Астрид Линдгрен - Мадикен (сборник)
– Раз лёд выдержал Альву, то нас и подавно выдержит, – говорит Мадикен.
– Каттегоритчески! – подтверждает Лисабет.
И вот Мадикен и Лисабет с наслаждением раскатывают по льду, щёки у них разгорелись, дыхание вырывается изо рта белым паром. Девочкам странно, как могут взрослые лежать в постели и спать, когда есть такое замечательное занятие. Но в Люгнете, кажется, ещё не вставали. И Аббе ещё ничего не знает! Не знает, что вся река превратилась в блестящую гладкую дорогу, по которой можно кататься. Она вьётся между берегов, за каждым поворотом начинается новый каток, который так и манит, чтобы по нему прокатились. Если бежать достаточно долго, то попадёшь на Аппельшё[10], а это уже деревенские места, и там стоит Аппелькюллен[11].
– А не проведать ли нам Карлсонов в Аппелькюллене? – предлагает Мадикен.
– А мама нам разрешит? – сомневается Лисабет.
Но ведь мама ещё спит, потому что сегодня воскресенье. Нельзя её будить по пустякам.
– Конечно, разрешит, – говорит Мадикен. – Вот если бы мы пошли туда по дороге, она бы нас не пустила, потому что по дороге туда далеко идти, а по льду быстро. Раз-два – и мы там.
– Тогда давай! – говорит Лисабет.
Ни та ни другая и не вспомнили, что Альва говорила про завтрак, и девочки весело покатили к Аппелькюллену.
– Как я люблю лёд! – говорит Мадикен.
– Все любят лёд, – откликается Лисабет.
А Мадикен мало сказать что любит лёд… Она так рада, что у неё даже сердце замирает от счастья. Эта ледяная дорога – просто чудо! Река зимой – совсем не то, что летом. Летом они с папой иногда катались по вечерам на лодке и даже плавали на Аппелькюллен покупать яйца. Летом река тихая и уютная, она течёт между зелёных берегов. Ласковые ветви в зелёной листве свисают над водой. Проплывая под ними в лодке, можно протянуть руку и сорвать листик. Да, летом тут тихо и хорошо. А зимой река делается точно зачарованная. Блестящий тёмный лёд и застывшие в белом инее деревья, озарённые странным светом красного солнца, – всё так красиво! И от этой студёной, замороженной, фантастической красоты на душе у Мадикен становится радостно и привольно. Быстрее и быстрее скользит она по льду, а на душе у неё всё привольнее и привольнее, она словно летит, как птица в небе. Лисабет давно отстала.
– Подожди меня! – кричит она сестре.
Лисабет уже устала бежать по льду, она теперь хочет идти шагом. И чтобы не очень торопиться.
– А далеко нам ещё до хутора? – спрашивает Лисабет с тревогой.
– Совсем уж близко, – уверяет её Мадикен. – Скоро будем там.
– Возьми меня за ручку, – просит Лисабет и суёт сестре свою ручонку.
Рука об руку они поплелись дальше. За каждым поворотом они ожидают увидеть озеро и хутор, но опять открывается всё та же бесконечная река. Уставшей Лисабет это уже надоело.
– Знаешь что, Мадикен, – говорит она. – А я проголодалась.
И тут обе вспомнили, что им говорила Альва. Она сказала: «Сразу возвращайтесь завтракать!» Вот тебе и раз! Девочки остановились и озадаченно посмотрели друг на друга – дом остался далеко позади.
Мадикен тоже проголодалась, но ей неохота возвращаться. Теперь-то уж наверняка осталось совсем немного – ещё чуточек, и они будут в Аппелькюллене, а там можно будет и отдохнуть хорошенько.
– Мы купим себе по яичку у тёти Карлсон, – говорит Мадикен. – А когда купим, попросим разрешения сварить и прямо там их скушаем.
– А у нас есть деньги? – спрашивает Лисабет.
– М-да… Деньги… Денег-то как раз и нету, – задумчиво говорит Мадикен.
И вдруг она вспомнила: на ней же надето клетчатое платье, а в кармашке должна быть монетка в два эре.
– Я помню, что у меня тут было два эре, я вчера их сама сюда положила, – говорит Мадикен и начинает нетерпеливо рыться в кармане.
– А нам дадут два яйца за два эре? – спрашивает Лисабет.
Мадикен качает головой:
– Скорее всего, нет. Но можно попробовать. Скажем, что нам нужно яиц на два эре, а там посмотрим, что дадут.
Да вот беда, монетки в кармане не нашлось! Пропала куда-то.
– И что же мы теперь будем делать? – спрашивает Лисабет.
Мадикен пожимает плечами:
– Подумаешь, что такое лишние два эре!
Лисабет тоже так считает.
– Всё равно пойдём к ним, – говорит Мадикен. – Может быть, тётя Карлсон спросит: «А нельзя ли вас пригласить позавтракать?» А мы скажем, что да, с удовольствием.
При мысли о том, что их, может быть, за ближайшим поворотом ожидает завтрак, девочки приободрились и опять побежали, потом опять долго шли шагом, а Аппелькюллен всё не показывался.
– А вдруг зимой вся усадьба Карлсонов переезжает в другое место? – высказывает своё предположение Лисабет.
– Не будь такой ребячливой, – говорит Мадикен.
Но и ей тоже всё это начинает казаться странным.
– Чудно́, право, – говорит Мадикен. – Если вон за тем поворотом мы не увидим усадьбы, то, значит, нас заколдовали и, значит, плохи наши дела.
Эта мысль её гложет… Действительно, всё похоже на колдовство. Вон и деревья стоят такие красивые и такие мёртвые в уборе из белого инея… Такие деревья могут расти только в заколдованном лесу. А тёмный блестящий лёд, который манит своим привольем, чтобы дети ушли из дома и заблудились, – на самом деле это заколдованная дорога, у которой нет конца. И зимней ночью по ней катаются ведьмочки, потому что в такую стужу ведь не полетишь на метле. Да, точно! Всё это – сплошное колдовство.
Но Лисабет не соглашается быть заколдованной девочкой. И с рёвом, обливаясь слезами, так и заявляет Мадикен.
И надо же такому случиться: едва они проехали следующий поворот, как впереди – что бы вы думали? – показался Аппелькюллен и перед девочками возникли скотный двор, сараи и красный жилой дом!
Лисабет перестала плакать, её рёв смолк, точно оборвался.
– Красивое место Аппелькюллен! – говорит она с восхищением.
Мадикен с ней согласна.
– Надеюсь только, что они никуда не ушли, – говорит она. – А главное, чтобы мы застали Туре и Майю.
Туре и Майя – дети Карлсонов, и Мадикен с ними дружит, хотя они оба ужасно старые – им почти что по двадцать лет.
Девочки поспели как раз вовремя. Все – и Петрус Карлсон, и тётя Карлсон, и Туре, и Майя – сидели за столом и завтракали, когда открылась дверь и на пороге возникли, словно два румяных рождественских ангелочка, Мадикен и Лисабет.
Никто не успел и рта открыть, как Лисабет выпалила:
– Нет ли у вас яиц?
Мадикен ущипнула её. Вот дурочка! Надо же было так некстати сказать! Другое дело, если бы у них нашлось два эре, но раз денег нету, то не с того надо было начинать.
– Да что же вы, деточки! Неужто вы по морозу отправились в такую даль за яйцами? – говорит тётя Карлсон. – А сколько штук нужно вашей маме?
Тут уж Мадикен и Лисабет совсем смутились. Как теперь объяснишь, что мама их никуда не посылала? Мадикен очень зла на Лисабет за то, что она вмешалась и всё испортила. Покупателей никто не сажает за стол, а приглашают тех, кто пришёл в гости.
– Вообще-то мы просто пошли погулять, – говорит Мадикен.
– Да, – говорит Лисабет. – Потому что у нас нету денег. Мы пошли погулять без денег.
– Ага! – говорит Петрус Карлсон и роняет в чашку свой бутерброд. – Таким вот образом. Погодка и вправду хорошая, в самый раз, чтобы прогуляться… без денег!
– Ужас какая хорошая! – говорит Мадикен. – Такой аппетит нагуливается!
– Понятное дело! – говорит Петрус Карлсон. – Как же иначе!
Но, кажется, он всё-таки не совсем понимает. Зато тётя Карлсон оказалась куда понятливей.
– А не согласитесь ли вы покушать с нами каши? – спрашивает она.
– Спасибо, да! – отвечают Мадикен и Лисабет в один голос.
Они быстро скинули шапочки, кофты и варежки и уселись за стол быстрее, чем Майя успела поставить для них тарелки.
Карлсоны уже позавтракали, но никто не встаёт из-за стола, все остаются сидеть и заводят беседу с Мадикен и Лисабет.
– Так, значит, вы пошли прогуляться на свежем воздухе, – говорит, посмеиваясь, Петрус Карлсон.
У Мадикен и Лисабет рот так набит кашей, что они не могут ответить и только кивают. Тётя Карлсон подвигает им большие ломти хлеба, намазанные маслом. Девочки жуют хлеб с маслом, большими ложками наворачивают кашу. Глядя на них, сразу видно, какая нынче аппетитная погода.
– По-моему, нет ничего вкуснее каши, – говорит Мадикен. – А как по-твоему, Лисабет?
– Не-а, – отвечает Лисабет кратко и решительно.
Конечно, кто же спорит, каша – вкусная еда, сейчас тем более. Но всё-таки есть на свете кое-что и повкуснее, а Лисабет всегда говорит начистоту то, что думает.
Карлсоны дружно смеются. В Аппелькюллене все смеются каким-то особенным одинаковым смешком – негромко и добродушно похохатывая.
