Питер Леранжис - Семь чудес и временной разлом
Услышав этот вопль, я придушенно вскрикнул и рефлексивно припал к полу.
– Что здесь происходит? – спросил гид. – Мне вызвать «Скорую»?
Я вскочил на ноги и осторожно поднял взгляд на грифона.
– Извините, – промямлил я. – Простите…
Большая красная птица лениво развернулась и улетела назад в свою пещеру.
Мама обняла меня одной рукой, точно защищая, и улыбнулась гиду:
– Он просто никогда еще их не видел.
Старший брат все не опускал телефон. Свободной рукой он похлопал меня по боку, смахивая грязь.
– Ничего страшного, – сказал он. – Я тоже в первый раз шуганулся.
– Спасибо… – пробормотал я.
– Рэнди, – с улыбкой представился он. – А ты?
– Джек.
Он отвернулся и пошел назад к своей семье, а я поймал взглядом бирку на его рюкзаке:
Я так громко захохотал, что даже грифон посмотрел в мою сторону.
– Он не умер… – пробормотал я. – Тот мальчик. Рэндалл. Он не умер в боулинг-клубе – он жив. Ему старше четырнадцати, и он жив. И он здесь!
– Хм? – рассеянно отозвался папа, набирая что-то на своем телефоне. – Секундочку, Джек.
Я смотрел, как Рэндалл Кромарти уходит. Волосы у него были коротко пострижены, и когда он свернул к закусочной, на его затылок упал луч солнца.
Я увидел размытые очертания лямбды.
Мама заметила мой взгляд. Она улыбнулась.
– Я обратила внимание. У него она тоже есть. Родимое пятно, как у тебя.
– Родимое пятно? – переспросил я. – Но…
– Я видела, как ты рассматривал сегодня утром свой затылок, – продолжила она. – В этом нет ничего такого ужасного. Просто белые волосы. Кто-то из детей даже считает, что это круто. А в красках много химии…
– Не закрашивай ее! – воскликнул я. – Пожалуйста! Давай больше не будем ее закрашивать, ладно? Я совсем не против.
Она пожала плечами:
– Конечно, Джеки. Как скажешь.
– Дорогая, – вмешался папа, – мы опаздываем на лекцию.
Мама закатила глаза.
– Того нумеролога? Тамаси?
– Археолога, – поправил папа. – Ему просто нравится анализировать находки с помощью численных теорий. Короче, он мне нравится. Скорее.
Мы выбежали из павильона и запрыгнули назад в трамвай. Мысли путались. Пока мы ехали по парку, я наслушался самых разных криков и фырканья. Кажется, я успел заметить длинномордого вромаски, но точно не уверен. Парк был очень большим, и моря нигде не было видно, но все же…
Это был остров. Это должен был быть остров.
Мы уничтожили локули с помощью копади. Что означало конец гептакиклосу, который был похоронен в потоке атлантийской энергии Телион. Нам удалось вернуться через пролом в наше время. Каким-то образом.
Если я был прав, Караи не запустил свою генетическую модификацию – смертельное проклятье гена 7ЧС. И локули не были увезены с острова и спрятаны под охраной чудовищ.
– Пенни за твои мысли, Джек, – сказала мама, когда трамвай подъехал к выставочному залу.
– Может, съездим когда-нибудь посмотреть на Семь чудес Древнего Мира? – осторожно предложил я.
– Александрийский маяк, Великая пирамида в Гизе, Галикарнасский мавзолей, Колосс Родосский, Храм Артемиды, статуя Зевса в Олимпии и… – папа нахмурился с закрытыми глазами. – Вечно одно забываю…
– Великая стена? – предположила мама.
– Висячие сады в Вавилоне, – сказал я.
– Точно, Джек! – обрадовался папа.
– Так… они существуют? – спросил я. – Их все построили?
Папа покосился на маму. Трамвай остановился.
– Он с головой в своем мире, тебе не кажется? Идемте.
Мы вышли из трамвая и взбежали по ступенькам старого здания мимо таблички с объявлением: «Только сегодня! 9:00 – выступление профессора Радамантуса Тамаси о нумерологических принципах археологического прошлого Нисси!»
Сумасшествие. Но…
– Тамаси? – я вгляделся в фотографию – морщинистый мужчина в очках с толстыми линзами, с облаком тонких седых волос вокруг головы и рассеянным взглядом. – Разве его зовут не…
– На самом деле его фамилия Тамаси, – сказал папа. – Но ты прав, он никогда так не представляется. У него пунктик на число «семь». Вечно твердит, что оно постоянно так и иначе проявляет себя в природе и археологии.
– Один, четыре, два, восемь, пять, семь… – перечислил я. – Любое число, деленное на семь, дает эту последовательность.
– Молодец, Джек! – похвалил папа. – Вот он и решил придумать себе что-то вроде псевдонима…
– Бегад? – вырвалось у меня.
– Откуда ты знаешь? – удивилась мама.
БЕГАД. Ну конечно. Это было не настоящее имя. Как я раньше не догадался!
– Смотрите сами.
Я вытащил из кармана брошюру и быстро написал.
– Эм… ну да, – протянула мама.
– Все верно, – вставил папа. – Эти цифры повторяются. Бесконечный круговорот деления на семь.
– «В» – вторая буква английского алфавита, – начал объяснять я. – Смотрите, что получается. Я выпишу эти цифры и подставлю под них соответствующие буквы!
Мама рассмеялась:
– Ничего себе! Во дает старикан!
Папа поторопил нас к входу, когда оттуда послышался ворчливый голос:
– Билеты по пять долларов!
Сидящий за столом очень крупный мужчина с зачесанными назад рыжими волосами и в солнцезащитных очках указал на табличку с ценами.
– Младше четырнадцати бесплатно, – буркнул он.
– Торквин?
Я практически закричал, и он от неожиданности выронил ручку.
– Прошу прощения? – посмотрел он на меня.
– Тебя зовут Торквин! – выпалил я.
Он усмехнулся:
– Прости, приятель. Виктор. Вик Квинонес. Я ассистент профессора. Советую поторопиться, если не хотите стоять.
Я так громко смеялся, что удивительно, как они не вышвырнули меня на улицу.
Профессор Бегад вышагивал на сцене, шепчась о чем-то с двумя помощниками. Я не знал, о чем они говорили – скорее всего, он забыл где-то свои записи или еще что-нибудь вроде этого, но я был невероятно счастлив видеть его живым.
Пока мы ждали начала лекции, я вновь подумал о своих друзьях. Знакомы ли Касс и Элоиза? Выпустили ли их родителей из тюрьмы? Жила ли Эли в Калифорнии, а Марко в Огайо? Или они тоже были сейчас где-то здесь, на острове Нисси?
Существовали ли они вообще? Прошли ли они через разлом, или это удалось лишь мне одному?
Бегад… Торквин… Рэндалл Кромарти… все это было слишком странно для простого совпадения. Или нет?
Я подумал о лямбде. Нет, не о лямбде. О клине. Он все еще был там. У меня на затылке. На затылке Рэнди. Но Кромарти пережил четырнадцатилетие. Караи сказал, что смертельное проклятие потеряет силу, если локули будут уничтожены, и это было потрясающе.
Это было здорово. Я буду жить!
Но… что насчет наших способностей? Насчет той особенности гена 7ЧС, который запускает цересакрум и развивает твой талант до уровня сверхспособности? Она никуда не делась?
Техник, Портной, Воин, Моряк.
Я оглянулся по сторонам. Все места были заняты, но Бегад не спешил начинать. Я достал свой телефон и просмотрел контакты.
Я едва не заорал.
Да.
Все здесь.
Я сам не заметил, как широко улыбнулся Бегаду, после чего мысленно обратился к нему: Вы рассказывали мне о путешествиях во времени. Вы были не уверены, возможны ли они. Вы намекали, что из-за них мир может измениться до неузнаваемости.
Но он все еще был здесь. И я. Мама. Папа. Мои друзья.
Когда-нибудь, поклялся я, я все ему расскажу. О жизни, которой он никогда не проживал.
Я вновь опустил взгляд на телефон. Сейчас у меня были дела поважнее. Если я помнил обо всем случившемся, если во мне жили воспоминания обоих миров, обеих реальностей, – я надеялся, что и они тоже все помнили.
И мы будем обсуждать эти воспоминания на четырех наших днях рождения в этом году. Четырех счастливейших днях рождения за всю историю.
Я выбрал имя Эли и набрал сообщение.
Я улыбнулся.
Скорее бы.
