Кейт Коннолли - Чудовище
— Отлично, — говорит Дэррелл, закрывает решетчатую дверцу и набрасывает на повозку кусок холста. — Здесь ее никто не увидит.
Он поворачивается к отцу:
— Ну, приятно было с вами иметь дело, но мне пора. Горы сами с места не сойдут.
Он снова касается шляпы, вспрыгивает на козлы повозки и понукает лошадь.
— Пойдем, Кимера. Пора готовить обед, — говорит отец, похлопывает меня по плечу и идет к домику.
Я смотрю вслед повозке, пока она не исчезает за живой изгородью, а потом закрываю глаза и стою так, пока в воздухе не растают последние крупицы запаха девочки и гостя.
День тринадцатый
Я бегу меж деревьев, и луна летит за мной следом, как воздушный дракон. В моей книжке написано, что драконы любят есть девиц. Спасенная девочка крепко спит, привязанная плащом. У нее симпатичные рыжие кудряшки, которые бьются на ветру, словно язычки пламени. Я — герой, я спасла ее из когтей дракона. Правда, мне жаль обоих — дракон-то, наверное, остался голодным, но ведь и девочка не хочет к нему на обед. А я — я сильнее обычных людей, я обману дракона и пущу его по другому следу. Может, по лисьему?
Я уворачиваюсь от очередного лунного луча и замираю, хотя до дыры в изгороди, окружающей наш дом, уже совсем недалеко.
Что это за звук?
Я задерживаю дыхание и жду…
Кудахтанье.
Кажется, это наши куры кудахчут. Но с чего бы им просыпаться по ночам? Обычно они спят до рассвета. Я поднимаюсь чуть выше, чтобы преодолеть изгородь без звука. Не знаю, что меня настораживает, — куры, подумаешь, — но что-то мне подсказывает, что показываться раньше времени не стоит.
Оказавшись на краю двора, я замираю в удивлении.
По двору, спотыкаясь, бредет девочка, которую я принесла прошлой ночью. Следом за ней бегут наши козлоногие куры, поклевывают ей ноги и ужасно шумят. Так это их я услышала в лесу! Девочка уворачивается от куриных клювов, и каштановые волосы то и дело взлетают вокруг головы и плеч.
Как она сумела выбраться? Надо ее остановить, ведь, если она выберется из нашего убежища, ее схватит колдун. Я этого не допущу.
Я развязываю плащ и бережно опускаю свою спящую ношу на траву.
— Стой! — кричу я, взлетаю и мчусь следом за девочкой.
Когда она меня видит, глаза у нее округляются от страха. Она кричит. Ее окружают куры. Девочка падает, но они продолжают ее клевать. Я их гоню, но они вошли в раж и клюют даже меня. На руке у меня выступает капелька крови. Мгновение я смотрю на нее, а потом понимаю, что девочка, которая кричит и плачет у них под ногами, уже вся в крови. Я запрокидываю голову и издаю вой, выпустив когти и глядя в небо кошачьими глазами.
Куры бросаются наутек.
Девочка поднимает голову, которую до того закрывала руками. От взгляда ее голубых глаз я на мгновение забываю дышать. Она смотрит не так, как другие девочки. В ее взгляде… сила, что ли? Нет, ярость, вот как это называется.
Она вскакивает на ноги и мчится к изгороди.
— Стой! — кричу я. — Стой! Тебе туда нельзя! Там опасно! Тебя схватит колдун!
Точно не скажу, но кажется, она только смеется в ответ. Я лечу ей наперерез и догоняю прежде, чем она успевает добраться до изгороди.
Она отпрыгивает и затравленно озирается в поисках путей бегства.
— Не тронь меня! — кричит она. — Я ему не дамся!
— Извини, но вот поэтому тебе туда нельзя.
Мой хвост молниеносным движением выскакивает из-под юбки и жалит девочку в руку. Папа прав — люди просто не понимают, что мы для них делаем. Девочка оседает наземь, но я жалю ее еще раз, в другую руку, чтобы уж наверняка. Раз она выбралась, значит, проснулась раньше обычного, а раз так, то ей нужна доза побольше, чтобы девочка не очнулась по дороге в Белладому.
Я беру ее на руки и тащу обратно в башню. Девочка вся исцарапана и исклевана. Надо будет попросить у отца заживляющую мазь. Бедная беглянка, она ведь не понимала, что делает.
Вот только почему наши козокуры так на нее накинулись? Чем она их разозлила?
В комнате стоят четыре кровати. Я укладываю девочку, укутываю ее обмякшее тело одеялом и спускаюсь во двор. Там я вижу отца, склонившегося над второй спасенной.
— А, вот ты где. Что там случилось? — Отец обводит рукой двор и бродящих по нему кур.
Я хмурюсь:
— Я не совсем поняла. Когда я вернулась, вчерашняя девочка бегала по двору, а куры гонялись за ней и шумели. Пришлось ее ужалить — целых два раза!
Отец потирает подбородок.
— Хмм… Пожалуй, надо быть внимательнее. Может, стоит жалить девочек почаще, ради их же блага. Заноси ее в дом, а потом пойдем закроем кур.
— Да, папа, — говорю я, беря на руки рыженькую, но ухожу не сразу. — А почему она хотела убежать?
Папа кладет руку мне на спину, между крыльев, и ведет меня к башне.
— Несомненно, она хотела обратно в Брайр.
Я морщу лоб:
— Зачем? Ведь там колдун, он ее схватил, бросил в темницу…
И ведь я помню, что девочка об этом говорила.
— Там у нее семья, детка. Любовь к родным и близким заставляет людей делать самые невероятные вещи.
Я улыбаюсь:
— Например, оживлять умершую дочь, да?
— Да. Что касается этой девочки, то нам придется спасти ее от нее самой. Пока мы не победили колдуна, ей в Брайр возвращаться нельзя. Пусть девочки не всегда это понимают, мы все равно за них отвечаем.
Меня распирает от гордости так, что я не чувствую ступеней под ногами. Да, у нас благородная цель. Пусть нас пока никто не понимает, но когда-нибудь люди узнают, что мы для них сделали.
Я укладываю девочку в постель и укутываю одеялом так же, как ту, первую. Исклеванные руки беглянки напоминают мне еще об одном вопросе, который я хотела задать.
— Папа, а почему куры на нее бросались?
— Не знаю, — пожимает плечами отец. — Наверное, она пыталась перелезть через изгородь близ курятника. Иногда лучший путь — далеко не самый очевидный, но, видимо, не в этом случае. Должно быть, она всполошила кур, и те приняли ее за лису.
Я отвожу с лица беглянки непослушную каштановую прядь.
— Бедняжка! Зато когда куры всполошились, мы услышали. Их кудахтанье было слышно даже в лесу, иначе я бы так быстро не прибежала.
— Да, повезло. А я слишком крепко сплю — боюсь, когда-нибудь это мне еще аукнется. Да и с постели мне уже так быстро не вскочить, в мои-то годы.
Я беру отца за руку, и мы вместе спускаемся по лестнице.
— Не волнуйся, папа. Я буду прислушиваться и, если они снова расшумятся, обязательно услышу.
Он похлопывает меня по руке:
— Я не сомневаюсь, моя милая. На тебя всегда можно положиться.
День семнадцатый
Я больше не путаюсь в городских улицах. Стоит мне закрыть глаза, и они передо мной как на ладони. Развилки и повороты на карте давно уже превратились в бугорчатую булыжную мостовую, идущую то вверх, то вниз. В переплетении улиц на моей внутренней карте бьется большая красная точка.
Это дворец. Я его еще не видела, но знаю, где он находится. Сегодня я найду к нему дорогу. А потом унесу еще одну девочку.
После обеда я читаю ту самую сказку, после которой стала мечтать о дворце Брайра. Жила-была принцесса, которую родители из страха перед неким великаном заточили в башне. Видимо, невесты требуются даже великанам, а великан, о котором шла речь, — злобный и невоспитанный грубиян — непременно желал жениться на принцессе. И тогда родители построили ей такую высокую башню, чтобы даже великан не мог дотянуться до их дочери, но все время боялись, что он за ней придет. Так принцесса и жила в полной безопасности — и в тоскливом одиночестве, — пока однажды не отыскала выход и не проникла во дворец во время маскарада. Там она повстречала прекрасного принца, были танцы и розы, и, конечно, принц с принцессой полюбили друг друга. Они бежали вместе, но в ночь после свадьбы жених обернулся тем самым великаном.
Как странно все обернулось — принцесса верила, что наконец свободна, а на самом деле угодила в руки к тому, кого ее всю жизнь приучали бояться и избегать.
Сначала я иду привычными улицами и переулками, а потом сворачиваю на запад. Сказка что-то со мной сделала, и из потаенных уголков памяти лезут воспоминания обо всем великолепии, что связано со словом «дворец».
Золото, мрамор, павлины, монеты, драгоценности. Все это крутится у меня в голове, но в руки не дается. Нужно все увидеть самой.
Осторожность, прежде всего — осторожность. Нельзя потревожить короля или его придворных. Вряд ли им понравятся любопытные носы во дворце. Что ж, буду осторожна. А если меня поймают, усыплю их, и все.
Да и потом, я просто немного похожу по дворцу и уйду. И сад, при дворце должен быть прекрасный сад, и наверняка больше, чем тот, что устроил для меня отец. Если уж мои простые розы так хороши, то как же чудесны должны быть цветы в саду у короля!
Я скольжу по незнакомым переулкам, прячусь в тени. Я справлюсь со стражниками, сколько бы их ни было, но все-таки предпочитаю не показываться им на глаза. Вскоре я чувствую незнакомый запах. Город обычно пахнет чем-то простым, земляным, терпким. А я чую что-то… душистое. Приятное. Нежное.
