Мэттью Скелтон - Волшебная книга Эндимиона
Он в задумчивости прикусил палец и почувствовал привкус крови. Отнял палец от губ, взглянул на него. Ух ты! Тонкая-претонкая полоска крови виднелась на сгибе. Так порезаться можно только бритвенным лезвием. А еще, наверное, тонким и твердым краем бумажного листа.
Будто очнувшись от глубокого и странного сна, он огляделся вокруг, но увидел тот же библиотечный зал в легком мареве горячего послеполуденного солнца. В его лучах кружились пылинки; слышалось негромкое тиканье стенных часов, напоминающее о том, как долго тянется время. Откуда-то с потолка доносились легкие шаги — это, скорей всего, его младшая сестра Дак, тоже не находя себе дела, исследует верхний этаж библиотеки. В общем, вокруг никого.
А, нет… На коврике у окна разлегся и принимает солнечные ванны Мефистофель, здешний котище, черный как сажа, с острыми как иглы когтями. Как всегда, он занят самим собой.
В общем, Блейк, можно считать, был совершенно один. Если забыть о том непонятном и удивительном, что, похоже, притаилось на книжной полке.
Он снова медленно и осторожно провел пальцами по книжным корешкам.
— Блейк! — услышал он сдавленный возглас.
За его спиной стояла мать, она только что вошла в дверь. Как обычно, чтобы застать его делающим что-то не то, что следует с ее точки зрения, и вовремя остановить. Рядом с ней стояла приветливо улыбающаяся миссис Ричардс, библиотекарь.
— Я ведь уже не раз говорила тебе, — продолжала мать, — не прикасайся к этим книгам. Они старинные, очень редкие и с ними надо обращаться весьма бережно… Господи, а это еще что? Немедленно подними и поставь на место! Как ты мог допустить такое? Простите нас, миссис Ричардс.
Блейк с удивлением увидел, что на полу прямо перед ним лежит книга в коричневом кожаном переплете. Одна из этих книг. Но он же не ронял ее, он помнит! Честное слово!
— Извините его, миссис Ричардс, — повторила мать. — Мой сын, к сожалению, не из тех, кого можно назвать прирожденным читателем.
— О, не говорите так, доктор Уинтерс, — любезно возразила миссис Ричардс. — Я сама порой роняю их с полки. — При этих словах она благожелательно подмигнула Блейку. Или ему показалось?
— Подними книгу, — напомнила мать, — и разыщи свою сестру. У меня еще дела. Но долго я не задержусь.
Дверь за ними закрылась.
Знаем твое «недолго», подумал Блейк со вздохом. И где искать сестру? Здесь столько всяких помещений… А миссис Ричардс все-таки славная: громогласная, веселая, любит поговорить о книгах. Не слишком много, но зато интересно.
Для его матери книги — помощники в жизни, в ученье, в работе. Так она, по крайней мере, вдалбливает ему, особенно когда у него не очень ладится со школьными делами. А для миссис Ричардс они что-то вроде любимой игрушки. Да, да. И не простой игрушки, а волшебной, чудодейственной. В которой все удивительно: буквы, слова, даже зазубрины на листах бумаги…
Но мама, наверное, все-таки права, когда бывает недовольна им. Прошедший год в школе был для него не самым лучшим. Почему — он и сам не знает. Но вовсе не оттого, что, как считает мама, он очень уж разленился. Совсем нет. Однако разве она поверит, если он скажет, что слова, в книжках и учебниках стали порой прямо перед его глазами вроде бы распадаться на буквы, измельчаться. Как? Ну, то они были похожи на птиц, чинно сидящих на проводах рядом друг с дружкой, а потом вдруг, словно их напугал кто-то, разлетались в разные стороны — и попробуй поймай их!..
И, может, поэтому его мать решила — она вообще женщина решительная, — что разумно будет взять его с собой на несколько месяцев в Англию, город Оксфорд, в один из старейших в мире университетов, где она будет работать над своей новой книгой, а Блейк самостоятельно, но, разумеется, под ее руководством, — заниматься различными школьными науками и попутно преодолевать свою распущенность, как она любит выражаться, и лень. Его сестру Дак она тоже взяла с собой, чтобы им всем не было скучно друг без друга.
Однако получилось не совсем так, как задумывала мать Блейка: времени на занятия с сыном у нее не хватало, и она попросила коллегу в университете позаниматься с ним, но у того, к счастью, тоже было дел по горло. В результате Блейк был в основном предоставлен самому себе и либо торчал в библиотеке, честно пытаясь работать по составленному матерью учебному плану, либо слонялся по городу и университету. А в нем было где побродить и на что посмотреть: все-таки ни много ни мало целых тридцать девять колледжей, не говоря уже о парках, садах, спортивных площадках, древних крепостных стенах, башнях, памятниках и храмах. И еще на хрупкие плечи Блейка ложилась забота о младшей сестре Дак… Тот еще фрукт, можете поверить…
Он наклонился, чтобы поднять лежащий на полу книжный том, но не сделал этого. Его охватило беспокойство: не та ли это книга, которая уколола ему палец?
Но было ли такое на самом деле? Что за чепуха? Разве книги способны проделывать подобное? Конечно, нет. К тому же эта книга выглядела особенно безобидной, даже какой-то несчастной: кожаный переплет помят и потерт, как старая поношенная перчатка.
Блейк покачал головой, удивляясь собственной глупости: как он мог подумать, будто книга в состоянии совершать такие поступки — царапаться, колоться, самостоятельно выпрыгивать с полки? Чушь собачья!
Быстрым движением — пока опять не передумал — он наклонился и поднял книгу… И потом это случилось: книга дрогнула под его пальцами. Совсем немного… чуть-чуть. Но он ощутил ее движение. Она как бы устраивалась поудобнее у него в руке.
В голове Блейка все смешалось… Где он? Спит, что ли? Или умом тронулся?
И все же он внимательно вгляделся в книгу, которая оставалась в руке, увидел, что две застежки — они когда-то скрепляли переплет — отстегнулись или порвались, и свисают с боков. А на конце одной из них торчит небольшой — совсем маленький — серебряный зубец. Как у змеи, подумалось ему. И пришла вторая мысль: наверное, эта штука и уколола палец. Он взглянул на палец, где застыла капелька крови, взял его в рот.
На переплете книги проступали какие-то слова, но они так стерлись, что стали едва различимы. Однако можно было догадаться, что буквы когда-то выглядели изящными, похожими на узорную паутину. Он подул на них — и они сделались чуть отчетливей: слетела легкая пленка пыли.
И тогда проступило название (или это было имя автора?) — ЭНДИМИОН СПРИНГ.
Блейк раскрыл книгу.
Пальцы у него слегка дрожали… Или, может, это листы книги колебались сами по себе — как будто их собиралась переворачивать незримая рука времени в поисках подходящей страницы, откуда предлагалось начать чтение.
Затаив дыхание, он продолжал листать их. Некоторые страницы были двойными — их не разрезали с верхнего края, не отделили друг от друга. Другие раскрывались с легкостью, как будто бы сами, однако на них тоже ничего не было. Ничего — в полном смысле слова: даже линеек, как в записных книжках или дневниках, и никакого текста, то есть содержания. Книга была совершенно пустая. Словно экран телевизора, когда на нем нет картинки. Но зачем такая книга стоит на полке в библиотеке и занимает место? Что она там делает?
В растерянности и недоумении, не выпуская ее из рук, он приблизился к окну, чтобы получше рассмотреть. И пока шел туда, в эти короткие мгновения кончиками пальцев продолжал ощущать движение страниц… призыв… Он надеялся, что под лучами солнца сумеет разглядеть — быть может, на просвет — какие-нибудь не увиденные раньше знаки, метки. Но тщетно. Страницы напоминали тончайшие матовые или покрытые изморозью стекла. Читать было абсолютно нечего. Словно тут, в Оксфорде, кто-то решил посмеяться над ним.
Раздосадованный, он повернул обратно, к полкам, по-прежнему держа книгу в руках. И как странно — не много ли странного за последний час? — ему почудилось, что книга сделалась на какую-то малость теплее, мягче, эластичней. Держать ее стало приятней, уже не хотелось избавиться от нее. Она словно просила этого не делать…
— Чего ты там разглядываешь? Эй!
Сестра неслышно вошла в комнату и вывела его из задумчивости.
— Ничего, — ответил он, поворачиваясь к ней спиной.
— Не ври! Я же вижу.
— Подглядывать некрасиво, Дак!
— С каких пор ты так полюбил книжки, что прямо вцепился в нее? Интересная? Я тоже хочу!
Она подскочила к одной из полок, начала рыться в книгах. Выбрав одну, толстенную, с трудом донесла до стола, открыла и, сморщив нос, принялась переворачивать страницы.
— Ух ты! — воскликнула она. — Не по-нашему написано. Что это значит?
Взглянув, Блейк понял, что это латынь, но перевести, конечно, не мог. Судя по рисунку, речь там шла о печатании книг, потому что изображены были какие-то мастеровые возле машин, из которых появлялись листы с напечатанным текстом.