Дмитрий Емец - Книга Семи Дорог
– Куда ты идешь? – требовательно спросила она.
Меф посмотрел на башню.
– Туда!
– А там что?
Мефодий удивленно вскинул голову.
– Как? Хочешь сказать: ты не знаешь? – с недоверием спросил он.
– Нет.
– А зачем тогда идешь?
Узкие плечи девушки дрогнули.
– Не знаю. Возможно, там мне расскажут, как я сюда попала. А теперь мой вопрос: зачем ты бежал за мной?
– Хотел спросить.
– О чем?
– Уже, получается, не о чем.
Девушка подошла к нему. Теперь Меф, пожалуй, сумел бы ее коснуться, но не делал этого, чтобы не напугать. Он смотрел на ее тонкую руку, на запястье и пытался представить, какое оно на ощупь. Теплое или прохладное. Пальцы, наверное, чуть прохладные, а вот запястье теплое. Она заметила направление взгляда и, смутившись, спрятала руку под мышку.
– Как тебя зовут? – спросил Мефодий.
Она не сразу решилась ответить.
– Э… А тебя?
– Мефодий, – он обнаружил, что помнит свое имя.
– А я Дафна!
Имя девушки восторга не вызвало. Что-то пышно-цветочное. Она тоже была не в восторге от его семибуквенного нагромождения.
– Ну идем… – сказал он, поворачиваясь.
– К башне?
– Здесь больше некуда.
Она тронулась было, но остановилась.
– Иди первым.
– Почему?
Замешкалась с ответом, и Меф понял, в чем дело. Он только что поднял пилум, и Дафна это заметила.
– Хорошо, – сказал он и зашагал, не оглядываясь.
Меф шел и чувствовал, что старается держать осанку. И то, что он это делает, вызывало злость. Получается, ему важно, как он выглядит в ее глазах. Он стал нарочито сутулиться и вызывающе раскачиваться при ходьбе, как драчливый охранник дешевой дискотеки. И снова его стало злить, что он так поступает. Сердясь на себя и заодно на девушку, потому что именно она была поводом этого павианьего поведения, Мефодий ускорил шаги. Теперь он получал удовольствие от того, что она вынуждена почти бежать, чтобы успеть за ним.
От Дафны все эти игры со спиной и походкой, конечно, не могли укрыться. Равно как и выражение крутого мачо, изредка снисходившее на лицо ее нового знакомого. Все же ей было приятно, потому что она чувствовала, что все эти павлиньи проявления связаны с ней. Но вообще-то если парень считает, что в него прямо сейчас кто-то обязан влюбиться, он страдает буйной формой помешательства.
Наконец Мефодий остановился, и Даф нагнала его.
– Ты всегда так ходишь? – поинтересовалась она, переводя дыхание.
– Ну да. А что, какие-то сложности? – уточнил он, ловя себя на том, что не помнит, как ходит всегда.
– Я устала.
– Давай отдохнем!
Дафна была не против, но все же сомневалась.
– Не хочу сидеть на земле. Если бы хоть какое-нибудь бревно…
Буслаев оглянулся. Шагах в двадцати в высокой траве что-то темнело. Это было первое бревно, которое они встретили на лугу. Как оно здесь оказалось, вдали от леса – загадка. Мефодий и Дафна сели. Копье лежало между ними, как третий лишний.
– Странное место! – сказал Буслаев.
Дафна не отозвалась. Все же временами он ощущал быстрый осторожный взгляд, перепархивающий на него, точно птица. Мефодий вскочил на бревно. Посмотрел на восток. Потом на запад. И снова на восток. Нахмурился. Спрыгнул и коснулся руки Даф, чуть задержав ладонь, чтобы понять, прохладная она или нет. Она вздрогнула.
– А… Что?
– Посмотри туда!
Она послушалась.
– А теперь туда… и туда… Что ты видишь?
– Точки, – ответила Даф.
– Не точки. И куда они идут?
– Туда же, куда и мы?
– Да. Еще пять человек двигаются к башне. И с каждым шагом все ближе.
– И друг к другу.
Меф удивленно оглянулся на нее. Ему это не пришло в голову.
– А вон та точка ушла вперед… Похоже, будет на месте первой. Может, рванем и опередим ее? Хотя нет, слишком большой отрыв.
Больше они не отдыхали. Чем ближе подходили, тем больше становилась башня. Это было титаническое сооружение.
– Как насчет того, чтобы держаться вместе? – внезапно предложил Меф. – Ты неплохо владеешь своей штукой с трубочками, я – примерно представляю, что делают с копьем. И оба мы понятия не имеем, что нас ждет.
– Идет, – согласилась Дафна.
* * *Как они ни спешили, им не удалось добраться до башни раньше других. Первая, далеко опередившая всех точка сидела на корточках у рва, бросая в него мелкие камни. К удивлению Мефа, это тоже оказалась девушка – скуластая, бледная, с темными волосами и алыми губами. В руках она держала флейту. После недавней неудачи Буслаев относился к музыкальным инструментам с опаской и соваться к ней не стал.
Другие четверо, прибывшие одновременно с ними, предпочитали держаться каждый сам по себе. Это были три парня и девушка, в руке у которой поблескивал казавшийся безобидным нож. Один из парней был похож на воинственного гнома, другой – плечистый силач с лицом сиротки и длинным шестом, который тоже оказался флейтой. Третий вызвал у Мефа неосознанную тревогу. Худой, быстрый в движениях, со сломанным, неправильно сросшимся носом. На плече, заранее готовая к замаху, лежала секира.
Дафне этот парень тоже не слишком понравился. Злой какой-то, напряженный, не ожидающий ни от кого добра. Когда человек чувствует себя нелюбимым, он и ведет себя мерзко. Ждете от меня дурного – нате вам. Довольны? А окружающим еще сложнее любить того, кто ведет себя так. Вот механизм, превращающий в изгоя. Кто-то должен остановиться первым. Или один человек, или весь мир.
– Привет! – сказала Даф, робко поднимая руку и слегка шевеля пальцами. – Хорошая погода, правда?
Девушка с ножом усмехнулась. Остальные не отозвались, не считая воинственного гнома.
– Ща дождь пойдет! – брякнул он.
На лоб ему упала тяжелая капля и побежала по щеке к подбородку. Потом еще одна. Тот удивленно вскинул голову. Небо оставалось голубым. Тучка, похожая на прилипшую ватку, висела там же, где Меф видел ее в прошлый раз.
– Не, не будет! – сказал Буслаев.
– А я говорю будет!
Стоявшего рядом с ним «гнома» продолжало заливать. На других дождь не капал.
Мало-помалу, держа оружие наготове, они подходили друг к другу. Присматривались. Обменивались короткими репликами. Отмалчивалась только девушка у рва, хотя несколько раз Мефу казалось, что она силится что-то произнести.
Немой она не была, но звуки проглатывались, сливались. Выходило что-то мучительное, что невозможно было разобрать. Наконец незнакомка бросила попытки говорить и размашисто написала что-то на влажной земле у рва.
Звали ее Прасковья. Вроде бы имя как имя, но Мефу отчего-то вспомнилось, что Прасковья – это «Праша», а «Праша» похоже на «прах». Свяжешься с ней – станешь прахом. Фамилия у парня с секирой была Шилов. Своего имени он не помнил, но мало беспокоился об этом.
Послышался лязг цепи. Подъемный мост рывком опустился до половины, замедлился и грузно оперся о каменное основание. Ворота башни открылись. К ним вышли трое.
Центр занимал сильный нестарый человек с гривой длинных, с сединой, волос. Одет он был как воин и опирался на тяжелый топор. С ним рядом улыбался легкий, изящный старец в сером плаще лесных магов. У него была красивая белая борода. С ним рядом переминался и пыхтел некто тучный, бритый, с красными губами, похожий на римского сенатора эпохи крушения империи. Тройной подбородок переходил в жирную грудь, вследствие чего шея оказалась ненужной.
При всей разности было в них нечто неуловимо общее. Самодостаточное величие. Уверенность в своих силах. Они ничего не искали. Они уже все нашли.
– Я Рекзак Монеест! – звучно произнес воин с поседевшей гривой. – Со мной Уст Дункен и Тавлеус Талорн! Мы трое – хозяева этого мира. Вы здесь, потому что мы вас позвали. А теперь запоминайте правила!
Он повернулся к тучному, и тот одним движением развернул огромный, повисший в пространстве свиток.
1. Вы в Книге Семи Дорог. В нашем мире возможно все. Даже то, что невозможно.
2. Все сказанное – сотворено. Все сотворенное – сказано. Ничего из сказанного нельзя перечеркнуть.
3. Ваши тела – временные. В этом мире реальны только мы. Назад вернется только тот, кто соберет артефактное оружие всей семерки.
4. Собрать его можно, либо убив владельца, либо получив добровольно. Но в этом случае отказавшийся от оружия навеки становится рабом нашего мира.
5. Бессмертны здесь только мы трое. Причинить нам вред нельзя.
Шилов подошел к мосту. Остановился. Прочитал.
– Значит, мы должны убить друг друга? – спокойно уточнил он.
– Да. Либо он отдаст оружие добровольно, – откликнулся «сенатор». Голос звучал высоко, как у евнуха.
– И тогда к нам вернется память?
– К одному из семи. Рабам и мертвым она не нужна, – любезно поправил белобородый.
– А если просто отобрать? У спящего или оглушенного?
– Нет. Связь оружия и его владельца не разрушится. Только отречение или смерть.
– А пятый пункт в силе? Ну про ваше бессмертие? – Шилов неприметно повернулся левым боком и выставил вперед ногу.
