Вольфганг Хольбайн - Зеркальное время
— Мы его добудем, — сказал Гордон со своего кучерского облучка. — Ради этого мы и пришли.
— Вы одни? — удивился Рогер. — Калека и старик? Да они разорвут вас на части!
— Мы все! —ответил Гордон и повел рукой вокруг себя. — Мы все вместе сможем сделать это, Рогер! У всех сообща есть шанс! Вас много! Гораздо больше, чем их! И у вас есть цель, за которую стоит бороться!
Он поднялся на своем облучке и взметнул руку вверх. Только теперь Юлиану стало ясно, что именно это он и замышлял. Он и отец, должно быть, с самого начала знали, что в одиночку им ничего не удастся. Сюда они явились только для того, чтобы сформировать войско. Именно как полководец перед своей армией, стоял теперь Гордон, выпрямившись на облучке, и продолжал свою торжественную речь:
— У нас есть еще один шанс! Вы сможете наконец обрести покой, если выйдете на эту последнюю битву! Этот шанс позволит нам пойти в наступление и вновь завладеть осколком, и тогда все прекратится! Я не обещаю вам победы! Я не могу обещать вам, что все вы уцелеете в этом сражении, потому что я хорошо знаю, как страшен противник. Но, однако, у нас есть то, чего нет у них, невзирая на всю их силу и ненависть. У нас есть цель!
Он закончил речь, и вокруг воцарилась тишина. Юлиану показалось, что он физически ощущает, как слова Гордона совершают свое действие. В течение одной или двух секунд стоящая вокруг толпа народа составляла единый монолит, решительное войско, готовое нанести удар и смять троллей одной лишь неистовой силой воодушевления. Если бы хоть один из них в этот момент произнес хоть слово, поддержав Гордона, или хотя бы молча встал на его сторону, это могучее преображение толпы в войско было бы завершено.
Но никто ничего не сказал, никто не пошевелился, и Юлиан понял, что они проиграли, еще до того, как поднял глаза на Гордона и прочитал на его лице разочарование. Бесценный единственный момент был упущен. Из искры не возгорелось пламя.
— Это бессмысленно, — тихо сказал Рогер и горько улыбнулся. — Какие из нас борцы! Мы ничего не смогли бы против них.
— Но вы даже не пытались! — возмутился Юлиан.
— И не будем пытаться, — спокойно сказал Рогер. — Это означало бы конец для всех нас. Ведь это не игра, где можно сделать ход и потом переходить по-другому, если он окажется неудачным. Тут либо они уничтожат нас, либо мы их, либо мы уничтожим друг друга взаимно. Я не могу пойти на это, Юлиан. Мы потеряли бы слишком много.
— Потеряли? — повторил Юлиан, не веря своим ушам. — Но что бы вы потеряли? Тысячу лет поедания сахарной ваты? Миллион лет катания на карусели?
— Но это все, что у нас есть, — тихо ответил Рогер.
Юлиан хотел накричать на него, но на его плечо легла рука Гордона.
— Оставь их, Юлиан. Это бессмысленно.
— Но тогда все было бессмысленно!
Рогер молча опустил глаза.
Вначале поодиночке, потом группами люди стали расходиться. Зажглись первые огни, Юлиан услышал музыку, и скоро около них остались только Алиса и Рогер.
— И что теперь? — спросил Юлиан. — Успокоимся и покатаемся на «русских горках»?
Вопрос был обращен к Рогеру, но ответил на него отец:
— Попытаемся сделать это сами.
— У вас нет шансов, — сказал Рогер.
— Я знаю, — ответил отец. — Но мы обязаны сделать эту попытку. Мы с Мартином не беззащитны, Рогер. У нас в запасе найдется несколько приемов, над которыми Майку придется поломать голову. Иногда двоим больше под силу, чем целому войску.
— Троим, — поправил его Юлиан.
Ни отец, ни Гордон не возразили ему. Оба понимали, что его невозможно будет ни оставить здесь, ни возвратить домой.
И все-таки Гордон после некоторого молчания поправил Юлиана:
— Двоим. — И повернулся к отцу: — Мы с Юлианом отправимся вдвоем. Ты останешься здесь.
— Но я...
— Будь благоразумен! Уж в этом Рогер прав: ты слишком стар. А нам придется сражаться. Хватит с нас и одной помехи в виде моей хромой ноги. Ты был бы нам только в обузу. И кроме того, здесь у тебя есть дело поважнее.
— Одним вам не справиться!
— А что будет с нами, если тебя поймают и убьют? — спросил Гордон. — Ты единственный, кто сможет собрать зеркало. Что толку от осколка, если никто не знает, что с ним делать дальше? — Он повелительным жестом указал на осколок в руках отца: — Иди и верни его на место! А мы с Юлианом принесем тебе последнюю недостающую часть!
Он взял Юлиана за руку и быстро повел за собой, отец ничего не успел ответить.
— Ты не боишься? —спросил Гордон.
Юлиан хотел было отрицательно помотать головой, но потом кивнул.
— Я тоже, — вздохнул Гордон и запрокинул голову, глядя на колесо обозрения. — Лезть, черт возьми, высоко.
— А у нас получится? —спросил Юлиан.
— Если я сейчас скажу «нет» — ты что, вернешься? — Гордон улыбнулся. — Если они нас не ждут и не знают, зачем мы идем, у нас есть надежда. Потому что они довольно глупы. Даже Майку, когда он оказывается в образе тролля, не всегда удается вычислить, сколько будет дважды два. Но заполучить осколок не самая главная проблема. Куда труднее принести его отцу. Ведь они будут гоняться за нами, как черт за последним грешником, и поймут, что мы задумали.
— Как ты думаешь, — спросил Юлиан через некоторое время, — если мы и дальше будем тут стоять и ждать, то, может, они сами принесут нам этот осколок?
Гордон рассмеялся:
— Ты прав. Пора переходить к делу.
Вначале все шло легко. Хищные взгляды троллей с ненавистью провожали их из темноты, но ни, одно из этих существ не приблизилось к ним, пока они не подошли к колесу обозрения. Тут же одно из чудовищ преградило им путь.
— Не шевелись! — испуганно скомандовал Гордон и замер, словно соляной столб. Только правая рука слегка поигрывала набалдашником трости. Юлиан припомнил, какая острая шпага скрыта внутри этой трости.
Но тролль не нападал на них, а только издавал грозное рычание. А потом и вовсе заковылял прочь.
До сих пор все встречи Юлиана с этими существами создавали у него впечатление, что он имеет дело пусть с не особенно умными, но по крайней мере мыслящими существами. Этот же тролль совершенно очевидно вел себя как животное.
— Они волнуются, потому что мы слишком близко подошли к их берлоге, — сказал Гордон.
— К их берлоге?
— К колесу обозрения. Нора Майка на самом верху.
— Ты говоришь о них как о животных, — заметил Юлиан.
— В некотором смысле так оно и есть. К сожалению, не всегда, и есть среди них страшно хитрые животные. — Гордон указал на самую верхнюю кабинку колеса обозрения: — Сможешь туда залезть?
Юлиан долго раздумывал. Колесо обозрения было высотой метров в тридцать. В век небоскребов такая высота могла бы показаться смехотворной, но если представить, что ее нужно преодолеть отвесно снизу вверх...
— Надеюсь, что да.
Они пошли дальше, осторожно и медленно. Троллей становилось все больше. Вся окрестность колеса обозрения просто кишела троллями. Можно было назвать это место «штаб-квартирой», как Рогер, или «берлогой», как Гордон, это роли не играло. Перед ними было логово льва, и они шагали прямиком к нему.
Гордон уже начал взбираться по стальным опорам вверх с такой ловкостью, что Юлиану трудно было угнаться за ним.
Ситуация казалась мальчику все более нереальной. Они поднимались по стальной паутине, полной троллей, и эти существа не трогали их. Добравшись до громадной осевой втулки, Юлиан понял, что ошибся в оценке высоты колеса. Она была метров на десять больше. До сих пор Юлиан только раз совершил ошибку, глянув вниз. Половина высоты была преодолена, и теперь можно было поверить, что они доберутся до верха.
Вскоре под ними осталось три четверти всей высоты, и верхняя кабинка была от них всего лишь метрах в пяти-шести. Гордон в последние минуты очень отстал и наконец остановился совсем. Лицо его стало пепельно-серым, правая нога совсем отказала, и он волочил ее за собой только в качестве лишней обузы. У него уже едва хватало сил держаться за стальные конструкции.
— Я больше не могу, — прошептал он. — Мне очень жаль, Юлиан. Дальше тебе придется лезть одному.
Юлиан сомневался, сумеет ли он, хотя обе ноги у него были здоровые. Цель была уже не так далека, но, как это часто случалось, последний отрезок оказался самым трудным, а уж об обратном пути он и думать не смел. В голову ему приходило разом триста пятьдесят причин, по которым разумнее всего было бы не лезть дальше, а просто остаться здесь или повернуть назад, и находилась всего лишь одна причина не сдаваться.
Он встал во весь рост, дотянулся до стальной тяги над собой и подтянулся вверх с нечеловеческим напряжением сил. Остаток пути наверх превратился в сплошную пытку. Казалось, его тело стало весить несколько тонн. Руки уже не слушались и потеряли всякую чувствительность, зато боль в плечах давала о себе знать все сильнее.
