Джоан Роулинг - Гарри Поттер и философский камень
— Гарри Поттер… — прошептало оно.
Гарри попробовал отступить на шаг, но не смог.
— Видишь, что стало со мной? — продолжало лицо. — Я всего лишь тень, сгусток пара… Только в чужом теле я обретаю форму… Впрочем, желающих разделить со мной ум и сердце всегда находилось предостаточно… Кровь единорога подкрепила меня за эти последние недели… Ты видел, как мой верный Квиррел пил её — для меня — в лесу… А когда я получу эликсир жизни, я смогу создать себе своё собственное, новое тело… Ну… Отдай же мне камень — он лежит у тебя в кармане…
Он знал. Ноги Гарри внезапно ожили, в них вернулось чувство. Он попятился.
— Не упрямься, — зарычало лицо. — Присоединяйся ко мне, и я подарю тебе твою жизнь… Иначе ты разделишь судьбу со своими родителями… Они умерли, умоляя меня пощадить их…
— Неправда! — крикнул Гарри.
Квиррел пятился за ним, не поворачиваясь — так, чтобы Вольдеморт мог видеть Гарри. Злобное лицо теперь усмехалось.
— Ах, как трогательно… — прошипело оно. — Я всегда ценил смелость … Да, мальчишка, ты прав — твои родители были смелыми… Сначала я убил твоего отца, он храбро защищался… Но твоя мать — ей незачем было умирать… Она пыталась спасти тебя… Давай сюда камень — если не хочешь, чтобы её смерть была напрасной.
— Нет!
Гарри бросился к двери, закрытой чёрным пламенем, но Вольдеморт заверещал: «Держи его!», и в следующее мгновение Гарри почувствовал, что рука Квиррела сжалась на его запястье. Тотчас же острая боль пронзила его лоб, как игла; казалось, его голова сейчас расколется надвое. Он закричал, изо всех сил стараясь оттолкнуть Квиррела, и, к его удивлению, тот его отпустил. Боль в голове немного утихла. Гарри безумными глазами обвёл комнату в поисках Квиррела и обнаружил его на полу, скорчившимся от боли — он в ужасе глядел на свои пальцы, покрывающиеся волдырями, как от ожога.
— Держи! Хватай его! — закричал Вольдеморт снова, и Квиррел бросился Гарри под ноги, сбив его на пол. Квиррел упал сверху и сцепил руки у Гарри на горле. Боль в шраме была невыносимая — но вместе с тем Гарри увидел, что и Квиррел взвыл от муки.
— Повелитель — я не могу… Руки… Руки мои!
Квиррел, продолжая своим весом прижимать Гарри к земле, выпрямился и отпустил его шею, изумлённо уставившись на свои ладони. Гарри заметил, что они выглядели красными и блестящими — словно опалёнными.
— Так убей его, идиот! Разделайся с ним, наконец! — проскрипел голос Вольдеморта.
Квиррел поднял руку, готовясь произнести смертельное заклинание, но Гарри, повинуясь скорее инстинкту, привстал и вцепился в его лицо.
— А-а-а-а!!!
Квиррел скатился на пол. Теперь и лицо его тоже пылало, и тут Гарри понял — Квиррел не мог коснуться его незащищённой кожи, это приносило ему ужасные мучения. Значит, единственным спасением было не отпускать Квиррела, не давать ему довершить своё колдовство.
Гарри вскочил и ухватил Квиррела за руку так крепко, как только мог. Квиррел заорал и попытался стряхнуть Гарри. Боль у Гарри в голове всё нарастала… Она ослепляла его… Он слышал страшный крик Квиррела… Вольдеморт визгливо требовал: «Убей его! Убей его!!!»… И ещё какие-то другие голоса, они звали его: «Гарри! Гарри!»… Нет, должно быть, это ему почудилось…
Он почувствовал, что Квиррел сумел освободить свою руку и понял, что всё кончено. Он упал, и продолжал падать в бездонную чёрную глубину… Всё дальше… Дальше…
Прямо над ним блестело что-то золотое. Это щелчок! Он попытался схватить его, но его руки оказались слишком тяжёлыми.
Он моргнул. Это был вовсе не щелчок, а чьи-то очки. Вот странно.
Он моргнул ещё раз. В его поле зрения вплыло улыбающееся лицо Альбуса Дамблдора.
— Добрый день, Гарри, — сказал Дамблдор.
Гарри некоторое время тупо смотрел на него. Потом он всё вспомнил.
— Сэр! Камень! Это был Квиррел! Камень у него! Скорее!
— Успокойся, мой милый. Ты слегка отстал от событий, — сказал Дамблдор. — Камень не у Квиррела.
— А у кого? Сэр, мне…
— Гарри, будь добр, не волнуйся так, иначе мадам Помфри меня отсюда выгонит.
Гарри сглотнул и огляделся. До него дошло, что он, должно быть, в школьной больнице. Он лежал в постели, под белой льняной простынёй, а рядом с кроватью стоял столик, на котором было навалено достаточно разных сладостей для того, чтобы открыть свою собственную кондитерскую.
— Знаки внимания от твоих друзей и почитателей, — объяснил Дамблдор, сияя. — То, что произошло между тобой и Квиррелом в подземелье — полнейшая тайна, а потому, вполне естественно, об этом знает вся школа. Мне сообщили, что твои друзья, господа Фред и Джордж Уизли, взяли на себя ответственность за попытку передать тебе сиденье от туалета. Не сомневаюсь, что они полагали таким образом тебя позабавить. Однако мадам Помфри решила, что это нарушило бы правила гигиены, и настояла, чтобы оно было изъято.
— А… Сколько я здесь уже лежу?
— Три дня. Рональд Уизли и мисс Грейнджер будут весьма рады узнать, что ты наконец очнулся. Они были серьёзно обеспокоены.
— Но, сэр — а как же камень…
— Да, тебя с толку, как видно, не сбить. Ну что ж, камень. Профессору Квиррелу так и не удалось отобрать его у тебя. Я прибыл как раз вовремя, чтобы предотвратить это, хотя нельзя не отметить, что ты отлично справлялся и без меня.
— Вы… Вы там были? Вы получили сову, которую послала Гермиона?
— Вероятнее всего, мы разминулись в пути. Не успел я достичь Лондона, как мне стало ясно, что более всего моё присутствие требовалось именно там, откуда я только что отбыл. И вот — я появился как раз для того, чтобы оттащить Квиррела…
— Так это всё-таки были вы.
— Я опасался, что могло быть уже поздно.
— Так почти и было поздно — ещё немного, и я не смог бы удержать его от камня.
— Не от камня, дорогой мой — от тебя. Твои старания дорого тебе стоили. Признаюсь, на одно жуткое мгновение мне показалось, что всё потеряно. Что касается камня, то он уничтожен.
— Уничтожен? — недоверчиво спросил Гарри. — Но… А как же Ваш друг… Николя Флямель…
— А, так ты и про Флямеля знаешь? — сказал Дамблдор удивительно довольным тоном. — Значит, у вас и в самом деле всё было схвачено! Мы с Николя очень мило переговорили, и пришли к общему мнению: что ни делается, всё к лучшему.
— Но ведь он, и его жена — они же теперь умрут!
— У них запасено достаточно эликсира, чтобы привести в порядок остающиеся дела — но ты прав, затем они действительно умрут.
Заметив удивление на лице Гарри, Дамблдор мягко улыбнулся ему.
— Я могу понять, что такому молодому человеку, как ты, это может показаться невероятным, но для Николя и Перенеллы происходящее можно сравнить с ожидающей их в конце долгого, очень долгого дня постелью. В конце концов, смерть — это всего лишь следующее большое приключение, и для того, чтобы это понять, нужно только тщательно организовать свой ум. Если честно, камень — не такое уж благословение. Деньги и жизнь, и того, и другого — столько, сколько захочешь! Несомненно, многие люди ценили бы подобный дар превыше всего. Только вот беда в том, что люди вообще склонны стремиться в точности к тому, что для них наименее полезно.
Гарри сидел, не в силах вымолвить ни слова. Дамблдор глядел в потолок, улыбаясь и что-то тихонько мурлыча себе под нос.
— Сэр? — позвал Гарри. — Я вот о чём думаю… Я понимаю, что камня больше нет, но ведь Воль… Сами-Знаете-Кто, он же всё равно…
— Зови его Вольдеморт, Гарри. Всегда старайся называть вещи своими именами. Страх перед названием только увеличивает страх перед явлением.
— Да, сэр. Так вот, Вольдеморт — он теперь будет искать какой-нибудь другой способ вернуться, ведь правда? То есть, я хочу сказать — он всё равно не умер, да?
— Да, Гарри. Он всё ещё обретается где-то, возможно, даже присматривает себе очередное тело, хозяин которого был бы не прочь с ним поделиться… Поскольку он, строго говоря, не жив, полностью убить его тоже нельзя. Покинув Квиррела, он бросил его умирать; со своими сторонниками он обращается так же безжалостно, как и с врагами. И всё-таки, Гарри, несмотря на то, что ты, вероятно, лишь задержал его приход к власти, но всё, что понадобится нам в следующий раз — это ещё кто-нибудь, кто возьмётся защищать заранее проигранные позиции. И если Вольдеморт будет задержан вновь, и ещё раз — что ж, его час может никогда не настать.
Гарри обнаружил, что всё это время он сосредоточенно кивал головой, и перестал — голова у него была готова опять разболеться. Потом он сказал:
— Простите меня, сэр, но мне бы хотелось кое-что у вас спросить, если можно… Я бы хотел узнать правду о некоторых вещах…
— Правду, — вздохнул Дамблдор. — Правда прекрасна, но она и опасна, и потому обращаться с ней надо осторожно. Тем не менее, я отвечу на твои вопросы — за исключением тех, на которые у меня есть веские причины тебе не отвечать, в каковом случае я заранее прошу твоего прощения. Разумеется, обманывать тебя я не стану ни при каких обстоятельствах.
