Алексей Слаповский - Пропавшие в Бермудии
– Они должны понять, что мы, подростки, в твоем лице представляем серьезную силу! – сказал он Нику. А сам подумал, что если сейчас выберут королем мальчика, то могут сделать это и в следующий раз. И очень вероятно, что следующим будет он, Томас.
И стал советовать Нику, как себя вести и как себя подавать, руководствуясь сведениями по пиар-технологиям, которые вычитал в Интернете. Другие с удовольствием подключились, это напомнило им недавно появившуюся компьютерную игру «Стань президентом». Правда, разработчики не учли, что в любой игре важны драйв, динамика, увлекательность, напихали туда тестов, анкет и прочей ерунды. Не пройдя этих уровней, нельзя было добраться до более увлекательных, где начинались собственно выборы. Но ребята, каждый из которых был более опытным геймером, чем любой мальчишка на свете (а у кого есть столько времени совершенствоваться?), быстренько подобрали коды и миновали эти уровни, не проходя их. Да и выборы переделали на свой вкус, превратив игру в настоящий суперэкшн, даже назвали его по-своему: «Замочи конкурента!» В этой игре у них был неограниченный выбор оружия, а кончалось все ядерной войной.
Конечно, ядерную войну они Нику не предложили, но советы дали ценные.
– Ты сразу сунь ему в зубы, да и все! – сказал Эмми-Драчун, не зная, что Ник не может видеть не только зубов Вика, но и его самого в целом. Ник промолчал, ему не хотелось об этом рассказывать.
А Эмми продолжил:
– Я серьезно, люди любят на это посмотреть! Или хотя бы водой в него плесни из стакана, я по телевизору видел, какой-то ваш политик это сделал. Потом комментарии были: ай-ай-ай, как нехорошо! Сами-то «ай-ай-ай», а сами-то все показывают и показывают! Популярным стал человек!
– У нас не Россия, а серьезная страна! – возразил Томас, и Ник хотел уже обидеться за свою родину, но Томас своей политкорректной душой тут же понял, что дал маху, и извинился:
– Прости, я пошутил.
– Убей его юмором! – предложил Шутник Вацлав. – Это беспроигрышно. Скажи ему: ну ты, козел волчехвостый! Или: ну ты, лопух ржавый! Или: ну ты, анализ мочи ходячий! Или: ну ты, попой нюхаешь цветы!
Шутки Вацлава становились все более смешными – так, по крайней мере, ему казалось, и он первый хохотал во все горло. Ребята тоже от души веселились, хотя Спорщик Сэм и морщил нос – в нем играл дух противоречия.
– Нет, – сказал он, – надо по-другому!
– Как по-другому? – тут же потребовал уточнить Задира Майк.
– Вот так! По-другому!
– Да как по-другому-то?
– А по-другому – и все!
– Тебе лишь бы поспорить! – обвинил Сэма Майк.
– А тебе лишь бы задраться!
– Между прочим, сейчас как раз Задира Майк спорит, а Спорщик Сэм задирается, – кисло заметил Кислый Юл.
– Чего?! – возмущенно повернулись к нему Майк и Сэм. – А по шее?
– Я не понял, мы чем занимаемся? Готовим кандидата или подраться собираемся? – спросил Ворчун Дэвид.
– Пучехвост лупоглазый, – тихо сказал Вацлав.
– Что? Это ты кому? – взвился Дэвид.
– Извини. Я хотел сказать – лупоглаз пучехвостый, – усмехнулся Вацлав.
– Да? Так получай! – Дэвид треснул Вацлава по затылку. Он мог бы и мысленно стукнуть его чем-нибудь, но очень уж кулаку зачесалось реально прикоснуться к затылку Вацлава. А Вацлав в свою очередь очень захотел реально пнуть Дэвида под ребра. Что и сделал, неосторожно задев при этом локтем Эмми. Само собой, Эмми тут же ввязался.
Через минуту образовалась общая свалка. На шум явился Кривой Блюм. Еще и потому явился, что драчуны, которые не могли первые прекратить, чтобы не считаться трусами, мысленно захотели, чтобы это сделал кто-то другой, например, Блюм.
Блюм растаскивал их, как котят, приговаривая:
– Нашли время, сто домашних заданий вам по физике на один вечер! Не видите, вас снимают?
Действительно, в окрестностях школы стаями и поодиночке бродили десятки журналистов с камерами. Представители этой профессии чувствовали себя на седьмом небе в эти дни. Обычно ненужные, они занимались освещением событий, а поскольку события сейчас интересовали всех, то газеты раскупались, телевизоры не выключались. Журналисты при этом были независимые, то есть государство им не платило. Они получали доходы от рекламы, которая возникла сразу же, как только возник рынок. Правда, пока не наладили настоящее производство товаров (и неизвестно было, наладят ли), рекламировались только две вещи: деньги и уровни воображелания. В мгновение ока расплодилась куча частных школ, где предлагалось в короткие сроки повысить уровень воображелания любому клиенту в два, а то и в три раза. Цены умеренные, за десять посещений подряд – скидка.
Блюм с помощью учеников быстренько соорудил вокруг лужайки, где они находились, непроницаемую полусферу и решил взять мероприятие в свои руки.
– В самом деле, тысяча компроматов на их голову, назначили ребенка кандидатом, а как чего делать, не объяснили, – проворчал он. – Давай-ка тебя сначала приоденем. Не против?
– Не против, – кивнул Ник, которому было приятно, что вокруг него все хлопочут.
И тут же на нем оказался взрослый костюм – черный, строгий, с белой рубашкой и галстуком. Лаковые ботинки сверкали на солнце.
– Красавчик! – восхитился Блюм.
Зеленые подростки, склонные носить то, что модно у тинейджеров всего мира (на тот момент это были широкоштанинные джинсы с множеством карманов и прошивок и мешковатые футболки с дикими рисунками), увидели, что это действительно неплохо. Но сделали вид, что ничуть не завидуют, что им и в своей одежде замечательно. Однако тут же сработал закон подлости – и все оказались в черных костюмах и белых рубашках с галстуками. Выглядело это, надо сказать, здорово.
– Вы прямо как дипломатическая делегация какого-то лилипутского государства, пятнадцать победоносных войн вам на всех фронтах! – заявил Блюм, сам в это время обряжаясь тоже в костюм.
– Выйдешь строго, спокойно. Улыбайся, – учил Блюм Ника. – Что бы ни случилось – улыбайся. Как бы тебя ни обзывали – улыбайся! Будут хвалить – тоже улыбайся, но скромно. Речей не надо – слыхал я эти речи, тошнит. Скажи просто: «Желаю всем счастья!» И все.
Командир Томас не утерпел.
– Мне кажется, этого мало. Все-таки он должен изложить свою политическую программу, – сказал он, представляя, как он изложил бы ее, если бы доверили.
– Какая еще программа! У всех всегда одна программа, только слова разные. Не слушай его, малыш. Всем счастья – и шабаш! Понял меня, сорок пирожных тебе в пасть?
– Понял, – сказал Ник, скромно улыбаясь.
Он лишь теперь начинал понимать, какая ответственность на него возложена. Поэтому распрямил плечи, приподнял голову и окинул всех ясным открытым взглядом, радуясь за себя, что он такой хороший и достойный, и за них, что они так его любят.
– Спасибо всем! – сказал Ник.
60. Вик размышляет
А у Вика не было никакой предвыборной подготовки. Новые друзья пытались было, как и зеленые школьники, дать ему несколько советов, но Вик, послушав несколько минут, взял и исчез.
Мысль, с которой он попал сюда – найти выход – была неотвязной, была гораздо важнее, чем все остальные мысли.
Так уж Вик устроен: если ему попадается сложная задача, он может просидеть, не вставая, целый день, пока не решит ее. Он даже специально не читал ничего про всяческие недоказанные теоремы – боялся, что, вникнув в суть проблемы, увязнет навсегда, ведь это как заразная болезнь.
Однажды ему, совсем еще маленькому, дали поиграть кубиком Рубика. Кубик был уже составлен, каждая грань имела свой цвет. Вик сделал два-три поворота – и все перепуталось, и ему потребовалось часа три, чтобы свинтить его обратно. Именно это его тогда поразило – насколько быстро все запутывается и насколько долго восстанавливается. Ник в аналогичном случае поступил проще: возился, возился с этим кубиком, а потом взял да и сломал его – пластик, из которого он был сделан, оказался податливым. А потом просто забил кулаком все части – и успокоился.
Но есть головоломки, которые не сломаешь, – металлические многофигурные сочленения, над которыми Вик тоже любит подолгу размышлять. Он не сует бесконечно одно звено под другое, действуя наугад, он просто смотрит и мысленно представляет, куда и что должно двигаться. И лишь после этого приступает к манипуляциям. Без ложной скромности Вик может сказать о себе, что он один из лучших разгадывателей подобных головоломок – у него хорошее пространственное воображение.
Но Бермудия не головоломка. Грани и сочленения ее постоянно меняются. А раз так, думал Вик, то бесполезно пытаться понять, в чем система. Ее нет. То есть она имеется, но непонятно, в чем заключается. Ее нет смысла чинить – для себя она работает нормально. Это компьютер, программа которого несовместима со всеми другими компьютерами! – осенило Вика.
Он чувствовал, что близок к какому-то озарению.
Бродя в пустом пространстве, похожем на то, в котором он оказался при попадании сюда, Вик напряженно размышлял.
