского. 10-е годы XIX века.Семенова… Он не мог забыть вечера, когда впервые увидел ее в роли Антигоны. Он столько слышал о ней, любопытство его было так возбуждено, что он боялся разочароваться. Но он не разочаровался. В тот вечер давали «Эдипа в Афинах» Озерова. Декорации Гонзаго перенесли его в Древнюю Грецию. Высокий царский шатер, вдали храм среди кипарисов, очертания прекрасного города. Афинский властитель Тезей, вельможа Креон, наперсники, воины… Звучат монологи и хоры. Стихи напевны, тягучи. Театр замер, слушает.
Но вот какое-то движение пробегает по огромному залу. В партере захлопали. Вот уже гремит весь зал. На сцену вышла Семенова. Она играет Антигону — дочь царя Эдипа. Она появляется, ведя за руку своего слепого отца. Она еще не сказала ни слова — она только вышла, но сцена как будто осветилась, как будто на рампу прибавили еще сотню масляных плошек.
Семенова ходит, говорит. Пушкин забыл, что он в театре. А когда коварные враги похищают слепца Эдипа, чтобы погубить его, и Антигона бросается за отцом, Пушкин ничего уже не видит, кроме одной Семеновой, ничего не слышит, кроме ее голоса. Нет, он видит не Семенову — он видит Антигону, слышит ее стон, ее вопль, от которого мороз продирает по коже:
Постойте, варвары! Пронзите грудь мою!
Любовь к отечеству довольствуйте свою.
Не внемлют и бегут поспешно по долине,
Не внемлют, и мой вопль теряется в пустыне.
Антигона — воплощенное отчаяние. В глазах ее мука. Она рвется из рук воинов, которые едва могут удержать ее. И тут происходит то, чего не ждут актеры, чего не должно быть по пьесе. Антигона вырывается и кидается за кулисы вслед за несчастным Эдипом. Растерявшиеся стражники бегут за ней. Сцена, вопреки всем театральным правилам, на какое-то время остается пустой. Но зрителям не до правил, которые нарушила актриса, поддавшись порыву охватившего ее чувства. Зрители потрясены. И когда воины выводят на подмостки Антигону, высокие своды Большого театра готовы обрушиться от рукоплесканий и криков.
Антигона в «Эдипе», Моина в «Фингале», Ксения в «Дмитрии Донском» — эти главные роли в своих трагедиях Озеров писал специально для Семеновой. Для нее поэты переводили на русский язык трагедии Расина, Вольтера.
Дочь крепостной крестьянки и учителя кадетского корпуса, который даже не пожелал дать ее свою фамилию, Семенова с детства воспитывалась в Театральной школе. Восемнадцати лет она уже не имела соперниц. «Семенова-Трагедия» — так восторженно-почтительно называли ее театралы. Свои «Замечания об русском театре» Пушкин написал для нее.
Семенова обычно играла только в трагедиях и состояла, как тогда говорили, на амплуа первых любовниц.
Пьесы, которые шли тогда в театре, строились по правилам-схемам и требовали от актеров определенных амплуа. Так, в труппах обязательно были первые любовники и любовницы, вторые любовники, наперсницы, благородные отцы и матери, злодеи, старые дуры и так далее.
Актеры играли в одном амплуа и в нескольких. Случалось, что актер, которого на глазах у зрителей закололи в трагедии, через несколько минут весело отплясывал в комедии.
Спектакль состоял из двух, а то из трех частей. Довеском к трагедии давали маленький балет или комедию. Довеском к большому балету — водевиль.
Опустился занавес, скрыв от зрителей мрачные своды храма богинь мщения — Эвменид, где протекало последнее действие «Эдипа в Афинах», отзвучали крики: «Семенову! Семенову!»
Зрители едва успели обменяться впечатлениями, а занавес уже взвился — и на сцене другая жизнь. В комнате помещичьего дома заезжий светский фат и враль рассказывает небылицы молоденькой горничной:
— Так, стало, с дядюшкой служили вы во флоте?
— Ах, где я не служил!
Сперва в пехоте,
Там в коннице, а после в казаках,
И день и ночь верхом.
— Вот что! Так вы вскакали
Верхом на корабли?
— Нет… Мы на них взбежали.
— Как! по воде пешком?
— Нет, по льду, на коньках…
Молодого враля играет Иван Сосницкий. Красивый, стройный, он копирует в своей одежде и ловких светских манерах известных петербургских щеголей. Играет увлекательно.
