Алексей Слаповский - Пропавшие в Бермудии
Тут на Роджера свалился Ник, и они начали бороться.
И опять, как в компьютерной игре, у Ника появилось оружие, на этот раз для рукопашной схватки – зловещего вида армейский нож.
Но и Роджер не зря провел здесь столько лет, он кое-чему научился, и у него в руке тоже появился нож.
Вне себя от злости они набросились друг на друга, махнув одновременно ножами.
У Роджера появилась полоска на руке, а у Ника стало жечь ухо.
Тут они опомнились. Сели, тяжело дыша. Роджер рассматривал полоску, на которой выступили капли крови, и осторожно касался этих капель пальцем.
– Ты что, с ума сошел? – спросил он.
– А ты? Ты мне ухо отрезал! – закричал Ник, держа пальцы возле уха и боясь к нему притронуться, боясь обнаружить, что его уже нет.
Роджер посмотрел.
– Только чиркнул чуть-чуть. Сейчас.
Роджер вообразил большой комок ваты и несколько упаковок бинтов и пластырей. У него получилось.
Мальчишки стали промокать свои раны.
Ножи при этом исчезли.
– Перевязать надо, – сказал Роджер.
– Как ты ухо перевяжешь?
– Ну, пластырем заклеить. Только сначала промыть чем-то или смазать. И мне тоже, я заражения боюсь. Сепсис называется по-научному. Умереть можно.
– Чем ты смажешь?
– Йодом или зеленкой.
– Они жгутся.
– Я умею делать, какие не жгутся.
И Роджер действительно вообразил два пузырька – с бурой жидкостью и зеленой. Ник предпочел йод, а Роджер зеленку, потому что она пахла не так противно, как йод. При этом ни зеленка, ни йод не жглись, как и обещал Роджер, а вот был ли у них целебный эффект, неизвестно, но пострадавшие старались об этом не думать.
Смазав, заклеили раны.
– Опять «Фарм-три-плюс», – рассмотрел упаковку Роджер. – Терпеть не могу эту фирму, их пластыри потом только с мясом отклеить можно.
– А ты бы другую придумал.
– Я хотел. Только фиговина-то в чем: как подумаю про пластырь, сразу предупреждаю…
– Кого?
– Ну, свою фантазию. Чтобы она не подсовывала мне «Фарм-три-плюс». А она по закону подлости мне его как раз и подсовывает!
Тут раздался голос Ольмека:
– До закрытия осталось пять минут!
– Черт! Мы ничего не успели! – закричал Роджер. – Быстро пошли, наберем чего-нибудь!
– Отдай компьютер!
– Где я тебе его возьму?
Действительно, во время схватки компьютер куда-то подевался.
Ребята зарылись в шарики, отыскивая его.
– Осталось четыре минуты! – прогремел голос.
– Плюнь! – закричал Роджер. – Он, может, где-нибудь на дне! И его не найдем, и остального ничего не успеем взять!
Нику было жаль, но он понимал, что Роджер прав.
Они выскочили из комнаты с шариками, бросились к стеллажам и тут опомнились – а где их тележка?
Но такие же тележки стояли на каждом углу. Правда, они показались очень маленькими.
Ник придумал: он поставил по углам тележки две лыжи и две хоккейные клюшки, примотал их наскоро пластырем, а потом обернул картоном, который сорвал с упаковки телевизора.
Тележка стала намного вместительней.
Роджер и Ник наполняли ее, хватая, что попало.
Роджер при этом, видимо, опять захотел есть, потому что в его выборе преобладали продукты. На ходу он жевал колбасу. Чтобы руки были свободны (вернее, здоровая рука), он повесил кольцо колбасы на шею и просто откусывал, дотягиваясь до нее ртом.
– Осталась минута!
Тележка была уже полной.
Но можно же положить что-то и сверху!
И Ник наскоро что-то такое набросал.
– Если не успеем к выходу, в тележке ничего не останется! Все исчезнет! – поторапливал его Роджер.
И они, увидев надпись «Выход», покатили туда тележку. Старались делать это быстро, но осторожно.
– Осталось десять секунд… Девять… Восемь… Семь…
Перед самым выходом был небольшой порожек.
– Держи крепче, а то рухнет! – закричал Ник, когда колеса тележки переваливали через порожек.
И тут же тележка рухнула.
Причем рухнула как-то ненормально – не вбок, а прямо вниз – как рушатся взорванные дома (Ник видел это по телевизору).
– Что ты наделал! – закричал Роджер.
– Три! Два! Один! – отчеканил голос Ольмека.
И Дворец исчез.
– Дурак! Идиот! – со слезами в голосе вопил Роджер.
– А я-то при чем? – рассердился Ник. – Они нарочно там порог сделали!
– Не надо было кричать, что рухнет! Закричал – она и рухнула! Потому что ты это представил! Закон подлости, и тут закон подлости! – сказал Роджер с набитым ртом – колбаса осталась на его шее, и это его хоть немного утешило.
Глючка, кстати, тоже держала в пасти изрядное кольцо колбасы.
– Знаешь что, закон подлости, – окончательно разозлился Ник (и было на что: Роджер виноват, мешал ему, а теперь на него сваливает!). – Иди-ка ты отсюда!
– Ник, а как же… Ты обещал помочь… Улетный… Ну, ты понимаешь?
– Обойдешься! Мне он не нужен, мне и тут хорошо! И вообще, стану королем, запрещу даже думать, чтобы отсюда исчезнуть, понял?
– А Пит? Он же меня тут же отыщет. Так всыплет, что…
– И пусть всыплет! Чтобы ты под ногами не путался!
Роджер понял, что спорить с разозленным Ником бесполезно.
Они с Глючкой поплелись прочь. Роджер при этом очень внимательно смотрел по сторонам: ждал появления боцмана Пита.
И тот появился: на большой скорости подъехала машина, боцман выскочил из нее и бросился к Роджеру.
Тот вскрикнул и бросился наутек, а Глючка, завизжав, забилась под машину.
Ник этого не видел, он уже был у Ольмека.
– Молодец! – сказал зеленый Председатель. – А теперь, Ник, не обессудь, тебе придется немного побыть в школе. Времени мало, ты должен успеть стать первым учеником. Или хотя бы одним из лучших. Понимаешь?
– Понимаю, – сказал Ник без энтузиазма.
Ольмек улыбнулся и вручил ему коробочку.
Ник открыл ее и ахнул: мини-компьютер, тот самый!
– Спасибо…
– Только на уроках не играть! – предупредил Ольмек.
– Конечно, конечно, – пообещал Ник.
И был уверен, что сдержит обещание. В конце концов есть еще перемены. И в школе не весь день учиться. А можно потихоньку и на уроке – если не увлекаться… Минут пять. Максимум – десять.
35. О бермудийских школьных науках, о мыслях невольных, чужих и дурацких
Таким образом, Ник и Вик, выдержав испытание, были отправлены в школу – каждый в свою.
В школе Кривого Блюма почти все уроки вел лично директор: за сотню с лишним лет он стал специалистом во многих областях. Точно так же и в школе Солнца Лучезаровой преподавала преимущественно она сама. Основными науками были не математика, физика или какая-нибудь история, которые каждый может одолеть самостоятельно, благо времени для этого уйма, а совсем другие, те, которые трудно освоить без преподавателей.
Вкратце перечислим их.
Наука здоровья.
Самая главная наука Бермудии: о том, как правильно питаться, трудиться, спать, заниматься физкультурой и т. п. Местные врачи знают, что организм бермудянина не стареет по непонятным и не сообразуемым с законами природы причинам. Но бемудян подстерегают такие же опасности, как и обычных людей, – простуды, инфекции, расстройства различного рода, от которых можно тяжело заболеть и даже умереть. Вот всех и обучают, как этого избежать. Бермудяне охотно прислушиваются к рекомендациям, но не всегда их выполняют.
Наука будущего.
Самая важная наука Бермудии.
Привыкнув жить в изобилии, бермудяне тем не менее очень боятся, что когда-нибудь ресурсы вдруг станут ограниченными. (Возможность полного исчезновения ресурсов они не рассматривают – слишком страшно.) На этот случай у них готовы две теории, зависящие от того, как себя поведут люди. Если люди останутся более или менее спокойными, вступит в действие теория разумного распределения, когда каждому достанется всего поровну или по справедливости. Сам процесс распределения будет контролироваться по возможности органами власти на основе воли народа. Но такой исход маловероятен, поэтому вторая теория, выраженная формулой сначала бери, потом говори, учит, как выжить в условиях жестокого соревнования и даже войны за жизненно необходимые вещи. Таким образом, часто первая половина урока посвящена тому, как уступить ближнему, а вторая – тому, как, наоборот, успешнее вырвать у ближнего последний кусок.
Наука желанообмена.
Самая необходимая наука Бермудии.
Если вы живете в государстве, то ваша свобода государством и ограничена. В Бермудии вместо государства непонятно что, поэтому местные жители вроде бы имеют полную свободу. Но это не так. Бермудянин действительно свободен делать что угодно, пока он занят собой. Но как только он вступает в отношения с другими людьми, тут же все усложняется. Ты хочешь кинуть чем-нибудь в сидящего впереди товарища? Пожалуйста, ты свободен это сделать. Но и он свободен обернуться и дать тебе за это по лбу. Поэтому наука желанообмена сводится к тому, чтобы всякий, кто хочет что-то сделать другому человеку, должен понять, насколько тому хочется, чтобы с ним это сделали. То есть если хочешь шлепнуть Смирнову тетрадью по голове, сначала спроси себя, понравится ли это Смирновой.