С. Гроув - Стеклянная карта
– Что ж, хорошо, – выпрямился и произнес громче: – Рисуй карту, как она приказала, или вовсе ничего не рисуй!
Шадрак втянул голову в плечи, изображая страх и покорность.
– Зола! – окликнул молодой голем напарника. – Скажи Бланке, что мы добились согласия. Сейчас он будет рисовать карту, а я за ним присмотрю.
20. У ворот
26 июня 1891 года, 10 часов ровно
Добро пожаловать в гостиницу «Энсуэньо»! После заселения, пожалуйста, поставьте лошадей в стойла и арболдевелы на якорь. Примите благодарность от наших полов за то, что не станете заводить скакунов во внутренний двор!
Объявление у входа в гостиницуВ разъездах между Веракрусом и столицей, где у него был шоколадный магазин, Мазапан обычно вверял свою безопасность наемным охранникам. На его фургоне красовалась королевская печать – листок, обведенный длинным черешком, – и это делало повозку притягательной для дорожных грабителей. Однако в этой поездке с ним были Каликста и Барр – защитники, каких поискать.
Барр нанял верховых лошадей для себя, Каликсты и Тео. София, ни разу в жизни не сидевшая в седле, устроилась с Мазапаном в фургоне.
Она ждала возможности переговорить с Тео. Пока они шли через рынок и она ощущала пожатие его исполосованной шрамами руки, остатки злости испарились совсем, сменившись беспокойством. И правду сказать, беспокоиться было о чем! Во-первых, они вновь оказались на суше, а значит стали легкой мишенью для Монтеня с его головорезами. А во‑вторых, словно этого было мало, Тео искал тот налетчик с железными зубами, явно очень опасный…
Ну как после этого сердиться на парня?
Ей хотелось поскорее разузнать, что это был за тип и почему он гонялся за Тео. Вдруг он снова появится, да еще и приведет ораву таких же отпетых. Ясно было одно: Тео рассказывал о своем прошлом правду… но далеко не всю. Вот бы сесть рядком и заставить его выложить все, от начала и до конца!
Однако Тео держался особняком, он ехал то перед фургоном, то позади, почти не задавал вопросов о дороге, и в целом казалось, будто поездка ему не особенно интересна.
Зато Софии пришлось выслушивать историю Мазапана. Он говорил о своем магазине в Нохтланде, об извилистой улочке, что вела к его дверям, и о том, какую дивную посуду он выделывал в своей просторной солнечной кухне. У него, как и у миссис Клэй, был выговор уроженца южных Пустошей, а наряд – мягкие кожаные сапоги, белые хлопковые штаны и расшитая лозами рубашка – выглядел совершенно обычным для Пустошей, хотя на бостонской улице всеобщее внимание Мазапану было бы обеспечено. Изрядное брюшко шоколадника, темные волнистые волосы и большие усы так и колыхались, когда он смеялся.
София слушала вполуха – все оглядывалась, нет ли погони. Лишь когда Мазапан вложил ей в руки вожжи и сказал: «А теперь внимательнее: пусть идут ровным шагом!» – она поняла, что добрый торговец изо всех сил пытался отвлечь ее от тревожных мыслей. София прониклась благодарностью и слегка устыдилась.
– Все зовут вас Мазапаном. Это ваше полное имя? – спросила она.
Он улыбнулся:
– Вообще-то, меня зовут Олаф Руд, только никто здесь не может этого выговорить. Видишь ли, мой дедушка был искателем приключений родом из Датского королевства… Сегодня его родные места расположены далеко к северу от Сокровенных империй. Он был здесь в поездке, когда грянуло Разделение. Позже выяснилось, что ему некуда возвращаться: там исчезли все, кого он знал и любил.
София кивнула с пробудившимся любопытством. Ей доводилось читать о путешественниках, застрявших на чужом берегу. Каждый такой случай был по-своему интересен.
– И он решил здесь остаться? – спросила она.
– Совершенно верно. Только его имя казалось местным жителям очень странным: язык сломаешь. Вот меня и прозвали Мазапаном, это «марципан» по-испански… Испанский – один из языков, на которых говорят в Тройственных эпохах. Видишь ли, раньше я был знаменит благодаря своим конфетам с марципаном.
– Раньше? А почему? Вы больше не делаете марципан?
Его усы немного обвисли.
– Ах, – вздохнул он, – это такая грустная история…
– Если вы не возражаете, я бы послушала.
Мазапан покачал головой:
– Да какое там возражать – дело прошлое… Что ж, расскажу, хотя, боюсь, ты составишь не лучшее мнение о Нохтланде… Ну да ладно, его чудеса ты потом сама своими глазами увидишь.
Итак, делать марципан меня научил наставник – шеф-повар, истинный мастер, способный блеснуть талантом в любой области кулинарии. Однако более всего ему удавались конфеты. У него же я выучился изготовлять шоколад, сахарную вату, меренги… всякие разные сласти. Когда я пришел к учителю, он был уже очень немолод. Он умер спустя год после того, как я открыл собственный магазинчик. Наставник передал мне свое дело, и я из кожи вон лез, чтобы не уронить планку. Мне повезло: я обратил на себя внимание двора и начал обслуживать пиры королевской семьи, проходившие во дворце императора Себастьяна Кануто.
– Конфетные пиры?.. – изумленно переспросила София. – Из одних сластей?..
– О да, именно так. Полагаю, под угрозой немедленной расправы я сумел бы и фасоль потушить, но обычно в нашем доме все, кроме сладкого, готовит жена. Я – специалист по конфетам и ничего другого, в общем-то, делать не умею. Так вот, на тех пирах, да будет позволено мне сказать, была учтена каждая мелочь. Все, что находилось на столах – скатерти, посуда, еда, цветы, – было съедобным и сладким. Тарелки – шоколадные, вроде тех, что ты видела в лавке, угощение и букеты – из сахарных нитей и марципана. Гости восторгались тем, как искусно замаскированы были конфеты. Все выглядело абсолютно настоящим: и цветы в вазах, и закуски… Видишь ли, одно из простейших и вечных человеческих развлечений – это добровольный обман; ты веришь своим глазам и сознательно даешь себя провести…
Я и сам с наслаждением занимался подготовкой пиров, создавая все более вычурные и замысловатые блюда.
Увы, кое-кто надумал использовать мои невинные обманки в весьма дурных целях. В честь шестого дня рождения принцессы Юсты банкет был устроен с небывалым размахом. Собрались все придворные; император с женой и дочерью сели во главе стола.
Я приготовил для украшения сервировки марципановые орхидеи – любимые цветы императрицы… Полагаю, ты слышала о Знаке лозы?
– Слышала, но очень немногое, – созналась София. – И не особенно поняла, что к чему.
Мазапан снова покачал головой:
– По мне, это всего лишь одно из многих различий между людьми. Например, у меня волосы темные, у тебя – светлые, у Тео – вовсе черные. И что с того?.. Ну а в Пустошах находятся личности, ужасно гордящиеся оттенком своей кожи или волос. На мой взгляд, глупость страшная… Так вот, императрица была отмечена Знаком лозы. Волосы у нее были не как у нас с тобой. Не волосы, а корешки орхидей.
София сморщилась:
– Корешки?..
– Звучит странно. А ведь при дворе это считалось пиком красоты. Представляешь себе орхидейные корешки? Тонкие белые нити. Императрица из них высоченные прически делала. И понятное дело, кому было любить орхидеи, как не ей. Дочке, Юсте, эта черта тоже передалась.
– У нее тоже на голове корешки?
– Нет. Юста, конечно, унаследовала Знак, но ей он достался в виде травы, зеленой и длинной. Я принцессу последний раз совсем девочкой видел, но ее считают блестящей красавицей.
София дипломатично оставила свое мнение при себе.
– Так вот, – продолжал Мазапан, – я наготовил орхидей, чтобы порадовать императрицу, и расположил вазы по всему столу. Когда начался пир, гости пробовали все – закуски, цветы, столовые приборы, посуду. Я, как ты понимаешь, стоял в сторонке, наблюдая, все ли гладко пройдет. Вижу, императрица берет марципановую орхидею и съедает ее. Я предвидел, что именно так она и поступит: бывали пиры, когда она ничего не ела, кроме цветов! Смотрю, берет еще цветок, потом еще… И тут я вдруг понимаю: произошло нечто ужасное. У нее так страшно исказилось лицо! Она схватилась за горло, потом за живот… И рухнула прямо на стол, разметав по скатерти свои чудесные волосы! Все, конечно, сразу вскочили. Прибежал доктор… Слишком поздно: императрица была мертва. Ее убила крайне редкая, смертельно ядовитая орхидея, кем-то подложенная в мой марципановый букет.
София так и ахнула:
– И вас обвинили в ее смерти?
– Нет, по счастью. То есть меня допрашивали, конечно, но вскоре поняли, что мне-то гибель императрицы была крайне невыгодна.
– Ужас какой! – с сочувствием проговорила София.
– Верно сказано, – вздохнул шоколадник. – Хотя меня не в чем было упрекнуть, император в дальнейшем отказался от подобных пиров. Оно и понятно… Ну а я так и остался без вины виноватым. Не смог избавиться от чувства ответственности за тот случай. Ведь не наделай я марципановых орхидей, императрице не подсунули бы отраву.
