Кейт Коннолли - Чудовище
— Привет, милочка, — говорит мужчина. Запах его дыхания — горький и какой-то странный. — Сегодня жарко. Зачем такой красотке плащ? — Неприятная улыбка становится шире, сердце у меня бьется как сумасшедшее. Хочется убежать. — Ну-ка, снимай.
Я мотаю головой.
— Я лучше пойду.
Я поворачиваюсь и иду к лесу, но мужчина хватает меня за руку и разворачивает обратно.
Лишь через пять секунд я осознаю, что мой хвост выскользнул из-под юбки и жало ударило мужчине в грудь. Тело распростерто по земле, улыбки на губах больше нет. Руки у меня трясутся так, что когти того и гляди вылезут сами собой. Как это вышло?
Позади слышны шаги. Я с шипением разворачиваюсь, одновременно припадая к земле.
Это отец. Я встаю, сердце замедляет бешеный бег.
— Я не хотела его жалить, честное слово. Оно само! — твержу я, не поднимая глаз. — Я вообще не понимаю, как это вышло!
Отец обнимает меня. От него пахнет медом. Грудь мою словно сжимает железный обруч.
— Я все сделала неправильно, да?
Отец заставляет меня отступить на шаг и берет мое лицо в свои ладони.
— Ты все сделала просто прекрасно.
Я гляжу на неподвижно лежащего мужчину.
— Правда?
— Да, детка. Этот человек был опасен. Ты ликвидировала угрозу. И вполне эффективно ликвидировала, надо сказать.
Он тоже смотрит на лежащего.
— Как же это так получилось?
— А вот это, моя дорогая, и есть инстинкты.
Интересная штука эти инстинкты. Я с ними наверняка разберусь, и скоро, но неприятно все же знать, что твое тело может действовать по собственной воле. Да, этот человек меня больше не пугает, но мне его жаль. Он же не знал, на что я способна. Если бы знал, то держался бы подальше.
Вот это, наверное, и значит — быть незаметной. Подбираться так, чтобы тебя не заметили, и оставаться неприметной у всех на виду, как я сегодня.
Сердце пронзает боль.
— Давай-ка перетащим его на обочину, — говорит отец.
Я поднимаю голову.
— Зачем?
Отец морщится.
— Если его увидят, пока он не придет в себя, пусть думают, что это просто пьяница. Пока не надо, чтобы люди знали, на что ты способна.
Я беру человека за ноги, отец — за руки, и вместе мы тащим обмякшее тело в тень деревьев. Земля у меня под ногами подрагивает. Опустив человека наземь, я иду обратно к дороге.
По дороге несется пара черных лошадей. Тяжелые копыта ударяют по глине, выбивая облака пыли. За лошадьми летит повозка, сидящий в ней человек судорожно цепляется за вожжи. С треском лопается ремень упряжи, и лошади несутся еще быстрее. Я стою как завороженная, ужас сковывает мне ноги, а лошади все ближе и ближе.
— Ким! — кричит отец и дергает меня в сторону. Сердце уходит в пятки — огромные лошади проносятся мимо. Поднятый ими ветер треплет мой плащ. Отец прижимает меня к себе и держит до тех пор, пока я не перестаю дрожать.
— Запомни, — шепчет он, — если на тебя несется что-то большое, ты должна бежать. Поняла?
— Поняла, — говорю я, но на самом деле ничего не понимаю. — А почему мне инстинкты не подсказали убежать? Почему не сработали?
И правда, я же с места не могла сдвинуться.
— Иногда от неожиданности наши природные инстинкты тоже замирают. Поэтому ты всегда должна следить за тем, что происходит вокруг. Никогда не расслабляйся, ни на минуту.
— Не буду, — обещаю я. Мир за пределами нашего дома устроен так странно, что глядеть нужно в оба. Что ж, буду глядеть.
До нас доносятся приглушенные крики. Я отстраняюсь. Повозка перевернулась, но возницы не видно. Я ничего не успеваю сказать, а отец уже бежит к повозке, бормоча что-то себе под нос. Ноги у меня еще дрожат, но я ковыляю следом. Наверное, беднягу возчика накрыло повозкой. Надо ему помочь.
Отец оказывается у повозки раньше меня и пытается ее поднять. Я тоже берусь за деревянный борт, и вместе мы переворачиваем повозку и ставим ее на колеса. По-моему, она не такая уж тяжелая, но отец совсем запыхался.
Извлеченный на свет возчик издает вздох облегчения.
— Спасибо, спасибо! — благодарит он.
Отец помогает ему подняться.
— Ваши лошади убежали в сторону гор. Пожалуй, в одиночку вам их не поймать. Понадобится помощь.
— Да, разумеется! — Возчика пошатывает. Он снова благодарит отца, а потом ковыляет к городским воротам, придерживая одну руку другой.
Меня охватывает гордость. Отец спас этого человека, а я спасу всех остальных несчастных жителей Брайра.
Рука об руку мы идем по дороге обратно к лесу.
— Он поймает своих лошадей?
Отец смеется:
— Поймает, хотя повозиться придется.
— А я все правильно сделала? — спрашиваю я.
— Да, конечно. Ты превзошла все мои ожидания.
Идти мне становится легко-легко. Отец мной доволен. Что может быть прекраснее?
— Ты мне сегодня расскажешь о предназначении?
Он сжимает мою ладонь и похлопывает по плечу.
— Да, милая. Сегодня вечером ты узнаешь, зачем я тебя создал.
Я улыбаюсь ему так широко, что, кажется, зубами чувствую солнечное тепло.
Наконец-то я готова.
Вечером, когда жаркое съедено, а тарелки — вымыты, отец усаживает меня у камина. Пиппа лежит возле его ног и бдительно следит за каждым моим движением. Подозреваю, что летучая собачонка даже спит вполглаза — боится, как бы я ее не слопала.
Впрочем, зря боится, хоть я ее и дразню. Слишком уж она жилистая, на мой вкус.
До сих пор по вечерам мы с отцом читали у камина волшебные сказки. Но сегодня пухлый старый том остается на полке. Этим вечером меня беспокоят другие вещи. Мое дело. Моя цель.
Я сижу у очага на полу, возле отцовского кресла. Ноги я поджала под себя. Хвост все время норовит дернуться, и сдерживать его мне трудновато. В глазах отца я вижу любовь и восхищение. Он хочет, чтобы я наконец-то занялась тем, для чего была создана.
— Кимера, помнишь, что я тебе рассказывал о колдуне?
— Он убил меня и мать. И у других людей дочерей — тоже.
Отец кивает.
— Он проклял Брайр, наслал на город страшную заразную болезнь. Болезнь эта порождена магией и расползается, словно зараза. Она поражает лишь девочек. Взрослые и мальчики не болеют, они лишь переносчики. Колдун проклянет одного-единственного путника по дороге в город — и болезнь начинает распространяться. В Брайре пришлось ввести карантин для больных. Больше ничего не оставалось.
— А я? — спрашиваю я. — Я могу заболеть?
— Нет, — отвечает отец. — Я сумел обмануть колдуна. Ты не просто девочка. Ты еще и птица, и змея, и кошка. Проклятие тебя не коснется.
Я улыбаюсь. Отец все предусмотрел. Нас никакой колдун не перехитрит.
Отец вздыхает и откидывается на спинку кресла.
— Беда в том, что обычно сестры милосердия боятся идти в больницу, где установлен карантин. Больные девочки угасают день ото дня, но заботиться о них осмеливаются лишь бездетные женщины, а стерегут больницу от колдуна только те мужчины, у которых нет семей. Конечно, колдуну не составляет труда проникнуть в больницу, выкрасть девочку и бросить ее в темницу.
По коже пробегает холодок.
— А меня он тоже держал в темнице?
Отцовское лицо становится мягче.
— Не знаю, милая, — говорит он. — Когда я нашел тебя, все было уже кончено.
— Ты знаешь, где эта темница?
— Знаю. Она спрятана на виду у всего города, совсем как ты на дороге сегодня днем. Вот, я нарисовал карту. — Он вытаскивает из лежащей на столике книги лист бумаги и протягивает мне. — Ты проберешься к девочкам и освободишь их. Ты остановишь колдуна.
День девятый
Я впервые отправляюсь в город. Запихиваю плащ меж крыльев и лечу над лесной тропинкой, воодушевляя себя мыслями о своем предназначении. Солнце давно село, и луна подмигивает мне с неба, словно хочет подбодрить.
Славная будет ночь. Я сделаю все, как сказал отец. Я выведу девочек из темницы, и отец даст им лекарство от болезни, которую наслал колдун. Но без меня у отца ничего не получится. Я ему нужна.
Вот зачем он подарил мне ту книгу сказок. Читая о колдунах и магии, я начинала лучше понимать нашего коварного врага.
Из сказок выходит, что колдуны — народ лукавый, коварный: то они запирают в башнях девиц, то заколдовывают целые деревни, то насылают заклятия на поля, чтобы на них ничего не росло. Ну а здешний колдун придумал новый способ пакостить жителям Брайра, и что в этом удивительного?
Я сделаю все, что в моих силах, и остановлю колдуна. Он убил меня и мою мать. А теперь убивает девочек из Брайра.
Отец рассказал, что колдун много месяцев насылал проклятия на город, но незадолго до моей смерти пропал, притаился и принялся замышлять новые коварные планы. А потом — не прошло и года — появился снова. И теперь мы с отцом должны защитить город.
Деревья-великаны сменяются молодым подлеском с редкой листвой, и я опускаюсь на тропинку. В ушах у меня звучит отцовское напутствие:
